Вивисекция по-русски

О вивисекции предложили поговорить члены Российского общества покровительства животным (РОПЖ), собравшиеся в 1882 году в Москве на свой первый съезд. Но закончилось дело тем, что ученые столь же публично попросили защитников животных в дальнейшем не лезть в чужие дела и не касаться свободы научных исследований.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

В ответ РОПЖ затеяло классическую придворную интригу с целью поставить ученых, экспериментирующих на животных, в рамки закона, но опять получило столь резкий афронт со стороны Императорской Академии наук, что вопрос о юридической стороне вивисекции в нашей стране был снят с повестки дня окончательно. Законодательно он был отрегулирован приказом Минздрава СССР только в 1977 году.

Защитники Муму

Инициатором создания и первым председателем Российского общества покровительства животным был гласный (депутат) столичной городской думы Петр Владимирович Жуковский, человек в Петербурге известный, отставной гусарский штаб-офицер, бывший в годы Крымской войны адъютантом командующего интендантством армии, членом главного управления «Российского общества попечения о раненых и больных воинах» (в будущем Российского общества Красного креста), столичным мировым посредником, церковным старостой Казанского собора, словом, выражаясь современным языком, эффективным менеджером во всех смыслах.

Его речь на заседании городской думы 12 марта 1864 года о необходимости учредить «Общество для надзора за обращением с животными в Петербурге» доступна в интернете, ее интересно прочитать не только современным защитникам животных. Своим литературным языком она сделала бы честь любому классику русского критического реализма того времени. Впрочем, депутат Жуковский был не чужд и литературы, публиковал свои стихи и рассказы в «толстых журналах» Каткова и Краевского в одном ряду с Тургеневым, Достоевским, Некрасовым, Гончаровым, Салтыковым-Щедриным. Во всяком случае, его описание с трибуны знаменитого здания городской думы на Невском проспекте «несчастных кляч еле живых, надорванных, запаленных, хромых на все ноги, с обожженными плечами, или гниющими ранами, впряженных в извозчичьи экипажи, в особенности дышловые, т. е. кареты и коляски, которых пьяные извозчики и кучера нещадно били — просто ради забавы или чтоб погреться на морозе» было вполне в духе перечисленных классиков.

К чему вел дело депутат Жуковский его коллегам по городской думе было предельно понятно. «Свидетели подобных сцен почти всегда остаются безучастными зрителями, частью оттого, что не сознают себя вправе вмешаться в дело, или из опасения выслушать грубость от лица, жестоко обращающегося с животным, и так как у каждого есть убеждение, что это входит в обязанность полиции, то никто не желает и не может облекаться ее властью, не быв к тому призванным,— говорил он.— Нам случалось иногда обращать внимание полицейских стражей на происходящий на улице случай истязания животных, и большею частью дело оканчивалось или совершенным равнодушием со стороны блюстителя порядка, или бранью, к которой так привык наш простолюдин».

В итоге в столице в 1865 году было создано петербургское Общество покровительства животным, затем в течение десяти лет они появились еще в нескольких губернских городах, а в 1871 году в статью 43 «Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями» было внесено дополнение: «За причинение домашним животным напрасных мучений виновные подвергаются денежному взысканию не свыше 10 рублей». В проекте, подготовленном правлением петербургского Общества покровительства животным, максимальный штраф предусматривался в 30 руб., но по высочайше утвержденному мнению Госсовета достаточно было и 10 руб., суммы тоже немаленькой по тем временам.

После появления в губернских городах обществ покровительства животным, аналогичных столичному Российское общество покровительства животным прибрело зонтичную структуру и, согласно своему уставу 1888 года, вошло в ведомстве МВД. В главе правлением РОПЖ был утвержден уже камергер Петр Жуковский, а само общество получило «непосредственное покровительство» Его императорского высочества великого князя Николая Николаевича Старшего. Вопреки гуляющим по интернету и порой даже научным трудам утверждениям о высочайшем патронаже РОПЖ, ни российские императоры, ни их супруги официальным патронажем общества никогда себя не утруждали. На обращения РОПЖ реагировали благосклонно, но не более того.

Как писал первый историк Российского общества покровительства животным Зиновий Зосимовский в 1890 году, подводя итог 25-летия РОПЖ, «оно было основано в то время, когда его назначение было понятно лишь очень немногим, большинство же над ним глумилось». Поначалу штрафы за истязание над животными действительно казались нелепостью и самодурством властей не только оштрафованным, но и самой полиции, которая всячески уклонялась от призывов активистов общества быть построже с нарушителями закона. Но со временем РОПЖ стала заметной организацией, на ее десятилетний юбилей отреагировал даже Достоевский, правда, весьма своеобразно, записав в «Дневнике писателя»: «Научившись жалеть скотину, мужик станет жалеть и жену свою».

А когда 27 сентября 1883 года в Петербург из-за границы было привезено тело Тургенева для погребения на Волковом кладбище, в числе 179 депутаций от разных учреждений и обществ были и представители РОПЖ с венком «Автору “Муму”». Возле венка крутилась жалкого вида собачонка, которая сопровождала процессию на кладбище до могилы, а потом, когда кто-то из присутствующих хотел ее подобрать, бесследно исчезла. Об этом написали столичные газеты, а провинциальные их перепечатали. Сейчас в этом заподозрили бы изощренный пиар РОПЖ, но тогда народ был попроще, поверил в мистическое явление духа Муму, а заодно лишний раз напомнил обывателю о защитниках прав животных.

Первая неудача антививисекционизма

В 1882 году делегаты столичного и провинциальных обществ покровительства животным собрались в Москве на свой первый съезд. «Главнейшие постановления этого съезда были, следующие: 1) Составить проект нормального для всех Русских обществ устава… 2) Представить всемирному конгрессу Обществ покровительства животным, имевшему быть в Вене в 1888 г., предположение о подании помощи раненным на войне животным, для чего эмблема Обществ покровительства (золотая звезда на лазуревом поле) признавалась бы воюющими сторонами наравне со знаком Общества Красного Креста. 3) Желаемые и указанные на съезде изменения законов об охоте сообщить на усмотрение и зависящее распоряжение Росс. О-ву п. ж. 4) Вопрос о вивисекции просить разработать тому же О-ву. 5) Так как периодические издания недостаточно способствуют распространению идей покровительства, то распространять таковые при посредстве дешевых брошюр, чтений (лекций.— Ред.) и через проповеди духовенства. 6) Вопрос об освобождении животных от непосильных работ просить разработать Росс. О-во п. ж. 7) Просить то же О-во возобновить свои ходатайства об улучшении порядков перевозки скота по железным дорогам. 8) За лучшие способы лишения животных жизни признать: для крупных животных — перерезание спинного мозга, или шейных сосудов; для мелких — последний способ, для свиней — прокол сердца и для собак — повешение».

Этот перечень постановлений съезда достаточно ярко показывает умонастроения наших отечественных защитников животных почти полуторавековой давности. Понятно, что едва ли батюшка стал бы увещевать с амвона прихожан не забивать палками бродячих собак, а вешать их. Но лошадиные санитары на поле боя не выглядели тогда нелепостью. Возможно, что после вхождения РОПЖ под юрисдикцию МВД в 1888 году и рекомендация насчет перевозки скота по железным дорогам была принята во внимание: железные дороги с 1880 года входили в ведение Отдельного корпуса жандармов, а тот подчинялся департаменту полиции МВД. На фоне бума антививисекционизма в Европе в те годы по-настоящему актуальным выглядело и постановление съезда разработать и законодательно принять в России что-то подобное британскому Cruelty to Animals Act 1876 года, который ввел там в практику лицензии на эксперименты с животными.

Наиболее полно и доказательно история отечественного антививисекционизма описана в работах Натальи Евгеньевны Берегой из Санкт-Петербургского филиала Института истории естествознания и техники им. С. И. Вавилова РАН. Они доступны в интернете, их полезно почитать современным зоозащитникам всех оттенков, включая зоореалистов, зоогуманистов, веганов и т. д., чтобы они, как говорят в народе, не изобретали велосипед. Если же совсем коротко, то дело было так.

Чтобы не наступить на те же грабли, на какие наступали деятели британского Королевского общества предотвращения жестокости к животным (RSPCA) при рассмотрении на заседаниях Королевской комиссия по вивисекции «Билля о регулировании практики вивисекции» (он и лег в основу британского Акта 1876 года «О жестоком обращении с животными») руководство РОПЖ решило отказаться от категоричной формулировки в уставе общества требования «никогда и ни под каким предлогом не причинять животным страданий» и заранее заручиться если не полным пониманием и поддержкой ученых, экспериментировавших с животными, то хотя бы компромиссом с их стороны.

Была создана специальная комиссия из четырех человек, в состав которой со стороны ученых вошли Александр Тихомиров и Владимир Шимкевич, оба члены Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, оба в будущем выдающиеся российские ученые-зоологи, но в 1882 году еще совсем молодые выпускники университета. Тихомиров имел магистерскую степень (PhD, или кандидата наук по-нашему), а Шимкевич и той пока не удостоился. Почему в РОПЖ выбрали именно их, можно только гадать. Возможно, учитывая опыт британских зоозащитников, которым стоило немалого труда уломать Чарльза Дарвина согласиться на компромиссный текст «Билля о регулировании практики вивисекции», маститых ученых противников антививисекционизма в РОПЖ заранее опасались.

Впрочем, молодежь в лице Тихомирова и Шимкевича проявила не свойственную их возрасту аппаратную зрелость, предложив зоозащитникам «обратиться от имени съезда Обществ покровительства животным к будущему Съезду Русских естествоиспытателей и врачей с просьбой обсудить вопрос: возможно ли, не нарушая интересов науки, положить какие-либо ограничения свободы вивисекции и, если возможно, то какие могут быть приняты в этом отношении меры». Вопрос о вивисекции завис. Съезд под председательством Мечникова должен был состояться в Одессе в августе 1883 года.

По-видимому, желая поторопить события, правление РОПЖ обратилось в июле 1883 года в Общество практических ветеринарных врачей в Москве с просьбой дать заключение о необходимости вивисекций, на что в ноябре получило ответ: «Мы полагали бы просить Российское общество покровительства животным не касаться вообще свободы исследования науки и преподавания ее, и в частности вивисекций, так как все это находится в руках весьма образованных людей, и только при поверхностном взгляде кажется, что тут сталкиваются интересы науки с целями Общества покровительства животным, а на самом деле ничего подобного нет». Примерно такого же по сути содержания, хотя более мягкий по форме, был ответ одесского съезда естествоиспытателей и врачей.

На этом кавалерийская атака правления РОПЖ на вивисекцию по-британски в лоб выдохлась. Ни Илья Мечников, ни Иван Павлов, ни другие русские ученые, экспериментировавшие с животными, на компромиссы, как Дарвин и Гексли, не собирались идти. А после того, как активисты РОПШ серией статей в столичных газетах сорвали публичные лекции заведующего кафедрой физиологии Военно-медицинской академии профессора Тарханова о действии ядов с пояснением их опытами на животных, князь Иван Тарханов (Тархан-Моурави), который был известной и популярной в Петербурге личностью не только в ученых кругах, то есть медийной персоной по современной терминологии, написал для «Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона» статью о вивисекции.

Она доступна в интернете, и даже сейчас, читая ее, нельзя не видеть, как больно высек в ней профессор Тарханов антививисекционистов. А эта его статья, между прочим, была и по сей день остается основой для всех последующих статей о вивисекции во всех советских и потом российских энциклопедиях и соответствующих разделов в университетских учебниках.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Интрига баронессы

Также нельзя не видеть, насколько неудачно руководством РОПЖ был выбран момент для антививисекционной кампании. РОПЖ возник в 1860-е годы на волне либеральных реформ Александра II, и дела зоозащитников тогда шли прекрасно. Но после убийства императора народовольцами в 1881 году ситуация в стране резко изменилась. Антививисекционная кампания РОПЖ проходила на фоне идущих один за другим процессов над народовольцами-террористами, которых вешали десятками. Более удобное время отстаивать свое право жить в мире, где руки ученых и врачей не обагрены кровью несчастных животных, как образно выразила позицию отечественных антививисекционистов XIX века Наталья Берегой, настало только в конце 1890-х годов.

На этот раз защитники животных избрали более надежный, по их мнению, путь придворной интриги. В 1901 году московское отделение РОПЖ издает книгу «Жестокости современной науки», в конце которой в виде приложения был напечатан проект ходатайства министру внутренних дел Сипягину из десяти требований РОПЖ, в числе которых было, например, такое: право присутствия при всех опытах ученых представителей из Общества покровительства животным.

Но главные события разворачивались в Северной столице и были связаны с именем баронессы Веры Илларионовны Мейендорф (в девичестве княжны Васильчиковой), супруги командующего императорским казачьим конвоем генерал-майора барона А. Е. Мейендорфа. Дамы излишне тщеславной, из-за которой, как утверждали злые языки (в частности начальник канцелярии Министерства императорского двора генерал Мосолов), генерала Мейендорфа все при дворе жалели.

В феврале 1902 года баронесса была избрана председательницей Главного правления и почетным членом Санкт-Петербургского отдела. Она была хорошо знакома с матерью-императрицей Марией Федоровной и собиралась через нее продавить законопроект, повторяющий положения британского Cruelty to Animals Act. Сопроводительное письмо под заглавием «О вивисекции как о возмутительном и бесполезном злоупотреблении во имя науки» к проекту российского билля о правах животных по просьбе баронессы написал лейб-хирург императоров Александра III и Николая II тайный советник Густав Гирш. Мария Федоровна собственноручно написала на его полях: «Прошу обратить серьезное внимание», и законопроект с сопроводительным письмом ушел в Министерство народного просвещения.

В МВД его не посылали, вероятно, потому что там было не до этого. Министра Сипягина показательно пятью выстрелами в упор расстрелял боевик партии эсеров Степан Балмашев. Вместо этого, пока министр народного просвещения, мудро решив не брать ответственность на себя, разослал послание баронессы на отзывы начальникам ученых округов, баронесса самолично прочла лекцию о том, как надо вести эксперименты с животными, профессорско-преподавательскому составу Военно-медицинской академии. Профессора ее выслушали и пообещали создать для рассмотрения ее доклада комиссию, которая ей и ответит.

Ответ комиссии джентельменским назвать было нельзя. Комиссия констатировала, что автор доклада (то есть баронесса) совершенно незнаком с тем предметом, о котором судит, а контроль членов РОПЖ не только унизителен для науки, но и опасен для человеческого блага. К резолюции комиссии прилагалось особое мнение завкафедрой физиологии Ивана Павлова (он в 1896 году сменил на этом посту князя Тарханова): «В негодовании и с глубоким убеждением говорю я себе и позволяю сказать другим: нет, это — не высокое и благородное чувство жалости к страданиям всего живого и чувствующего; это — одно из плохо замаскированных проявлений вечной вражды и борьбы невежества против науки, тьмы против света».

Баронесса, что называется, засуетилась и направила в Министерство народного просвещения еще одно письмо с просьбой образовать особую комиссию с участием представителей Главного правления РОПЖ для рассмотрения отзыва ВМА. Это было ее роковой ошибкой, с конца января 1904 года обязанности министра исполнял патофизиолог профессор Сергей Михайлович Лукьянов, который до министерства был директором Императорского института экспериментальной медицины. Вместо организации комиссии он собрал у ученых подведомственных ему университетов отзывы на высочайше одобренный антививисекционистский доклад и отослал их в Императорскую академию наук. Академики обобщили их в коротком резюме: «Установление законодательных мер для ограничения вивисекций не представляется возможным, так как оно явилось бы тормозом к дальнейшему развитию целого ряда наук, оказавших великие услуги человечеству».

На этом вопрос о законодательном регулировании вивисекции был исчерпан. На дворе стоял 1906 год, без устали работали военно-полевые суды для ускорения судопроизводства по делам лиц, обвиняемых в разбое, убийствах, грабеже, нападениях на военных, полицейских и должностных лиц. Социальная вивисекция шла полным ходом, до научного живорезания никому не было дела. Потом была мировая война, потом снова революция и снова война, а в итоге Россия так и осталась без антививисекционного закона.

Закалка вивисекций

Нет его, кстати, и по сей день. С 1977 года вивисекцию в СССР, а затем в РФ регламентировали приказ №755 Минздрава СССР и четыре приложения к нему (оборудование экспериментальной лаборатории, уход за животными в виварии, порядок проведения процедур на животных, порядок проведения эвтаназии). Но и он сейчас отменен постановлением правительства РФ №857 от 13 июня 2020 года.

А может быть, действительно не нужны антививисекционные законы. Может быть, правы подполковник медицинской службы Валерий Адаменко из Военно-медицинской академии и его коллеги из научных рот №3 и №8 МО РФ, которые в своем совсем недавнем обзоре «Деонтология врача-экспериментатора: история и современность» пишут: «Мы не должны отходить от российской традиции медицинского образования через реальное практическое действие, заложенной еще Николаем Ивановичем Пироговым, который высмеивал профессоров, демонстрировавших “технику ампутации на брюкве”». И добавляют, что «правильно проводимые учебные эксперименты в курсе патофизиологии и других медико-биологических дисциплин повышают качество профессиональной подготовки врача и дают ему профессиональную психологическую закалку». Книжные и компьютерные вивисекции потом слишком дорого обходятся пациентам.

Ася Петухова