Приглашение на смерть
в венгерском фильме ужасов
В прокат выходит фильм ужасов «Пост Мортем» венгерского режиссера Петера Бергенди. По мнению Юлии Шагельман, картина, снятая еще в 2019 году, сейчас кажется страшной не сама по себе, а из-за того, как она рифмуется с нынешней реальностью.
Жанр посмертной фотографии, когда дорогих покойников гримировали, нарядно одевали, усаживали в исполненные достоинства позы и снимали на память для скорбящих родственников, широко распространился в первой четверти ХХ века, когда в мертвецах не было недостатка: человечество выкашивала сначала Великая война (позже оказавшаяся первой, но не последней мировой), потом эпидемия «испанского гриппа». Чтобы сфотографироваться для парадного портрета, тогда и живым надо было замереть и не дышать — дагерротип останавливал не столько мгновение, сколько представление о нем. В объективе камеры и живые, и мертвые становились одинаково неподвижными, черно-белыми, с застывшей на лицах суровой отреченностью. Не зря старые фотографии так часто становятся персонажами фильмов ужасов — даже самые мирные из них порой кажутся наполненными какой-то призрачной тоской, как будто в них оказались заперты души давно покинувших этот мир людей. А уж если действие происходит где-нибудь в Восточной Европе, где и прошлое, и настоящее наполнено невыдуманными кошмарами, то хоррор складывается сам по себе.
В картине Петера Бергенди фотографированием мертвецов занимается Томас (Виктор Клем), молодой ветеран разгромленной на Первой мировой австро-венгерской армии. Свои отношения со смертью у него сложились еще раньше, чем он посвятил себя этому макабрическому ремеслу: на фронте он был контужен, его приняли за погибшего и бросили в братскую могилу, но там он пришел в себя, и его вытащил пожилой однополчанин (Габор Ревицки). Спустя полгода после окончания войны они разъезжают по сельским ярмаркам. Томас предлагает желающим услуги по фотографированию почивших родных и близких, а старик за небольшую мзду рассказывает любопытным о его опыте на границе жизни и смерти, выдавая этот опыт за свой и значительно приукрашивая. Например, в его истории фигурирует прекрасная женщина, которая явилась умирающему и увлекла за собой,— на самом же деле в видениях Томаса была маленькая девочка.
И вот же совпадение: именно эту девочку, живую и настоящую, по имени Анна (Фружина Хаис) он встречает одним морозным днем на базаре. Она рассказывает, что в ее родной деревне много людей умерло от «испанки» и их не смогли похоронить, потому что земля промерзла, так что для Томаса там полно работы. К приглашению девочки присоединяются деревенские старшины, но, конечно, Томас принимает его не столько ради заработка, сколько из желания узнать, как именно Анна связана с его галлюцинациями, случившимися то ли перед смертью, то ли после нее.
Скованная ледяным оцепенением деревня встречает чужака (а Томас не просто пришлый, он еще и немец, даже свое имя он произносит не так, как местные) не то чтобы радушно, но вполне любезно. В клиентах действительно нет недостатка, однако вскоре выясняется, что помимо многочисленных покойников и не столь многочисленных живых среди здешнего населения есть еще и призраки. И вот они гостеприимством вовсе не отличаются — прибытие Томаса, кажется, их злит, и деревенский мартиролог начинает пополняться новыми именами. В результате из фотографа герой превращается в детектива, пытающегося выяснить, чего же хотят духи, а Анна становится его верной помощницей. Вообще взрослого мужчину и десятилетнюю девочку связывают такие тесные отношения, что они могли бы показаться сомнительными, не будь вокруг столько привидений. Но связь их исключительно духовная, построенная на общей близости к смерти (Анну, как и Томаса, вернули с того света, когда она едва не задохнулась при рождении).
События в фильме развиваются неспешно, и только в последней его трети начинают нестись вскачь. Главная ставка сделана не на спецэффекты, которые должны быть пугающими, но в силу небольшого бюджета выглядят местами кустарно, а на почти безотчетную атмосферу ужаса, которую создает образ пустующей, снятой оператором Андрашем Надем почти в монохроме деревни — декорацией послужил этнографический музей под открытым небом, от которого в фильме остались только белые стены. И это на фоне белого снега, серых стволов деревьев и черного неба. В те же скупые цвета одеты жители, такие же серые у них лица — от такой обстановки становится не по себе еще до того, как призраки начнут будить Томаса своими стонами, топотом и прочими замогильными звуками. Однако самым страшным в этой деревенской сказке оказывается то, что она напоминает о сегодняшнем дне с его новыми неглубокими могилами в промерзшей земле и новыми неупокоенными душами, счет которым все продолжается.