Четыреста лет традиций
Марина Бюрнье о семейном деле
Мы встретились с Мариной Бюрнье впервые почти полтора года назад, в ноябре 2020-го, и услышали не просто историю российского виноделия со швейцарскими корнями, но историю людей, которые однажды решили, что вино может стать частью культурной, экспортной концепции, как музыка или искусство, у которых нет национальности, а есть только объединяющая сила. В швейцарском Вюлли у супруга Марины Рено уже есть виноградники — семья Бюрнье владеет ими около 400 лет. Когда Рено учился в Высшей школе виноделия в Ньоне, профессор много рассказывал студентам о юге России как об интересной для виноделия земле. Отчасти поэтому Рено и Марина были одними из первых, кто разглядел потенциал Краснодарского края и понял, что в его жарком климате могут рождаться уникальные вина. Приехав в Москву в 1995 году и не найдя на полках магазинов ничего интереснее советского шампанского, они задумали не просто переезд, а нечто большее: они решили, что именно здесь, в России, смогут вырастить свой особенный сорт винограда, который станет отражением и проявлением национального духа и колорита.
—Вы помните свой приезд? Почему вы вообще вернулись тогда из Швейцарии, все-таки время не очень способствовало путешествиям?
—Ну, во-первых, я очень хотела домой. Я уехала сразу после окончания МГИМО, получив грант от университета в Берне, и просто хотела обратно. А Рено, он, знаешь, всегда грезил Россией. Дело в том, что у него были такие романтические представления обо всем. Тетя его прабабушки была гувернанткой в России в царское время. Потом она эмигрировала с великокняжеской семьей в Скандинавию и вернулась в Швейцарию в очень пожилом возрасте. И когда он был маленьким, на семейных праздниках собирали детей вместе, и она им рассказывала истории про Россию. Так что он с детства представлял себе, что Россия — это такая прекрасная страна, такая сказочная, потому что она-то рассказывала им про дворцы, про балы, про красоту и мужество русских. Кроме того, стоит заметить, что в Швейцарии есть настоящий культ Александра Васильевича Суворова, все знают подробности его похода, везде в горах таблички с его именем, и все это окружало Рено с детства. Потом, конечно, ему, как профессиональному виноделу, было интересно попробовать российские вина. Мы тогда метались по Москве, и ответ везде был один: либо «российского вина не бывает», либо «бывает, но очень плохое, лучше не пробовать». Его это, конечно, очень удивляло, он-то помнил еще с институтских времен, что у нас очень хорошие условия для виноградарства, ну и вообще такая страна, как Россия, обязана иметь свое вино, потому что это прежде всего национальная гордость. Ты, наверное, не знаешь, но тогда даже в посольстве России разливали новозеландский совиньон. Например, в Швейцарии законом запрещено использовать на государственных мероприятиях иностранные вина.
—Вы в это время занимались виноделием в Швейцарии?
—Да, у нас есть виноградник в Швейцарии, семья Рено владеет им около 400 лет, мы никак не продвигаем этот проект сейчас, но тогда именно благодаря ему нам пришла в голову идея переехать в Россию и искать место под виноградник в Краснодарском крае. В 1999 году был юбилей перехода Суворова через Альпы, и мы совместно с российским посольством в Берне делали специальный релиз вина «Суворов». Посольство разрабатывало этикетку, они приезжали собирать виноград, и в итоге это вино появилось на всех юбилейных мероприятиях. На одном таком торжественном обеде была делегация из Краснодарского края, они подходили к нам буквально со словами «вот бы нам такое вино». В итоге 14 сентября 1999 года мы приехали сюда по приглашению руководства Краснодарского края, нас позвали на сбор винограда. И я до сих пор помню, как Рено выходит из машины, автоматически берет первую ягоду и пробует. Это оказался «красностоп».
Его еще дедушка учил, что настоящие виноделы определяют потенциал винограда и его спелость на вкус.
Рено всегда говорит: «Лаборатория — это ерунда. Лаборатория у винодела должна быть во рту». И он тогда сказал: «Боже мой, мне никто из моих коллег в Швейцарии не поверит, что в России есть такой виноград. Здесь можно делать лучшие вина». Он сразу это сказал, по одной ягоде «красностопа». От нас все тогда хотели, чтобы мы привезли сюда международные сорта — «каберне-совиньон», «мерло», но кому они нужны, в мире десятки тысяч вин этих сортов, и сделать что-то выдающееся очень сложно. Так что мы стали искать участок именно под местный сорт «красностоп золотовский».
—Это долгий процесс? Сколько времени нужно, чтобы найти участок под виноградник?
—Мы искали три года, приезжали семь раз и по каждому участку делали замеры, метеорологические сводки, это были часы и часы разговоров со старыми агрономами, чтобы понять, как выращивали здесь виноград раньше, что получалось, а что нет.
Кроме того, вино — это все-таки живой продукт, и настоящим виноделием без души заниматься невозможно, поэтому нам было важно почувствовать участок, это как в свой дом приходишь. В какой-то момент мы уже немного отчаялись и хотели улетать, и вдруг по дороге в аэропорт Рено издалека увидел склон. И он ему очень напомнил наш швейцарский виноградник по расположению. Он говорит: «Поехали туда». Ему говорят: «Рено, мы опаздываем на самолет». Он: «Нет, поехали туда». Мы проехали по этой дороге, там ничего не было. И вот он побежал бегом, потому что мы опаздывали на самолет. Он добежал до самого верха холма, встал и говорит: «Если у нас будет виноградник в России, он должен быть здесь». Он почувствовал особую энергетику этого места. Здесь были остатки виноградника, и надо было все выкорчевать и вычистить и потом начать все заново, вот тогда Рено мне сказал: «Занимайся!» Это было 20 лет назад.
—Тебя не пугало, что это, мягко говоря, утопичная идея и, может, никому не нужная и вряд ли окупится?
—Рено — романтик, каждый винодел отчасти романтик, и в тот момент самым важным для нас было показать, что в России можно делать не просто хорошее вино, а отличное. Это, кстати, одна из причин, почему мы хотели написать название по-русски. Тогда, в 2005 году, нам все говорили: зачем вы пишете по-русски, написали бы по-французски, чтобы никто не догадался, что это русское вино. Рено всегда говорил мне на это: «Я приехал в Россию для того, чтобы сделать русское вино». Никто даже представить себе не может, сколько критики было в наш адрес из-за этого решения, но для нас по-настоящему важно было написать свою фамилию и объяснить людям, что мы лично, Марина и Рено Бюрнье, наши семейные традиции и 400 лет существования семьи потомственных виноделов стоят за этим вином. Очень вдохновляет, когда именитые виноделы пробуют и восхищаются нашим вином. Однажды наш друг француз Рафаэль Рейбьер, сын владельца Шато-д’Эстурнель, попробовав наш «Красностоп», заявил швейцарцу Рено: «Ну вы, русские, даете. Вы даже с вином умудрились из одного сорта сделать каберне-совиньон и мерло вместе». Вот это для нас очень важно — показать российский терруар и потенциал всему миру, мне хочется всем сказать: посмотрите, здесь мы можем делать прекрасные вещи! Именно поэтому мы рассматриваем вино как часть культурной, экспортной концепции, как музыку или искусство.
И я хорошо помню, когда мы начали производство здесь, в этот момент просто появился смысл жизни, цель: соединить российский терруар, эту землю и европейский подход.
А для Рено это вообще подвижничество, я не устаю смеяться над тем, как он проводит дегустации на международных выставках — он предлагает наш «Красностоп» всем иностранцам со словами: «Идите, попробуйте вкус русской земли!»
—Прошло больше 20 лет, виноградник входит в свой лучший возраст, у вина много поклонников, оно признано и в России, и за границей, можно наконец почувствовать, что все не зря?
—Мы столько делаем, но я не знаю, ценится ли это. Хочется какого-то признания со стороны российского правительства. Если бы было признание, то можно было бы сказать, что ты не зря прожил свою жизнь, не зря столько инвестировал в эту отрасль. Сейчас нам важно, что мы смогли реализовать наше видение, что мы не просто это делали, а делали в интересах страны в том числе. Мы начали наш разговор с того, что вино — это очень важный продукт на международной арене. И это действительно волшебный инструмент для общения и соединения людей.