Глава «Альпины» Алексей Ильин о кризисе на книжном рынке и поиске новых авторов

Из-за разрыва отношений с зарубежными партнерами и дефицита материалов в России не выйдут многие книжные новинки, а на оставшиеся книги цены вырастут минимум на 10–15%. О том, как сейчас в издательствах работает самоцензура, какие авторы и темы будут интересны в ближайшее время, “Ъ” рассказал основатель и гендиректор группы «Альпина» Алексей Ильин.

— Многие авторы сейчас отказываются от сотрудничества с российскими издательствами. Какие новинки мы не увидим?

— Могу сказать только про те книги, которые мы в «Альпине» планировали издать и которые не выйдут. Резонансной могла бы быть книга принца Гарри о жизни королевской семьи (мемуары принца готовятся к выпуску в мире в конце 2022 года.— “Ъ”). Также, к сожалению, мы не сможем дальше развивать серию книг про Огриков (детские книги немецкого автора и иллюстратора Эрхарда Дитля.— “Ъ”). Очень интересная книга планировалась об Усаме бен Ладене, как он действовал, как его ловили (авторы Питер Берген и Джеймс Ленгтон.— “Ъ”),— по ней уже были предварительные договоренности, но контракт мы так и не подписали.

В целом ситуация на рынке прав такая, что те контракты, которые были подписаны раньше, продолжают действовать и не прерываются: сложность — в заключении новых контрактов. Те из них, что уже были согласованы, но еще не подписаны, под угрозой. Около 10% иностранных издателей заявили, что не будут работать с российскими компаниями, но среди этих 10% очень крупные и значимые, такие как Penguin Random House, Simon & Schuster, John Wiley & Sons. Около 30% книг, которые мы выпускаем, приходится на этих контрагентов. В результате мы ограничены в выборе, что издавать.

— Что говорят иностранные партнеры: это приостановка надолго или они рассчитывают вернуться на российский рынок?

— Сейчас они сами не знают, и никто не знает.

Насколько я понимаю, каждая последующая неделя проведения спецоперации снижает вероятность того, что в ближайшее время они вернутся.

— Есть случаи, когда удалось уговорить иностранного партнера остаться?

— Такого нет. Какими бы теплыми ни были наши отношения с менеджерами, а мы работаем со многими уже несколько десятилетий, это то, на что нельзя повлиять разговорами. Это решение крупных корпораций.

— У вас есть понимание, чем заменить эти 30% новинок, права на которые теперь недоступны?

— Будем покупать права у других компаний: за рубежом есть много издательств и литературных агентств, которые не прекращают работу с РФ. Естественно, будем фокусироваться на российских авторах. Мы вообще были бы рады издавать только российских авторов, просто поток качественных текстов очень ограничен. Скажем так, мы будем издавать всех российских авторов, которые проходят по нашим стандартам качества, и все остальное добирать из спектра книг, которые выходят по всему миру.

— То есть нельзя сказать, что российский читатель лишится зарубежных новинок совсем?

— Да. И, возможно, каких-то резонансных книг, супербестселлеров, у нас не будет на рынке — мы не сможем купить на них права.

— Авторов из каких стран станет больше? Турции, возможно?

— Это просто будут авторы из других издательских компаний, из тех, которые еще не прекратили с Россией иметь дело. Что касается авторов из Турции, там, к сожалению, мало из чего можно выбрать. Мы, скажем так, слишком далеки культурно. И у нас нет инфраструктуры, чтобы мониторить турецкий рынок: нет ни одного человека, который бы знал язык.

— Получается, на книжном рынке переориентация на Восток, о которой говорят в других отраслях, не работает, мы часть европейской культуры и литературы?

— Да, но сейчас есть мода на Восток. Книги из Японии и из Китая безотносительно текущей ситуации начали пользоваться спросом. В Китае появился ряд писателей мирового уровня. На мой субъективный взгляд, совершенно выдающийся писатель Лю Цысинь. Все, что касается истории и культуры Японии, также очень интересует российскую аудиторию. Думаю, мы будем продолжать работать в этом направлении, потому что люди им интересуются.

— Контроль над СМИ и всем медиарынком со стороны государства усиливается. Книжный рынок остается в стороне? Есть ли прецеденты, когда выпуск издания оказался невозможен из-за барьеров со стороны властей или некоей самоцензуры?

— Вы знаете, я думаю, что во всех издательствах есть та или иная степень самоцензуры. Это уже давно факт.

— Это давно возникло?

— Это плавно нарастало последние, наверное, лет десять. Принимались законы и решения, которые мы не могли игнорировать,— о запрете отождествлять действия советской армии и немецкой армии во время Второй мировой войны, о признании сервисов Meta экстремистскими. Мы свернули все проекты, которые посвящены так или иначе работе с соцсетями, историей Facebook (его материнская Meta признана экстремистской в России.— “Ъ”) как бизнеса, прекратили покупать права на книги, которые связаны с историей Второй мировой войны.

— А это значительная для вас часть книг?

— Заметная, но непринципиальная.

— Есть еще какие-то категории, которые сейчас российские издательства предпочитают не издавать?

— Я думаю, все издатели смотрят на это по-разному. Но, конечно, книг, которые посвящены текущей ситуации, скорее всего, все предпочитают избегать.

— Мы много писали про острый дефицит бумаги и типографских красок, который накладывается на дефицит полиграфических мощностей. Острота проблемы сохраняется?

— Ситуация достаточно напряженная, но нельзя недооценивать способности российских предпринимателей адаптироваться. Что касается красок, речь идет в основном о переходе на южнокорейские. В отношении бумаги есть понимание, что будет, наверное, чуть хуже, чуть дороже… Но это не та проблема, которую нельзя будет решить.

Для нас конкретно самый неприятный момент — потеря бумаги от Stora Enso. Это была бумага немного серая, относительно тонкая и легкая. Мы использовали ее в основном для художественной литературы, очень качественная бумага для книг. И особенно толстые книги было хорошо делать: они не становились тяжелыми, неподъемными. Сейчас бумаги нет и ее практически не на что заменить. Мы думаем, что делать, но, скорее всего, просто будем делать это на такой классической белой бумаге, которая производится в России.

— То есть книги будут тяжелее?

— Да. Речь идет и о том, что будет еще расти себестоимость, потому что такая бумага дороже.

— Насколько вырастет себестоимость?

— Думаю, именно из-за перехода на такую бумагу может быть подорожание на 10–15%. Сейчас главное подорожание идет со стороны типографий, услуг. У них уже возникают проблемы с запчастями, так как оборудование в основном из Европы. Плюс локальная ситуация повлияла: был большой пожар на складе у «Просвещения», оно делает большие заказы, чтобы допечатать то, что сгорело, это отражается на сроках печати для всех издательств и ценах. По черно-белой печати мы сейчас оцениваем рост в 30% с марта, по цветной печати — в 50%.

— Есть ли книги, которые пришлось убрать из производства из-за отсутствия бумаги или красок?

— Самая уязвимая категория — ежедневники. Есть ежедневники, которые не просто как набор листов бумаги переплетенной, а концептуальные, сделанные по определенному методу, там много текста. У нас есть такой очень популярный ежедневник «6 минут», мы его печатали в Прибалтике, и там было 100% импортных материалов: немецкая бумага, иностранный картон. Буквально в марте мы успели завезти последнюю партию, а сейчас не видим, как можно воспроизвести такое качество в России.

— Про снижение качества говорили и издатели детских книг. Это неизбежно?

— У нас тоже большой портфель детских книг. Перспективы снижения качества сложно оценить. Но уже понятно, что у издателя меньше возможностей. Меньше красок, меньше вариантов переплета, нет импортного картона. Мы смотрим на книгу как на целостное произведение, где материалы и дизайн являются продолжением текста. То есть, грубо говоря, мы должны рисовать картину, имея на руках меньше красок. Надеюсь, издатели смогут сделать так, что для простого читателя это будет почти незаметно.

— Как все эти сложности с материалами и печатью повлияют на конечную цену книги?

— Сейчас очевидно, что цены вырастут, вопрос в том, на сколько. Это сейчас определяют все издатели. Мы цены после 24 февраля еще не повышали. Но с июля, наверное, немного поднимем цены, потому что очень по многим проектам у нас рентабельность ушла просто в ноль. Я думаю, что повышение будет 10–12%.

— Как это скажется на спросе?

— На фоне роста себестоимости неизбежное стремление хотя бы покрыть часть этого повышения себестоимости за счет повышения цены увеличивает угрозу того, что может начать снижаться спрос. Но сейчас снижения спроса нет. Более того, на маркетплейсах, в том числе на Wildberries, существенный рост продаж. Также нужно учитывать, что книги производятся достаточно долго. Сейчас выходят книги, которые запускались в производство девять месяцев назад. У издателей большой запас проектов в процессе подготовки, и какое-то время они еще будут выходить.

— Если будет стоять выбор между тем, чтобы повысить цену или снизить качество, что вы выберете?

— Это как Сцилла и Харибда, нужно пройти между. Потому что, с одной стороны, мы понимаем, что у людей нет свободных денег, и поэтому любое повышение — существенный риск. Но книги — одни из немногих товаров, которые стоят в России до сих пор существенно дешевле, чем где-либо в мире.

— Не будет ли больше читателей переходить в пиратские сервисы?

— Риск роста пиратства, конечно, есть, но, на мой взгляд, не самый главный. Мы просто не знаем, как будет развиваться ситуация в целом в стране, с экономикой, с политикой.

Если Россия будет как остров, окруженный рвом, на который ничего нельзя поставлять, совершенно непонятно, как будут чинить полиграфические станки, когда они будут ломаться, и на чем мы тогда будем печатать книги.

— Как ситуация влияет на рынок электронных книг?

— Сейчас он почти полностью повторяет ситуацию с рынком бумажных, то есть был рост в начале года, который потом сошел на нет. Более того, подписные сервисы оказались под очень большим ударом — в них в основном были оплаты через приложения, через кредитные карты, и на какое-то время такая опция исчезла. Пока компании перестраивались, чтобы организовать оплату через сайт, они потеряли кучу подписчиков. А когда речь идет о подписчиках, то их легко потерять, но сложно вернуть. Я не знаю точных цифр, но, по нашим данным, это кратные потери продаж.

— Каким может быть падение книжного рынка в целом в 2022 году?

— Сейчас очень сложно прогнозировать, но мой базовый сценарий — падение рынка процентов на 10–15.

— Звучит как не очень много; онлайн-кинотеатрам, которые тоже потеряли права на новинки, например, пророчат падение на 45%.

— Да, да. Будет непросто, но все-таки книжный рынок должен выстоять. Но нужно понимать, что глубину кризиса мы поймем позже. Многие сравнивают нынешнюю ситуацию с ядерным взрывом: сначала вспышка, а основные последствия наступают потом. Сейчас все ждут ударную волну, потом будет ситуация с радиацией, достаточно непростой период.

— Что вы предпринимаете, чтобы этот период было проще пережить?

— Мы работаем над тем, чтобы проанализировать, как изменился спрос. Растут продажи книг, которые помогают поддержать себя в сложное время, например, «Сказать жизни да» Виктора Франкла, «Терапия беспокойства», «Терапия настроения», книги, которые посвящены когнитивно-поведенческой терапии. Несколько снижается спрос на книги по инвестированию, книги по бизнесу также оказались под ударом. Мы делаем большую ставку на художественную литературу.

— Антиутопии сейчас в топе продаж, да?

— Да, «1984» во всех рейтингах. Растут продажи «Атлант расправил плечи».

— Есть ли планы расширения, которые вам пришлось остановить?

— Да, мы планировали запуск международной редакции, начали готовить переводы книг российских авторов, в том числе научно-популярные, на английский язык с расчетом на продажу через Amazon. Однако он обрезал все инструменты продвижения для российских компаний, то есть у нас нет возможности продвигать свои книги, возникли проблемы с подрядчиками, муки с оплатами. Поэтому мы решили, что пока приостанавливаем этот проект.

— У вас в целом значительная доля иностранных продаж?

— Нет, мы продавали книги в основном в русскоязычные страны, в СНГ, основные рынки всегда были Украина и Казахстан. Украина — понятно, что рынок исчез; Казахстан мы сейчас будем активно развивать, наверное даже с двойными усилиями. Мы раньше также продавали права по всему миру, у нас очень много покупали прав китайские издатели, продавали и в страны Восточной Европы, сейчас, скорее всего, это прекратится.

— В ситуации потери многих зарубежных новинок автору из России будет тяжелее «зайти» в крупное издательство, именно новому неизвестному автору?

— Все зависит от качества текста, издатели вне зависимости от рыночной ситуации все время ищут потенциальную звезду, и с учетом того, что количество вариантов книг иностранных сокращается, фокус на поиск российских авторов, конечно, усиливается. Но, думаю, радикально ничего не поменяется: если издательство видит потенциал в авторе, то будет в него вкладываться, и так было всегда.

— Какие жанры сейчас наиболее интересны издателям?

— Всегда качается маятник между фикшеном и нон-фикшеном. Последние годы — были годы нон-фикшена, и это была тенденция во всем мире: на американском рынке книги нон-фикшен по объему своих продаж уже давно обошли художественную литературу. Но сейчас есть некие признаки того, что маятник начал двигаться в сторону художественной литературы. Думаю, что для ее авторов больше шансов, чем раньше.

— А какие темы вам сейчас интересны?

— Вы знаете, я достаточно скептически отношусь к тому, что вот, есть некая тема, напишите нам о ней и это будет какая-то правильная книга. В целом если говорить о том, что сейчас пользуется спросом, на мой взгляд, это книги, которые находятся на грани — например, это может быть нон-фикшен, который основан на реальной истории, но читается как роман. Либо это книга-фикшен, но она рассказывает о каких-то интересных вещах, истории, искусстве — когда человек что-то узнает параллельно с чтением истории. Например, «Империя должна умереть» Михаила Зыгаря в топе продаж: это нон-фикшен, посвященный истории русских революций, но он читается как роман. Дэн Браун, например, это художественная литература, но там есть элементы нон-фикшена.

— Издательства будут больше готовы рисковать в плане выбора тем?

— Сейчас скорее меньше, но непонятно, что будет дальше. Издательство как венчурная компания: мы запускаем много проектов, какие-то становятся супербестселлерами, некоторые так-сяк, а некоторые неудачные. И те, которые очень удачные, покрывают затраты по неудачным и позволяют издательству быть прибыльным. Хотелось бы иметь в портфеле больше таких проектов.

Интервью взяла Валерия Лебедева