Какие обвинения в производстве ядов крайне не понравились Кремлю

95 лет назад, 25 апреля 1927 года, нарком по военным и морским делам СССР К. Е. Ворошилов, выступая на IV съезде Советов СССР, ответил на прозвучавшие в британском парламенте утверждения о подготовке Кремлем широкомасштабного применения отравляющих веществ. Разнообразные обвинения звучали и прежде, но полученные Лондоном несколькими месяцами ранее секретные данные крайне разозлили англичан, а их реакция вызывала удивительно резкую для непосвященных реакцию Москвы.

«Для изгнания русских из Севастополя»

Проводившаяся И. В. Сталиным акция противодействия правительству Великобритании выглядела очень внушительно даже на фоне прежних яростных пропагандистских кампаний.

«Я считаю совершенно излишним опровергать эту инсинуацию»,— объявил К. Е. Ворошилов на IV съезде Советов СССР. Однако посвятил прозвучавшим в британском парламенте обвинениям немалую часть своей речи. О том же говорил, выступая на съезде, и председатель правительства — Совета народных комиссаров СССР — А. И. Рыков. Одновременно появилась публикация, приводящая добытые явно не без участия советской разведки конфиденциальные данные о британской программе разработки и производства отравляющих веществ.

Среди многочисленных обвинений в адрес Великобритании не прозвучало лишь одного — что именно это государство было основоположником боевого применения химического оружия. Знатоки данного вида вооружений находили эпизоды, чем-то напоминающие применение химии в бою, еще в античных сказаниях. Но первый совершенно конкретный план масштабного отравления войск противника появился в Британии во время Наполеоновских войн.

В 1811 году британский морской офицер Томас Кокрейн, будущий адмирал и 10-й граф Дандональд, наблюдал на Сицилии процесс обработки серы, о чем четыре десятилетия спустя вспоминал:

«Я заметил, что дым, который выделяется во время грубого процесса плавки серы, сначала, вследствие теплоты, поднимается кверху, но вскоре падает вниз, уничтожая всю растительность и являясь на большом пространстве губительным для всякого живого существа. Оказалось, что существует приказ, запрещающий людям спать в районе трех миль в окружности от печей во время плавки.

Этот факт я решил применить для нужд армии и флота. По зрелому размышлению мною был представлен меморандум его королевскому высочеству принцу-регенту, который соизволил его передать (2 апреля 1812 г.) в комиссию, состоящую из лорда Кейтса, лорда Эксмаутса и генерала (впоследствии сэра Уильяма) Конгрева, которые дали о нем благоприятный отзыв, а его королевское высочество соизволил приказать держать все дело в совершенной тайне».

В ходе Крымской войны 1853–1856 годов адмирал граф Дандональд вспомнил об этой давней истории и 7 августа 1855 года писал главе британского правительства Генри Дж. Темплу, виконту Палмерстон:

«Материалы, необходимые для изгнания русских из Севастополя: опыты показали, что 5 частей каменного угля могут превратить в пары одну часть серы. Состав смесей из угля и серы для употребления в полевой службе, в которой вес играет очень важную роль, может быть указан проф. Фарадеем, так как я мало интересовался сухопутными операциями. Четырехсот или пятисот тонн серы и двух тысяч тонн угля будет достаточно».

Адмирал составил и конкретный план химической атаки на русские позиции, после которой, по его мнению, оборона Севастополя была бы прорвана. Премьер-министр после предварительного обсуждения идеи с государственным секретарем по военным вопросам лордом Фоксом Панмюром написал ему:

«Я согласен с вами, что в случае, если Дандональд будет сам управлять и руководить выполнением своего проекта, мы должны принять его предложение и подвергнуть его проект испытанию. Если это удастся, он, как вы сказали, спасет жизнь многих англичан и французов; если же этот опыт не удастся в его исполнении, мы будем свободны от всякого нарекания; а если даже и попадем в слегка смешное положение, то это можно будет перенести, так как большая часть насмешек выпадет на его долю. Поэтому самое лучшее вам без промедления вступить с ним в соглашение и по возможности содержать все в тайне, поскольку то позволяет самый характер дел».

Но предварительно проект адмирала Дандональда стал предметом обсуждения в специальном комитете, который пришел к следующему выводу:

«Обещанные им результаты, несомненно, могут быть достигнуты; но сами по себе эти результаты так ужасны, что ни один честный враг не должен воспользоваться таким способом».

Поэтому комитет постановил проект отклонить, а всю переписку о нем уничтожить. Но это решение так и не было выполнено.

«Сумела еще до войны задушить»

В 1908 году были опубликованы документы лорда Панмюра, среди которых оказались и бумаги адмирала Дандональда, и переписка о его идее. Историки химического оружия утверждали, что эта публикация привлекла внимание в Германии, где незамедлительно началась работа над боевыми отравляющими веществами. Однако дополнительным стимулом к началу подобных исследований, несомненно, послужил опыт применения Японией удушливых газов, разработанных британским химиком профессором Уильямом Рамзаем, во время Русско-японской войны 1904–1905 годов (см. «Газовая война — это война будущего»).

«Немцы,— писал в 1924 году видный специалист по военной химии профессор Г. Н. Попов,— давно пришли к заключению, что весьма важно двигать вперед научные и технические исследования, так как они у них явились исходным пунктом для организации химической войны, на осуществление которой не рискнула бы ни одна нация, так как не имела за спиной источников ее питания.

Немцы не обманывались в общем, что противник вынужден будет взяться за то же оружие.

Но они прекрасно знали, что в применении этих новых способов борьбы союзники будут задержаны месяцами, если не годами, встретив почти непреодолимые затруднения в области производства».

Как отмечал профессор Попов, масштабы и производительность германской химической промышленности задолго до начала в 1914 году Первой мировой войны превзошли аналогичные показатели любой другой страны мира. И именно поэтому у Германии появились планы производства и применения отравляющих газов:

«Включать подобный вопрос в боевую программу можно было только при наличии прочной опоры, явившейся прежде всего в лице мощного треста красильной промышленности Interessen Gemeinschaft, объединившего предприятия, достигшие задолго до войны внушительных размеров. Ядром этого треста явились: Баденская анилино-содовая фабрика в Людвигсгафене, фабрика красок Байера в Леверкузене, Берлинское акционерное анилиновое общество, завод красок Гехст, завод Касселя во Франкфурте и акционерное общество Калле в Бибрихе. Рост предприятий достаточно иллюстрировать одним примером: завод Гехст начал свою деятельность, имея в 1863 году всего пять рабочих, в 1912 году насчитывал при 74 инженерах и 307 дипломированных химиках 374 подмастерья и 7680 рабочих».

Уверенность немцев в победе с помощью химического оружия укреплялась и знанием о слабости промышленности противника:

«Путем весьма тонкой торговой политики,— констатировал тот же автор,— Германия, стараясь все время держать химическую инициативу в своих руках, сумела еще до войны, если не задушить, то в значительной мере задержать развитие органической химпромышленности в других странах».

И мощная производственная база позволила Германии наладить массовое производство боевых отравляющих веществ:

«В общей сложности тремя только большими заводами было изготовлено до 50 000 тонн смертоносных газов».

А противники Германии после первого применения газов в 1915 году оказались в тяжелейшем положении:

«Химическая война,— писал Г. Н. Попов,— застала их, что называется врасплох; пришлось во имя спасения импровизировать наспех, и надо отдать справедливость тем колоссальным усилиям, которые были ими проявлены, особенно во Франции…

Промышленный успех французов следует отметить еще и потому, что немцы не допускали мысли, что кто-либо из союзников сумеет наладить производство горчичного газа».

Значительных успехов добилась и русская химическая промышленность, сумев в короткий срок организовать производство всех веществ, необходимых для выпуска отравляющих газов.

Отставала лишь страна—основоположница идеи их применения.

«То, что немцам в этой области давалось шутя,— констатировал профессор Попов,— представляло огромные трудности для англичан в смысле перехода от стадии лабораторной к производственной».

Руководители французских химических предприятий отказывались делиться производственными секретами не только с союзниками, но и с собственным правительством. Источники сырья в России оказались почти недосягаемыми. Британцев с легкостью обошли даже американцы, которые гораздо позже других противников Германии, только в 1917 году, взялись за изучение и производство отравляющих газов, но вложили в дело максимум сил и средств.

«С изумительной быстротой»

Прежде всего американское командование не просто провело учет всех призванных в армию химиков, но проверило их реальную квалификацию. И самых способных из них вместе с известными университетскими профессорами отправили на комплектование специально созданных научных подразделений, в первую очередь отдела исследований. А затем поставило изучение всех известных и вновь обнаруживаемых веществ на поток.

Начальник американской военно-химической службы генерал-майор Амос А. Фрайс в 1921 году вспоминал:

«Взаимоотношения между различными Секциями Отдела лучше всего выясняются из очерка общего хода действий при разработке вопроса о каком-либо новом ядовитом веществе.

Вещество это, независимо от того, употреблялось ли оно германцами или союзниками, сообщено ли о нем кем-либо из посторонних, найдены ли сведения о нем в литературе или оно открыто сотрудниками по аналогии или путем творчества,— все равно поступает в Секцию химических исследований, которая его изготовляет. Если оно было твердым телом, то его отсылают в Секцию распыления, где разрабатываются методы его рассеяния. После этого, если вещество представляет собой жидкость или пар, оно отсылается в Токсикологическую Секцию для изучения степени его ядовитости, влияния на слезоточивость, нарывное действие или другие специфические свойства.

Если опыты показывали, что вещество обладает высокой ядовитостью или особыми физиологическими свойствами, оно направлялось в ряд следующих секций».

Отобранные вещества оценивались с производственной и «эксплуатационной» точек зрения:

«Секция нападения старается усовершенствовать метод приготовления. Когда последний найден, Секция производства малых количеств пыталась осуществить его в заводском масштабе (от 50 фунтов до 1 тонны) и преодолеть производственные трудности. Если дальнейшие пробы показывали, что найденное вещество ценно, оно передавалось в Отдел Изобретений или в Отдел Газового Нападения для производства, в широком масштабе.

Аналитическая Секция разрабатывала методы испытания чистоты вещества и анализы воздушных смесей, а Секция Газовых Масок исследовала его действие на образцовые респираторные коробки. Если защита оказывается недостаточной, Секция Газовой Обороны изучала изменения в ингредиентах респираторов, изобретала новый поглотитель или смесь поглотителей, чтобы найти выход из затруднительного положения».

Но этим, как писал генерал Фрайс, исследования не ограничивались:

«Изобретенный состав отсылался также в Пиротехническую Секцию для изучения его свойств во время разрыва снаряда или, если это удобнее, при пуске его из баллонов. Если вещество оказывалось стойким при взрыве, Испытательный Отдел, вместе с Пиротехнической и Токсикологической Секциями Отдела Исследований устраивал полевые опыты в широком размере для ознакомления с действием, производимым при разрыве газового снаряда, выпущенного из орудия на определенное расстояние, над животными, помещенными в траншеях или около них».

В химической службе, как сообщал генерал Фрайс, существовали и другие отделы:

«Аналитический Отдел вырабатывал методы распознавания газов при всяких условиях в поле. Медицинский Отдел совместно с Токсикологической и Фармакологической Секциями изучал патологические явления, способы лечения газовых отравлений, действие газа на тело человека и иногда входил в рассмотрение таких деталей, как, например, восприимчивость к газу, замечаемая у различных людей».

Избранный метод принес примечательные результаты:

«Из 250 газов, добытых Секцией Химических Исследований, очень немногие прошли через все упомянутые испытания, и, таким образом, число газов, фактически переданных для производства в широком масштабе, было меньше дюжины».

А главное, исследования поточным методом помогли американцам быстро преодолеть отставание от европейцев и ускоренно создать производства самых эффективных видов химоружия. Профессор Попов не скрывал своего восхищения:

«Учитывая малую производительность химпромышленности в отношении отравляющих веществ, в декабре 1917 года решено было соорудить правительственные военные заводы в Мэриленде, которые в январе 1918 года получили наименование "Эджвудского арсенала". С изумительной быстротой американцы создали эту мощную организацию, где в октябре 1918 года работало 10 000 человек».

Но руководителей других стран этот американский рывок отнюдь не радовал. Ведь после Первой мировой войны очень многие были убеждены, что следующая война будет войной отравляющих газов, и в ней победит тот, кто будет иметь самые эффективные ядовитые вещества в максимальных количествах.

И Великобритания в этом соревновании не могла претендовать на первую позицию. Ее помимо американцев обошли и французы, разработавшие, по данным советской военной разведки, десятки новых вариантов боевой отравы.

«Основали в России завод удушливых газов»

Однако это, казалось бы, должно было вызывать в Лондоне только досаду, но не серьезную тревогу. Ведь, хотя между бывшими союзниками по Антанте время от времени возникали трения, в целом они считались вполне дружественными государствами.

Самая мощная в Европе химическая промышленность — побежденной Германии — в значительной степени находилась под контролем стран-победительниц. А ее сокращенной в размерах и возможностях армии — рейхсверу — запретили иметь самые современные на тот момент виды вооружений: авиацию, танки и химическое оружие.

Кроме того, имевшая все сырьевые ресурсы для производства ядовитых веществ Россия в ходе Гражданской войны и в годы послевоенной разрухи утратила почти все химические производства, и советское правительство пыталось наладить их работу практически с нуля.

Правда, наметившееся сближение этих двух стран-изгоев вызывало в европейских столицах серьезные опасения. Но все понимали, что не ослабевавшее годами стремление Москвы привести немецких коммунистов к власти делает принципиально невозможным прочный союз Германии и СССР.

И вдруг в начале декабря 1926 года в английской «Манчестер Гардиан» опубликовали статью, в которой описывалось германо-советское сотрудничество в области разработки, производства и накопления опыта применения боевых самолетов, танков и отравляющих газов.

10 декабря 1926 года отвечавший за сотрудничество с Германией заместитель наркома по военным и морским делам СССР И. С. Уншлихт докладывал в Политбюро ЦК ВКП(б):

«В английской газете "Манчестер Гардиан" от 3 декабря появилось сообщение о сношениях рейхсвера с советскими военными учреждениями. Газета сообщила, что фирма "Юнкерс" построила в России завод для постройки военных самолетов для Германии и России. Далее, германские и русские военные эксперты основали будто бы совместно в России завод для производства удушливых газов, который должен был работать для обеих армий».

Одной статьей, как сообщал Уншлихт, дело не ограничилось:

«"Манчестер Гардиан" от 6 декабря в дополнение к статье 3.12 опубликовал (так в тексте.— "История") подробную статью с изложением, якобы, имевших место фактов соглашения в области военной промышленности между рейхсвером и советским правительством. В свою очередь парижские газеты от 6–7 декабря стали муссировать "разоблачения" "Манчестер Гардиан" и кампания, направленная против рейхсвера (а также против нас), по-видимому, будет продолжаться еще некоторое время.

Подобные же сообщения появились вслед за тем в немецкой прессе».

Немецкие партнеры, как писал в том же докладе Уншлихт, приказали своей прессе прекратить публикации на эту тему. И предложили советской стороне линию поведения, позволявшую скрыть и суть сотрудничества в авиации, и наличие договора о военно-химическом производстве:

«Весь мир знает, что частная фирма "Юнкерс" строила в России самолеты для Красной армии, а не для рейхсвера, что завод работает в настоящее время. Если немецкие специалисты принимали участие в постройке химического завода в России, то германское правительство тут ни при чем. Впрочем, в настоящее время немцы уже не работают на заводе».

Но операция прикрытия истины оказалась бесполезной. 31 декабря 1926 года Уншлихт в числе прочей информации передал в Политбюро сообщение советского военного атташе в Берлине о том, что виновниками утечки секретных сведений были сами немцы:

«Материалов против нас, а попутно и против них, у враждебных нам кругов — куча».

«Поручить т. Сталину»

Наиболее резкую реакцию разоблачения тайного советско-германского сотрудничества и обусловленного им усиления Красной армии вызвали в Великобритании. Там неделями не прекращали их обсуждение в прессе, и к началу весны за эту тему взялись в парламенте, о чем нарком по военным и морским делам СССР К. Е. Ворошилов рассказывал участникам IV съезда Советов СССР:

«Приведу для примера заявление финансового секретаря военного министерства Кинга, сделанное в английском парламенте 8 марта 1927 г. Кинг сообщал всему миру о том, что мы обладаем самой могущественной в мире постоянной армией с резервными силами, которые выражаются в количестве чуть ли не в десяток миллионов. Эта чушь была затем подтверждена самим военным министром Англии, Вортингтоном Эвансом, там же в парламенте, 15 марта с. г.».

Но главной темой, как подчеркивал Ворошилов, стало химическое оружие:

«На том же заседании парламента разыгрался весьма интересный эпизод, который настолько знаменателен, что я считаю необходимым на нем остановиться несколько подробнее. Как нам передает "Таймс", военный министр Вортингтон Эванс, отвечая на запрос члена парламента сэра А. Нокса, сказал, что великобританское правительство имеет сведения о том, что "изучение химической войны активно производится в Советской России. Открыты и строятся многочисленные заводы, могущие производить ядовитые газы в большом масштабе. Считается бесполезным сообщать детальные данные о числе и расположении этих заводов, а также об их теперешней и потенциальной производительности, но нет сомнения, что советские военные власти энергично изучают этот род войны и готовятся к его применению в широком масштабе"».

Наиболее вопиющим, как следовало из слов Ворошилова, было продолжение обсуждения этого вопроса в британском парламенте:

«Сэр А. Нокс запросил, считает ли министр, что приготовления этого рода в России превышают по своим размерам соответствующие приготовления других стран. Сэр Эванс ответил: "Без малейшего сомнения, приготовления России гораздо больше, чем в любом другом месте мира"».

Реакция советского руководства, хотя Ворошилов об этом ничего публично не говорил, последовала незамедлительно. 17 марта 1927 года Политбюро рассмотрело заявление генерального секретаря ЦК ВКП(б) о британских обвинениях и постановило:

«Поручить т. Сталину договориться с НКИД (Народный комиссариат по иностранным делам.— "История") об опубликовании в печати соответствующей информации в связи с запросом в Английской Палате Общин о газовой подготовке к войне со стороны СССР».

Но Сталин не ограничился несколькими колкими публикациями в прессе. Основной ответный удар на обсуждение вопроса в британском законодательном органе он решил для придания ему большей весомости нанести в соответствующем советском — на съезде Советов СССР. В докладе председателя Совета народных комиссаров СССР А. И. Рыкова, который был сделан 18–19 апреля 1927 года, говорилось:

«Недавно в английском парламенте были необычайно наглые заявления о том, что якобы наше государство в отношении подготовки к химической войне делает гораздо больше, чем другие государства. Когда было первое заявление на эту тему… в наших газетах по этому поводу было подробное опровержение. В настоящее время эта ложь вновь раздалась в палате общин. Я на этом Всесоюзном Съезде Советов заявляю, что нет такой отрасли военной промышленности, в которой любое крупное западно-европейское государство не превосходило бы нас своими ресурсами и средствами».

21 апреля 1927 года в газете «Известия» появилась большая статья без подписи, где подробнейше, с местами расположения объектов, именами ведущих специалистов и затратами описывалась военно-химическая программа Великобритании.

А 25 апреля 1927 года на съезде Советов СССР выступил Ворошилов. Самым показательным в его речи оказалось то, что, называя обвинения англичан чушью и в свою очередь обвиняя Великобританию и Соединенные Штаты в подготовке к химической войне, нарком в то же самое время нисколько не отрицал наличия у СССР собственной программы производства отравляющих газов. Но делал при этом важную оговорку:

«Одним из новых весьма грозных технических средств борьбы в будущей войне будет химия. Хотя Нокс и Эванс пророчат величайшее развитие у нас химической промышленности со специальным военным уклоном, однако мы, к сожалению, должны сказать, что и в этом отношении значительно отстаем от всех стран».

И именно эта отсталость вызвала настолько острую реакцию советского руководства на выступления в британском парламенте. Ведь для подготовки к масштабному производству отравляющих газов было сделано все возможное. В 1923 году был заключен соответствующий договор с германской стороной.

Но, как не раз И. С. Уншлихт докладывал членам Политбюро, немцы фактически выполняли только то, что им выгодно, саботируя поставки в СССР критически важного оборудования. К тому же руководители Наркомата по иностранным делам подтверждали данные военной разведки о том, что информация о тайном советско-германском сотрудничестве была «слита» англичанам самими немцами. Спорили два ведомства лишь о том, кто именно это сделал. В вопросе о том почему, разногласий не было:

«За последнее время,— писал Уншлихт,— заинтересованность Германии в СССР, как в военной базе, постепенно уменьшается».

Советские представители затем еще не раз пытались получить от немцев нужные для развития военно-химического дела сведения, материалы и оборудование. Однако всегда находились причины для того, чтобы отклонить эти запросы. Так, 28 февраля 1929 года начальник Военно-химического управления РККА Я. М. Фишман докладывал Ворошилову об итогах поездки своих подчиненных в Германию:

«С самого начала все немцы в один голос… заявили товарищам, что никаких новых ОВ (отравляющих веществ.— "История") у них нет и, что, если наши товарищи надеются увидеть что-либо особенное, им придется разочароваться. Ответы на вопросы о том, имеются ли у них положительные результаты в области изысканий новых ОВ, носили стереотипный характер и, видимо, являлись выполнением соответствующих инструкций. Начальник химического отдела Управления испытаний Рейхсвера договорился до того, что признал работу по изысканию новых ОВ вообще бесполезной. В противоположность остальным более откровенно высказался профессор Флюри, заявивший, что "никто действительных секретов не откроет и держит свой арсенал в кармане"».

Евгений Жирнов