Правительство представило программу немобилизационного ответа на экономическую войну

На совещании с президентом правительство подтвердило основные параметры экстренно разработанной антисанкционной программы: это изоляция финансовой системы, попытки сохранения работоспособности иностранной собственности в экономике РФ и борьба с бедностью движением к универсальному пособию. Среднесрочно программа выглядит ограниченно работоспособной, если экономика выдержит текущий уровень санкций. ЦБ в четверг, 10 марта, в опросе экономистов дал первые прогнозы на 2022 год — это падение ВВП на 8%, инфляция в 20%, курс доллара на текущем уровне, оценок будущей безработицы пока нет. Одна из уже очевидных проблем — разногласия с крупными частными компаниями, которые опасаются, что им предстоит война на два фронта: санкционное давление США и ЕС может быть дополнено неявным контрсанкционным давлением властей РФ.

Правительство в формате телеконференции в четверг провело совещание с президентом РФ о контрсанкционной экономической политике Белого дома. Содержательных новостей на совещании не было — большая часть антикризисных пакетов, основанных (см. “Ъ” от 10 февраля) на «пандемическом» опыте 2020–2021 годов, уже подписана на днях и реализуется. При этом параметры торгово-финансовой блокады РФ, созданной санкционными мерами большинства крупных экономик мира в ответ на военную операцию России на Украине, пока точно неизвестны — премьер-министр Михаил Мишустин почти не называл в выступлении цифр, как и министр финансов Антон Силуанов и профильные министры.

Первые более или менее счетные оценки реакции экономики РФ на санкционный шок в четверг опубликовал Банк России — это результат опроса 18 экономистов 1–9 марта.

По их оценкам, ожидается снижение ВВП РФ на 8% в 2022 году, рост в 1% в 2023 году и 1,5% в 2024 году — то есть некомпенсируемое, но не катастрофическое падение в течение года. Прогноз по инфляции — 20% годовых в 2022 году, 8% в 2023 году, 4,8% в 2024 году. Предполагается, что уровень нейтральной ключевой ставки сместился в окрестности 7% годовых, до 2024 года от ЦБ не ждут мягкой ДКП и ставки ниже инфляции. Курс доллара в оценках соответствует уровню 100–110 руб./$ c небольшим снижением к 2024 году. Из оценок следует ожидание аналитиками, не аффилированными с ЦБ, снижения реальных зарплат на 10% в 2022 году, на 1,5% в 2023 году и рост на 2% в 2024 году. Из этого, видимо, следует предположить и ожидания резкого роста безработицы сильно выше нейтрального уровня (до конца февраля 2022 года она была ниже), но опросных оценок, если они и были, ЦБ не публикует — как и прогнозов динамики реальных располагаемых доходов. Грубо можно оценить безработицу в реконструкции этих моделей в 7–9% в 2022–2024 годах, что коррелирует и с оценкой новых соцрасходов Минтрудом.

Взгляд правительства РФ на положение дел на совещании изложил Антон Силуанов:

«За последние две недели западными странами развернута, по сути, финансовая и экономическая война против России. Запад объявил дефолт по своим финансовым обязательствам перед Россией, заморозил наши золотовалютные резервы, всеми способами пытается остановить внешнюю торговлю, экспорт товаров».

Проблема и экономических прогнозов, и потенциальной эффективности ответных мер правительства в этой связи — в том, что реалистичные параметры «экономической войны» (масштаб влияния на ВВП логистического коллапса на торговых границах РФ и сбоя цепочек поставок, объем будущей внешней торговли, состояние внутреннего спроса) определятся не только первичными, но и пока непредсказуемыми вторичными эффектами санкций в увязке с «контрсанкциями» Белого дома.

Последние пока выглядят просто, но уже сейчас отчасти противоречиво. С одной стороны, ответ на изоляцию значительной части финансовой системы — отказ от чистой политики плавающего курса, валютный контроль и в ответ на замораживание международных резервов и части внешних активов, в том числе частных,— ограничение выплат внешнего долга, в том числе частного. Выступление и последующие комментарии Антона Силуанова были в этом отношении чисто «военными».

Хотя он отвечал на вопросы в основном по выплатам по внешнему госдолгу (РФ по крайней мере в случае евробондов намерена резервировать выплаты по ним в рублях с конвертацией в валюту долга только при разморозке международных резервов), конфигурация «контрсанкционных» указов президента делает довольно неопределенной возможность крупных компаний вести экспортный бизнес as usual — на обслуживание валютного долга экспортер должен получать разрешение де-факто в Минфине. Это, строго говоря, является вмешательством в полномочия частного бизнеса, и без того обремененного и 80-процентной нормой продажи валютной выручки, и в значительной части случаев — санкциями против владельцев компаний и экспортной блокадой.

С другой стороны, важнейшей угрозой Белый дом видит уход или приостановку деятельности крупных иностранных компаний на рынке РФ — их сотни, часть принимает решение из солидарности с Украиной или под давлением собственных юрисдикций, часть — оценивая последствия санкций против РФ, часть — в ожидании будущего резкого спада спроса, логистических и собственных финансовых проблем. Несмотря на видимое единство в рядах власти, по сути, есть две точки зрения на то, как на это должна реагировать властная корпорация в РФ: механизм «ускоренного банкротства» (предложено «Единой Россией») и механизм временного «внешнего управления» производственными комплексами — видимо, компетентными российскими конкурентами.

Вопрос о том, готовы ли крупные российские компании одновременно продолжать работать в мировой торговле и управлять, по существу, конфискованными активами западных конкурентов в РФ, им задавался вряд ли.

Теоретически из «национализационной» полемики в РФ может успеть вырасти крупная и разрушительная политическая кампания. Совладелец «Интерроса» Владимир Потанин в четверг высказал ряд сомнений в возможности и необходимости реализовать такого рода курс — он, вероятно, выражает мнение многих крупных предпринимателей. Помимо приведенной очевидной аналогии «национализации» с событиями 1917 года (национализация иностранных и частных предприятий в 1917–1920 годах под руководством большевиков) он заявил о необходимости вывести «из-под действия существующего положения о валютных ограничениях текущее обслуживание внешнего долга» — речь идет о частном долге. Владимир Потанин заявил о риске кросс-дефолтов множества крупных публичных компаний, на деле же речь, видимо, идет и о более широкой проблеме — решая вопросы спасения экономики РФ, власть в стране может в «контрсанкционных» целях ограничить возможности компаний адаптироваться и сохранять свои отношения с мировой экономикой: «контрсанкции», и из разговоров “Ъ” с представителями крупного бизнеса, часто воспринимаются как возможный «второй фронт» против него, притом что первый в виде персональных санкций открыт ЕС, США и Великобританией.

Наконец, третья составляющая реакции Белого дома на кризис — корректировка бюджетной и социальной политики. Минфин ожидает, что рост цен на углеводороды компенсирует и возможное снижение потребления, и падение ненефтегазовых доходов. Минтруд, явно продвигая идею универсального пособия по бедности, размораживает поддержку семей с детьми — на это бюджету нужно около 500 млрд руб. в 2022 году. Впрочем, это, очевидно, расчет в «рублях сегодняшнего дня» и при низком прогнозе роста бедности: более или менее корректно параметры будущих доходов РФ можно будет определить только после прояснения реального объема экспорта и цен на него. До этого придется пережить действие санкционного цунами и мгновенных последствий торговой блокады в течение следующих недель. Дело тут не только в курсе доллара, но и в доступности критически важных товаров и технологий для экономики РФ, и в наличии альтернативных «мобилизационных» инициатив у власти, да и в самой способности развитого экономически общества адекватно пережить шок масштаба, с которым оно в реальности сталкивалось лишь в 1991 и 1998 годах.

Дмитрий Бутрин