«Воображаемый враг» Михаила Майзульса

В московском издательстве «Альпина нон-фикшн» вышла книга «Воображаемый враг» историка-медиевиста Михаила Майзульса. О том, как один из авторов бестселлера «Страдающее Средневековье» исследовал обычаи уничижительного изображения иноверцев, рассказывает Алексей Мокроусов.

Труды по иконографии Средневековья как книжный хит? После успеха интеллектуального бестселлера «Страдающее Средневековье» возможным стало многое. Успех, кажется, ожидает и новый труд одного из соавторов «Средневековья», Михаила Майзульса, погрузившегося в дебри темы «Воображаемый враг: Иноверцы и еретики в средневековой иконографии».

По сути, это обстоятельные и при этом доступные лекции, собранные в виде альбома. Их темой стали история и многообразие знаков, маркировавших и обличавших иноверцев. Врагов у художников и их заказчиков было множество: иудеи и мусульмане, язычники и еретики, грешники и отверженные; их часто отождествляли, общим оказывалась сама инаковость. «Чужих» легко опознать и на миниатюрах, и на больших полотнах по одежде, позам, жестикуляции. Неприязнь к «иным», неправильно мыслящим и неверно живущим, скрывали с трудом, страх и отвращение соседствовали друг с другом, ненависть распаляла воображение.

«Тело чужака — потемки. В нем много странного, и то, что в жизни удивляет или пугает, воображение нередко утрирует и сводит к нескольким отталкивающим характеристикам. Черты чужаков переносят на враждебные силы, опасных духов и злых богов»,— пишет автор во введении с характерным названием «Другой. Чужой. Враг».

Книга состоит из двух частей. Первая, «Материальные знаки»,— о том, как инаковость передавали через особые шапки евреев, желтые кресты еретиков или воображаемые гербы. Вторая, «Телесные знаки»,— о том, как представляли тела иноверцев. Отдельные главы посвящены таким сюжетам, как «Герб дьявола и эмблематика зла», «Знаки ереси и знаки позора», «Жесты палачей: насилие и осмеяние» и черному как главному цвету инаковости. Особое место уделено истории фиги — жесту, в котором «секс сплетался с магией, а защита — с агрессией», в итоге он выполнял функции амулета. Традиция, восходящая к Древнему Риму, получила необычайное распространение в Средневековье и кое-где сохранилась до наших дней. Показать ее любили и колдуны, и «суеверные простецы», и мудрецы, и скоморохи, все, кто к иноверцам, грешникам и просто чужакам относился без пощады.

Художники, с одной стороны, отражали нетерпимость взглядов, с другой — ее формировали, пропагандистский запал позволял легко переходить к преувеличениям. Позднее эта традиция послужила фундаментом для зарождения языка политической карикатуры и плаката. Михаил Майзульс не боится обобщений, построенных на знании деталей. Специалист по Средневековью, долгие годы читавший курсы в РГГУ, он воспитан французской исторической мыслью, учился в Российско-французском центре исторической антропологии им. Марка Блока в Москве и в Высшей школе социальных исследований в Париже.

Маньяк подробностей, Майзульс погружает читателя в водоворот имен и образов. Удивительно, что, отдав 70 большеформатных страниц библиографии и примечаниям, «Воображаемый враг» обошелся без именного указателя, столь желанного при энциклопедических масштабах исследования. Впрочем, учитывая обилие среди упоминаемых имен неизвестных авторов, это можно понять — указатель наполнился бы анонимами и условными именами вроде Мастера Вочестерской панели, работавшего в Баварии в первой трети XV века. Его «Шествие на Голгофу» историк предлагает воспринимать как «каталог издевательств и маркеров враждебной инаковости».

Он показывает, насколько эклектичен был коллективный образ врага: часть палачей по мусульманскому обычаю носит тюрбаны, у одного из них черный флаг с псевдоеврейской надписью, такими же буквами расшита и его одежда; у другого, у воина, который тащит Христа на веревке, монгольские косички, а арбалетчик мало что с крючковатым носом, так еще одновременно показывает Христу язык и фигу. Неприятного вида персонаж показывает язык Деве Марии, а сам при этом щеголяет в шапке, напоминающей юденхут (традиционному еврейскому убору в книге посвящена отдельная глава).

Антисемитизмом болело не только Средневековье, но и его поклонники. Майзульс вспоминает случай архитектора Эжена Виолле-ле-Дюка (1814–1879), едва ли не главного в XIX веке хранителя, воссоздателя, а в чем-то и создателя средневековой эстетики. На реставрированном им соборе Парижской Богоматери Виолле-ле-Дюк установил несколько новых химер, в том числе знаменитого задумчивого демона, получившего имя Стрига. Демон высовывает язык, а его длинный, мясистый и опять же крючковатый нос вызывает очевидные ассоциации не только у скрытого расиста: певец неоготики Виолле-ле-Дюк, как и многие современники, увлекался физиогномикой и иерархией рас.

Впрочем, напрасно европейцы думают, что сами они выглядели записными красавцами. Им стоит почитать японские описания «южных варваров» — так на архипелаге называли португальских миссионеров, прибывших сюда в середине XVI века. Поначалу пришельцы вызвали интерес, но затем японцы прозрели. Чужаки стали казаться великанами с гигантскими глазами, когтями на руках и ногах, с зубами, превосходящими размерами лошадиные, а под чудной одеждой предполагались хвосты. Больше всего же поражали огромные носы европейцев, что видно и по изображениям пришлых в графике того времени.

Вряд ли автор анонимного японского трактата XVII века «Повесть о христианах» предполагал, в какой научный контекст попадут его описания столетия спустя. В своей книге Майзульс подробно описывает, как уродливые носы иноверцев стали стигматом в Европе — им уделено немало места. Такое уравнивание позиций нападения и защиты заставляет задуматься: воображать и высмеивать Врагов могут и сами Чужие.