На экранах «Ника» Василисы Кузьминой

В прокат выходит дебютный фильм Василисы Кузьминой «Ника», основанный на биографии советской поэтессы-вундеркинда Ники Турбиной. Картина не обходится без фактологических вольностей, но сопереживание авторов своей героине в ней очевидно, считает Юлия Шагельман.

Жизнь настоящей Ники Турбиной получилась слишком короткой для классического биографического фильма — с подробным рассказом о каждом этапе становления личности, о повлиявших событиях, с возможностью для исполнителя или исполнительницы главной роли примерить возрастной грим. Она родилась в 1974 году в Ялте, а умерла в 2002-м в Москве, в другой во всех смыслах стране, так и не найдя себе в ней места. Выпала из окна — и хотя все биографы, друзья, знакомые и свидетели сходятся на том, что это был несчастный случай, другой вариант тоже мало кого бы удивил. Слишком неустроенной, неуравновешенной и ранимой была эта молодая женщина, подозрительно взрослыми стихами которой, написанными в восьмилетнем возрасте, когда-то восхищался Евтушенко, ставший ее «поэтическим крестным отцом». В двадцать семь лет между двумя датами уместились всесоюзная слава, два сборника стихов, приз Международного поэтического фестиваля, проходившего в рамках Венецианского биеннале в 1984 году, а также алкоголизм, ментальное нездоровье, несколько неудачных попыток поучиться в театральном институте и сложные отношения с мамой и бабушкой, старательно лепившими из маленькой Ники литературную сенсацию.

В фильме, сценарий которого Василиса Кузьмина написала сама вместе с Юлией Гулян, во многом основываясь на книге Александра Ратнера «Тайны жизни Ники Турбиной», пропитанное стихами детство героини подано как предисловие, в нескольких документальных кадрах — там и Евтушенко, и Венеция, и полные залы благодарных слушателей. Основные же события спрессованы в несколько месяцев одного года, не названного, но безошибочно определяемого по приметам времени, теснящимся в кадре и на звуковой дорожке. Здесь носят кожаные куртки, тяжелые ботинки, ожерелья-чокеры и радикальное мини, обсуждают «Матрицу» и «Шестое чувство», слушают «Наутилус» и «Мумий Тролля», в заставленных советской мебелью квартирах к выцветшим обоям прилеплены плакаты с группой «Би-2», а в какой-то момент на экране мелькнет первое русскоязычное издание «Гарри Поттера». Это 2000 год, Нике (Лиза Янковская) двадцать шесть, стихов она уже давно не пишет и при всяком их упоминании нервно ежится, замыкается в себе или срывается на хамство. Когда на дружеской вечеринке явно заинтересовавшийся ею бармен Ваня (Иван Фоминов) начинает сам читать ее стихи, она выходит в окно — это пока безопасно, но жест выразительный.

Сконцентрированы в картине и обстоятельства жизни Ники — так, мама и бабушка сведены в одну подавляющую и отравляющую материнскую фигуру (Анна Михалкова, на которую такие роли садятся привычно, как разношенные тапочки, что однако же не делает ее героиню менее страшной). Ника мечтает стать актрисой, но у матери на нее другие планы: она мечтает свести дочь с ресурсным мужчиной, буквально запирая ее в одном помещении с неким Игорем (Евгений Сангаджиев), на лице и теле которого отчетливо написан его жизненный путь из сидельцев в солидные бизнесмены. И это не в первый раз — во время очередной ссоры матери с дочерью будет упомянут брак 16-летней Ники со швейцарским психиатром, который был старше ее на 60 лет и обеспечил девушке свою партию психологических травм. Пока же, растратив все когда-то заработанное дочерью, Майя рисует афиши для ялтинского кинотеатра, и фильмы на них — «Бойцовский клуб», «Все о моей матери» — конечно, не случайны. Ведь в «Нике» речь тоже идет о раздвоении сознания, призраках прошлого и невыносимой материнской любви.

В этой истории нет и младшей сестры Ники, вместо нее за внимание матери экранная героиня сражается с самой собой — той прославленной талантливой девочкой, которой она была (или считалась?) в восемь лет. Маленькая Ника (Виталия Корниенко) постоянно присутствует на периферии жизни Ники взрослой, напоминает о себе, не дает вырваться на свободу, туда, где кто-нибудь полюбит ее саму, а не придуманный когда-то взрослыми образ с цветаевской челкой и вознесенскими интонациями.