«Хиросима, моя любовь» Алена Рене вышла в повторный прокат

К столетию Алена Рене его самый знаменитый фильм «Хиросима, моя любовь» вышел на российские экраны. Трудно найти более подходящий для этого момент, считает Андрей Плахов.

Первая полнометражная картина Рене «Хиросима, моя любовь» (1959) стала визитной карточкой новаторских художественных течений эпохи — новой волны и кино Левого берега. Кроме того, это триумфальная экранная адаптация идей Нового романа, запечатленных в сценарии Маргерит Дюрас. Линейное повествование разрушено уже в первых кадрах, представляющих собой серию крупных планов спин и рук обнимающихся мужчины и женщины: они покрыты потом и как будто посыпаны пеплом. Но нет, не как будто: это и есть ядерный пепел, осевший после бомбардировки Хиросимы. А в закадровых диалогах, вначале похожих на поэтические метафоры, обретают сюрреалистическую реальность другие жуткие образы. Обугленные камни из пробок. Грива мгновенно выпавших женских волос. Хиросима, покрытая цветами, выросшими из пепла. Кадры больницы с онкологическими больными и музея катастрофы, где хранятся человеческие органы, «еще живые, дышащие». И статистика: температура 10 тысяч градусов на площади Мира, 200 тысяч погибших за 8 часов. Монтируясь с диалогами и с хроникой, возникают флешбэки, которые постепенно раскрывают подоплеку сюжета.

Мужчина и женщина, прежде чем провести вместе ночь, познакомились в баре отеля New Hiroshima. Он (Эидзи Окада) — японец, архитектор, чья семья погибла во время атомной бомбардировки, она (Эмманюэль Рива) — француженка, актриса, приехала в пострадавший город, чтобы сыграть в фильме об антивоенных протестах. Мужчина стремится продлить вспыхнувший роман, женщина ускользает, мучимая болезненными воспоминаниями. Во время войны в ее родном городке Невере она полюбила солдата-оккупанта; за это ей, «немецкой подстилке», соотечественники обрили голову, а родители запирали ее в подвале. В финале 24-часового романа герои впервые называют друг друга по имени, но это не настоящие имена, а маркеры их травм: мужчину зовут Хиросима, женщину — Невер.

Картину Рене, которую Жан-Люк Годар охарактеризовал как «Фолкнер плюс Стравинский», а Эрик Ромер назвал первым важным произведением эпохи звукового кино, исключили из конкурсной программы Каннского фестиваля из страха обидеть правительство США. «Хиросиме» тогда достался только независимый приз ФИПРЕССИ — международной кинокритики. Перестраховались, видимо, слишком: вскоре сценарий Дюрас был номинирован на премию Американской киноакадемии.

1959 год — время мировой оттепели, время надежд и пик страхов перед атомной угрозой: он наступил совсем скоро, с Карибским кризисом. В фильме Рене — сложный сплав ощущений той эпохи: страха и надежды, памяти и забвения, отчуждения и любви. «Ты ничего не видела в Хиросиме»,— повторяет герой, как заклинание. «Как и ты, я забыла»,— вторит ему героиня, погружаясь в «страх безразличия». Но жизнь побеждает смерть: в разгар Второй мировой француженка полюбила немца, и теперь она опять, вопреки всему, готова любить. «Мне нравятся парни,— признается она.— У меня сомнительная мораль». На вопрос, что это значит, она отвечает: «То, что я сомневаюсь в моральности других».

Рене начал с фильмов, обличавших нацизм и милитаризм. Еще в первой половине жизни он стал иконой кинорежиссуры благодаря картинам «Ночь и туман», «Хиросима, моя любовь», «Мюриэль, или Время возвращения», «Война окончена» с сильной политической составляющей. Но он же снял «В прошлом году в Мариенбаде» — шедевр «чистого искусства». И чем старше становился Рене, тем упорнее делал фильмы легкомысленные, салонные, декоративные, вызывающе аполитичные. Их называли буржуазными, выхолощенными и пустыми — пока не смирились с тем, что человек, так много сделавший для прогресса, имеет право не рвать на себе рубашку и достойно принять старость.

Его последний фильм называется «Любить, пить и петь». Одна из последних картин, снятых по сценарию Маргерит Дюрас,— «Любовник». А последнюю знаменитую свою роль Эмманюэль Рива сыграла в «Любви» Михаэля Ханеке. Нельзя тут не вспомнить парадоксальную фразу француженки, которую судьба забросила в Хиросиму: «Как можно сомневаться, что этот город сделан по лекалам любви…»