«Ельцин дал времени все расставить по местам»
Степашин, Хасбулатов и Коржаков делятся воспоминаниями о первом президенте России
По случаю 15-летия со дня смерти Бориса Ельцина «Ъ» спросил его друзей, соратников и противников, какое у них самое яркое воспоминание о первом президенте России.
Сергей Степашин, в 1994–1995 годах директор ФСК и ФСБ, в 1997–1999 годах министр юстиции и внутренних дел, первый вице-премьер, в мае—августе 1999 года председатель правительства:
— Первая встреча! 8 мая 1990 года Борис Николаевич, кандидат на пост председателя Президиума Верховного Совета РСФСР, встречался с народными депутатами от Ленинграда. Прекрасный оратор и симпатичный человек, он был в великолепной физической форме и приятным в общении. Встреча была очень теплая, яркая, запоминающаяся живым и интересным обсуждением проблем страны. Говорил то, что думал, и этим очень располагал к себе.
Руслан Хасбулатов, в 1991–1993 годах председатель Верховного Совета России:
— То, что у меня сохранилось от периода правления Бориса Ельцина и впечатлений от его личности,— это ощущение абсолютного зла. И дело не во мне, не в обиде за должности и звания, страна потеряла столько за годы его правления, что для того, чтобы вернуть утраченное, понадобятся десятилетия.
Михаил Краснов, в 1995–1998 годах помощник президента России по правовым вопросам:
— Прежде всего Борис Николаевич запомнился тем, что даже в критических ситуациях я никогда не слышал от него ни одного матерного слова. И еще ко всем, даже самым близким помощникам, он никогда не обращался на «ты», что, например, кардинально отличало его от Михаила Горбачева. Даже в пиковой ситуации, когда, например, президент распекал нас, его советников и помощников, за отсутствие внятной программы реформы государственного управления, он не изменил этим принципам поведения.
Александр Коржаков, в 1991–1996 годах руководитель Службы безопасности президента Бориса Ельцина:
— В фильме «Начало» героиня Жанна д’Арк в исполнении Чуриковой жестко говорит: «Повесить предателя!» В России народ великодушный, но предателей не вешали — сажали на кол! Ельцин предал не только меня, он предал народ. И дожил он недостойно, хотя закончить должен был на колу...
Михаил Федотов, в декабре 1992 года— августе 1993 года министр печати РФ:
— Ярко помню 19 марта 1993 года, когда президенту Ельцину положили на подпись проект указа об особом порядке управления страной, в котором был пункт о закрытии ряда оппозиционных СМИ. Я в тот день был в Варшаве на Общеевропейской конференции министров информации, и, когда мне позвонили из администрации, потребовав согласовать проект, я ответил, что данный пункт нарушает Конституцию и закон о СМИ, и я не смогу защитить его в Конституционном суде. Сказал, что если он останется в указе, то немедленно подам в отставку. Мне парировали: в стране чрезвычайная ситуация, на что я ответил: «Тем более меры должны быть абсолютно законные»!
Указ Ельциным был подписан, но пункта о закрытии оппозиционных СМИ в нем уже не было. Впоследствии, 4 октября, деятельность этих газет была на короткий срок приостановлена в рамках введенного чрезвычайного положения. К тому моменту я уже был назначен послом при ЮНЕСКО, и свобода слова осталась вне сферы моей ответственности. Ельцин не раз замахивался на свободу прессы, но вовремя останавливался.
Михаил Полторанин, в 1990–1992 годах министр печати и массовой информации, в 1992 году вице-премьер правительства РФ, в 1993–1995 годах депутат Госдумы:
— Когда я был министром печати, то Ельцин каждое утро звонил мне и спрашивал, что пишут газеты, в том числе в регионах. Через ТАСС мы наладили мониторинг, когда корреспонденты агентства на местах ходили на рынки, спрашивали цены, узнавали, чем недовольны люди. Информация поступала в Москву, ее докладывали президенту и публиковали в газетах. И в 1992 году Ельцину это нравилось.
Когда же он забронзовел, то перестал этим интересоваться. Прессу и критику в свой адрес терпел, потому что мы вытащили его наверх, начиная с октября 1987 года. Когда же его власть окрепла, то пресса перестала быть ему нужна.
Сергей Шахрай, в 1991–1996 годах вице-премьер правительства, министр по делам национальностей и региональной политики, соавтор Конституции 1993 года:
— Ельцин дал времени все расставить по местам и все решить... Мало кто помнит или понимает, что историческая роль первого президента проявилась еще в том, что он не тронул ни одного бывшего номенклатурного лидера КПСС. Физически и политически не тронул. И это тоже стало хорошим противоядием от гражданского противостояния и гражданской войны. А ведь были горячие головы… У нас чуть что, так готовы повесить на первой осине. Причем неважно — демократы, коммунисты, монархисты,— абсолютно одинаковая реакция.
Сергей Станкевич, в 1991–1993 годах советник президента России по политическим вопросам, руководитель Российского общественно-политического центра:
— Самым ярким эпизодом в биографии первого президента России для меня остается его очень мужественное появление на броне танка в середине дня 19 августа 1991 года в Москве возле Дома правительства. Ситуация была довольно драматическая. С утра в Москве организаторы ГКЧП ввели военное положение. Ельцин многим рисковал, появившись на открытом месте и привлекая к себе внимание. Его пытались отговорить от такого шага, ограничиться текстовым заявлением. Но он настоял на выступлении с танка, адресуясь к собравшейся большой толпе.
Это событие, запечатленное на снимках и в телерепортажах, разошлось по стране и по миру. Пожалуй, это был пиковый момент для Ельцина как политического борца и национального лидера. Образ Ельцина на танке на московской набережной стал частью современной истории России.
Сергей Филатов, в январе—ноябре 1991 года секретарь Президиума Верховного Совета РСФСР, в 1993–1996 годах руководитель администрации президента РФ:
— Ельцина столько долбали номенклатура и коммунисты, что он запомнился как боец. Он скромничал, но иногда все-таки давал волю эмоциям. Так, на одном съезде, где его не было, выступающие, особенно женщины почему-то, очень едко, жестко выступали и обзывали его пьяницей, алкоголиком, по-всякому. И вдруг появился Ельцин, взял трубку, видимо, Хасбулатову сказал, что хочет выступить, и прямо пошел к трибуне.
Тогда я впервые увидел Ельцина, который говорил без бумажки, перечислил все 11 вопросов, с которыми он работал и по которым страна должна жить. Это было очень яркое и неожиданное выступление. Он пришел непричесанный, взлохмаченный, и было понятно, что он был в бассейне, скорее всего. Не успел привести себя в порядок и пришел, какой есть. И самое главное, после этого уже на трибуну не бегал, не обзывал его.
Владимир Шумейко, в июне—декабре 1992 года первый заместитель председателя правительства РФ, в 1994–1996 годах председатель Совета Федерации ФС РФ:
— Осталось воспоминание о его решимости, в частности в стрельбе по Белому дому. С одной стороны — Верховный Совет, которому подчинялись все советы вплоть до районного. С другой стороны — президент и администрация, указы его выполнялись максимум на 15%. И когда они забаррикадировались в Белом доме, надо было что-то решать.
Только благодаря воле Ельцина начали стрелять. Не каждый мог такую волю проявить, ведь идет гражданская война, хуже ничего не бывает. Вышли все, ни единой царапины ни у одного депутата, никто не пострадал, только зеваки, но не от их рук.
Эдуард Сагалаев, в 1991 году народный депутат СССР и зампредседателя Госкомитета СССР по телерадиовещанию, в 1992–1996 годах основатель и президент Московской независимой вещательной корпорации (ТВ-6):
— Воспоминаний было два — восторженное и шокирующее. И оба связаны с Белым домом. Первое — 19 августа 1991 года. В эфире программы «Время» чудом удалось выпустить репортаж Сергея Медведева, показавшего на весь СССР первого президента РСФСР, который осудил ГКЧП с танка на Краснопресненской набережной.
Второе — 4 октября 1993 года, когда ни один российский телеканал не решился показать расстрел тогдашнего парламента. А независимый ТВ-6 взял картинку с CNN и вел прямой эфир силового разгона Верховного Совета. В памяти до сих пор разбитые окна Белого дома и черный дым из них. И, к сожалению, у меня все это ассоциируется с Б. Н. Ельциным.