Еда с Алексеем Зиминым

Десять лет назад я был во Львове на ресторанной конференции. Помню новый аэропорт, построенный к футбольному Евро с расчетом, что дальше здесь будет интернациональный хаб, через который немцы и поляки будут летать в Таиланд и Индию. Очень современный, с потолками, парящими где-то на уровне облаков, и используемый на десятую часть возможностей. Дальнейшее помню смутно, потому что принимающая сторона приехала встречать нас с магнумом тминной настойки. Штука это совершенно жуткая, думаю, сравнимая с чистящим веществом «Крот», которое Бари Алибасов зачем-то держал в холодильнике, а потом выпил, приняв за йогурт.

Надо отдать должное: после тминной тебе просто плохо, но госпитализации не требуется. Достаточно пары бокалов «Славутича».

Хорошо, трех.

Мне рассказывали, что львовчане не переваривают русских, и что там есть ресторан «Змиивка», прямо напротив ратуши, где, как в Японии времен Гулливера, надо отречься от собственной идентичности и прокричать «Смерть москалям!», чтобы войти и выпить тминной настойки. Но выяснилось, что это не так, и этот выкрик примерно то же самое, что великий чеховский образ из повести «Степь»: «„Наша матушка Расия всему свету га-ла-ва!" —запел вдруг диким голосом Кирюха, поперхнулся и умолк. Степное эхо подхватило его голос, понесло, и, казалось, по степи на тяжелых колесах покатила сама глупость».

В очередной раз рекомендую эту повесть, она была растащена в советские годы на бессмысленные диктанты, но она — лучшее, что было написано на русском языке. И до сих пор непревзойденное совершенство.

«Змиивка» тоже была неплоха, но не совершенна. Сало, тминная — у всего этого есть конечные перспективы. Я, собственно, сказал это хозяевам. Сказал, что не вижу масштаба.

Они поговорили между собой на украинском, а потом сказали мне на русском: тогда нам надо поехать за город.

И мы поехали. Был март, темно, почти ночь, непонятно, равнина или город. Мы ехали на запад, я включил GPS и понял — куда-то в Карпаты.

В салоне машины так пахло тминной настойкой, что казалось, тебя везут непосредственно в бутылке. Я открыл окно и закурил, чтобы избавиться от этого клаустрофобического делириума. Почти сразу автомобиль притормозил. Мы приехали в какой-то санаторий, где элементы советского брутализма были элегантно вписаны в окружающую ночь.

Рядом с парадным входом горел аккуратный костер, над которым висела кастрюля, и человек, лица которого было не разглядеть, монотонно мешал содержимое кастрюли. Искры взлетали вверх и исчезали среди немногочисленных мартовских звезд.

Мне принесли миску, которую трудно было держать в руках, настолько она была горячая. Миска пахла грибами, салом и кислым сыром.

«Это банош»,— сказано было тоном, как будто это как минимум аяуаска.

Я попробовал на кончике ложки горячую биомассу, и по телу разлилась смесь энергии и расслабленности. Наверное, примерно то же самое чувствуют атланты, держащие землю на каменных плечах.

Это была просто кукурузная каша. Не так. Это была кукурузная каша, в которой был собран весь жир и протеин этого мира. Она грела душу и подмораживала рассудок. Тминная настойка, которая тут же образовалась из темноты, рядом с этой кашей была как капля весеннего дождя.

«Как это готовить?» — спросил я, чтобы просто что-нибудь спросить.

Оказалось, ничего сложного.

Смешиваешь грибной бульон (50 граммов сушеных белых на литр воды, щепотка соли и щепотка черного перца) с литром сливок и варишь полчаса на медленном огне. Потом добавляешь кукурузную крупу как для поленты и на том же медленном огне варишь, постоянно помешивая, еще 20 минут. Потом заправляешь банкой жирной сметаны и натертой брынзой, перемешиваешь, снимаешь с огня и заправляешь свиными шкварками.

«А тминную не нужно лить?» — я попробовал пошутить.

«Тминная должна быть в тебе, дружище. Много, много тминной. Так будет вкуснее».

Алексей Зимин – главный редактор сайта «Еда»

Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram