Наталья Осипова о работе на западной балетной сцене в сегодняшних условиях

Одна из самых известных русских балерин в мире, прима лондонского Королевского балета Наталья Осипова, уже восемь лет работает в главной английской труппе. Украинские события, спровоцировавшие волну отмен и критики русских артистов на Западе, совпали с ее выступлениями в «Лебедином озере» на сцене «Ковент-Гардена». После очередного спектакля Наталья Осипова рассказала Марии Сидельниковой о том, какой прием ей устроили англичане-зрители и соседи, о ставках на будущее в криптовалюте и амбициях худрука.

— Вы единственная русская прима-балерина в исконно английской труппе Королевского балета. Какая была реакция руководства, коллег, публики? Вы же танцевали «Лебединое озеро» 3 марта, спустя неделю после того, как все это началось.

— В труппе есть еще Вадим Мунтагиров, но он гораздо дольше живет в Великобритании. И он, кстати, открывал эту серию «Лебединого». Нас даже было вместе поставили, потому что его постоянная партнерша Марианела Нуньес подхватила ковид. Потом все-таки решили, что двое русских для премьерного вечера, когда в зале вся пресса, это, наверное, не лучшее решение в сложившейся ситуации. Если честно, я вообще не понимала, имею ли право выходить на сцену, хотят ли меня там видеть. Мне казалось, что нет. Представьте: перед спектаклем директор произносит речь, звучит украинский гимн и следом выпархивает русская балерина. Тяжелее спектакля у меня не было за всю карьеру, хотя поддерживали и коллеги, и директор Кевин О’Хара, который говорил, что меня любят не за национальность, а за мое искусство, что ничего не изменилось. Головой-то все понимаю, но стресс берет верх, на сердце больно. Внутренне была готова, что сейчас кто-нибудь из зала крикнет «уходи со сцены» или еще какую-нибудь гадость. Складываю руки и вижу, как пальцы трясутся! Но мне зааплодировали. Первый акт прошел, стало полегче. А когда зашла за кулисы, чуть в обморок не упала. Думала, не смогу танцевать второй акт. Потом собрала волю в кулак и сказала себе: это твоя работа, ты не имеешь права. Стоило выйти на черное па-де-де, как публика начала визжать, радоваться, поддерживать как никогда. И меня отпустило: я на своем месте, ненависти нет.

— Есть ли изменения в репертуаре театра? У вас впереди «Месяц в деревне» Фредерика Аштона по Тургеневу. Не отменяют русские названия? Чайковского?

— Могу говорить только за балетную компанию: ничего не отменяют, все по плану. Как можно отменить Чайковского? Он часть мировой культуры. Русские названия есть везде, особенно в балете. Тогда придется половину классических балетов снимать из репертуара. И если до конца идти, то и нас с Вадимом надо уволить. Но я все-таки надеюсь, что охота на ведьм не начнется. Здесь цивилизованное общество, люди все понимают и поддерживают.

— Просили ли вас определиться с позицией?

— В театре от меня никто ничего не требовал. Но проскакивали комментарии журналистов, какие-то реплики доносились в том смысле, что артисту нужно определиться, потому что нам может быть не по пути. Но у нас в труппе такого нет. Более того, все переживали, что Большой театр не приедет летом на гастроли. В Лондоне и Большой, и Мариинку очень любят, их выступлений всегда с нетерпением ждут и публика, и артисты. В чем виноваты талантливые люди, которых лишают возможности делиться своим искусством? Я считала и продолжаю считать, что искусство не имеет национальности, искусство не имеет цвета кожи, только талант имеет значение. И мне больно наблюдать, как эта ситуация распространяется на артистов. Мы не занимаемся политикой. Кричать со сцены лозунги — не наша работа. Мы тоже люди, мы переживаем глубоко, и нам больно. Моя позиция однозначная: я не приемлю насилия, ему нет никаких оправданий. Меня как русскую балерину и просто человека эта ситуация раздирает на части. Но моя работа — выходить на сцену и дарить любовь. Надо перестать отыгрываться на артистах и давить на нас. Мы этого не заслуживаем.

— Вы доносите эту позицию до театральных менеджеров, хореографов, местных продюсеров? Говорите, что подобные требования ставят под удар артистов, а не политиков?

— Да. Я многим объясняла и в театре, и моим коллегам, которые спрашивают, почему артисты молчат, что есть определенные условия, которые могут испортить карьеру, отношения, работу, что нужно очень аккуратно подходить к этому вопросу. Одно дело, когда ты имеешь возможность уехать или уже уехал. И совсем другое, когда ты работаешь в труппе.

— А как обстоят дела с вашими личными артистическими проектами вне театра? Они не пострадали?

— В прошлом декабре на фестивале в Эдинбурге мы выпустили премьеру «Кармен». Это современный большой спектакль, который я танцую со своим мужем Джейсоном Киттельбергером и с Исааком Эрнандесом, а поставила его замечательная Диди Велдман. И в мае у нас запланированы гастроли в Лондоне. Я переживала, что они могут сорваться, так как билеты продаются на мое имя, а оно, естественно, ассоциируется с Россией. Но в итоге спектакль, я надеюсь, состоится. Заявки на гастроли есть, все мои личные поездки и выступления пока в силе. Сейчас буду танцевать в «Жизели» в Аргентине, летом ставим с Джейсоном новый спектакль. Работы много.

— Россия есть в планах?

— Не думаю, что в ближайшее время меня можно будет увидеть в России.

— Чувствовали ли вы поддержку со стороны русских коллег?

— Один мой любимый дружочек написал мне, да. Были и негативные сообщения, но я не обращаю на них внимания. Многие артисты писали с просьбами помочь, советовались про работу. Видимо, хотят уехать.

— Как вам кажется, театры готовы их принимать? Тот же «Ковент-Гарден», например?

— Не уверена. В Королевском балете исторически мало русских, Ирек Мухамедов был, сейчас Вадим и я. Но у меня просто так жизнь сложилась, а так-то это очень закрытая труппа. Вот Английский национальный балет — более международная компания, там больше русских. Но я хочу верить, что все, кто захочет уехать, смогут получить работу и национальность не будет определяющим фактором.

— По вашим ощущениям, русская культура теперь надолго изгой?

— Надеюсь, что это временное явление. Все будет зависеть от политической ситуации. Год, два... не знаю, сколько это может продлиться. Но ведь даже в советские времена сохранялись культурные связи.

— А в повседневной жизни сталкивались с русофобией?

— Как говорит мой муж, в любой национальности найдутся прекрасные люди, готовые «поддержать». Вот и у меня нашлись. Мы живем в доме, район разношерстный — есть евреи, американцы, британцы. И одни соседи все-таки посоветовали убраться восвояси и сделали это очень вовремя, как раз перед спектаклем. Я эмоциональная, мне было очень больно и страшно. Не знаю, как я пережила это «Лебединое».

— В конце прошлого года вы стали первой балериной, прыгнувшей в неизведанный модный мир NFT. Расскажите, как вам пришла в голову эта идея и в чем ее особенности, учитывая балетную специфику?

— Идею подала моя подруга Наталья Цуканова. В арт-мире только и разговоров, что про невзаимозаменяемые токены (NFT). Люди, которые занимаются криптовалютой, обмениваются разными виртуальными вещами. И мы подумали, раз есть такая новая тенденция, раз продаются картины, почему бы не попробовать записать танец. Понятно, что среди адептов крипты балет не то чтобы в почете, но есть состоятельные балетоманы, которых это может заинтересовать. Мы записали два фрагмента из «Жизели», по полминуты, и один современный номер, который я танцую вместе с Джейсоном. Торги проводил дом Bonhams. И мы неплохо заработали для первого раза. Теперь хотим выпустить новую коллекцию NFT.

— К вопросу о будущем: где и в каком качестве вы себя видите лет через пять-семь, когда танцевальная карьера будет подходить к концу?

— Мы много работаем вместе с Джейсоном, ставим спектакли. Под все это создали продюсерскую компанию и надеемся, что однажды наша инициатива вырастет в самостоятельную труппу с постоянными артистами. Я люблю танцевать и буду танцевать столько, сколько позволит тело, хотя ко многим партиям начинаю остывать уже сейчас. Но мне все больше нравится руководить. У меня есть вкус, свой взгляд, представление о том, как должен развиваться танец, как составлять репертуар, мне хочется делиться с артистами своим опытом. Мне хочется попробовать себя в роли худрука, а будет это своя компания или чужая, поживем — увидим.