На экранах «Роман служанки» Евы Хассон

В прокате драма Евы Хассон «Роман служанки» (Mothering Sunday) — экранизация новеллы букеровского лауреата Грэма Свифта, опубликованной в 2016 году. У француженки, снимающей британскую жизнь, вместо истории о классовых различиях, писательском ремесле и силе воспоминаний получилась изящная зарисовка о быстротечности времени, считает Юлия Шагельман.

Материнское воскресенье — так в Англии называют четвертое воскресенье Великого поста, день, когда дети по традиции дарят подарки матерям (не путать с Днем матери, американским праздником, который в Соединенном Королевстве начали отмечать только после Второй мировой войны). Это также день, когда в старой доброй Англии, обманчиво хорошо знакомой нам по «Аббатству Даунтон» и другим бесчисленным сериалам и фильмам с трехсотлетними газонами, сэндвичами с огурцом, смол-токами и файф-о-клоками, было принято отпускать прислугу на полный выходной, чтобы горничные, кухарки, лакеи и дворецкие навестили своих матерей. Такой вот день, теплое не по сезону воскресенье 30 марта 1924 года, становится решающим в судьбе служанки Джейн Фэйрчайлд (поразительно органичная Одесса Янг), молодой сироты, которой некого навещать, поэтому она «свободна делать все, что заблагорассудится», как с оттенком меланхоличной и наивно слепой к социальному неравенству зависти замечает ее хозяин мистер Нивен (Колин Ферт).

Однако меланхолия, разлитая в фильме, глубже, чем просто чье-то сожаление о том, что приятный солнечный денек придется провести за выполнением неких формальных обязанностей. Она задается первыми же словами, которые звучат как зачин грустной сказки: «Давным-давно, еще до того, как мальчики были убиты…» Убитые мальчики — это погибшие на Первой мировой сыновья Нивенов, их соседей и друзей Шерингемов и еще множества семей, богатых и бедных (позже в картине мелькнет газетный заголовок с цифрой потерь, которыми пришлось заплатить за победу). Шерингемам еще «повезло», их младший сын Пол (Джош О’Коннор) был слишком юн, чтобы уйти на фронт, поэтому остался в живых. Теперь все мечты и надежды сосредоточены на нем: он должен жениться на дочке третьего соседского семейства, Эмме Хобдей (Эмма Д’Арси), до войны собиравшейся замуж за Джеймса Нивена,— не по любви и даже не из-за денег, а для того, чтобы и родители, и их друзья, и он сам, и невеста наконец смогли поверить (или притвориться), что жизнь продолжается. Те старательно включаются в эту игру — кроме миссис Нивен (Оливия Колман), не сумевшей и не желающей смириться со своей потерей.

Пока Нивены, Шерингемы и Хобдены собираются на предшествующий свадьбе праздничный обед, Пол встречается с Джейн в его опустевшем на одно воскресенье доме. Это далеко не первое их свидание — тайная связь длится уже несколько лет,— но оба понимают, что оно, скорее всего, станет последним, поэтому стараются уместить в эти несколько часов все, чего не успели или не могли себе позволить раньше. Медленно раздеться, долго наслаждаться телами друг друга при свете дня, задумчиво курить, не торопясь снова прикрыться одеждой, статусом, такой ощутимой разницей между джентльменом и прислугой. Камера оператора Джейми Рамсэя внимательно наблюдает за ними, приближается почти вплотную, так, что видны волоски и веснушки на коже, мельчайшие оттенки жестов, взглядов: его — ускользающего куда-то в те дни, когда братья были еще живы и можно было пока не становиться взрослым, ее — упорного и сосредоточенного даже в минуты разморенного посткоитального блаженства.

Эта способность все подмечать, не упускать сути, не обманываться внешним обликом людей и вещей еще сослужит Джейн свою службу: она станет писательницей. В эпизодах, перемежающих события бесконечно длинного Материнского воскресенья 1924 года, мы увидим ее, живущую новой жизнью с новым мужчиной (Сопе Дирису). В этих сценах картинка, то акварельно прозрачная, то почти осязаемо тактильная, как будто обретает резкость: Джейн наконец становится самой собой — и к чести Одессы Янг, ей удается убедительно передать внутреннее взросление своей героини, несмотря на не самый удачный возрастной грим (в более поздних сценах уже совсем пожилую Джейн играет Гленда Джексон).

Однако в мыслях она постоянно возвращается в мартовский день, ставший одним из определяющих в выборе ее жизненного пути. Если одной из основных тем книги-первоисточника было то, как впечатления переплавляются в воспоминания, а те — в отшлифованные и расставленные в единственно правильном порядке слова на бумаге, то в фильме работа писателя выглядит такой же бесплодной попыткой остановить бег времени, как усилия беркширских сквайров поддерживать декорум нормальности после того, как все самое страшное уже случилось. Но, в отличие от них, она позволяет Джейн вырваться из заданных для нее еще при рождении социальных трафаретов. И, единственной из всех героев фильма, обрести не только покой и волю, но и что-то очень похожее на счастье.