Почему дети с ограниченными возможностями здоровья не могут учиться

Федеральный закон об образовании, принятый в России в 2015 году, декларирует право детей с особенностями развития на образовательные услуги. Однако часто это право обеспечивается не полностью или не обеспечивается вовсе. Почему так происходит и как обеспечить право каждого ребенка на образование, “Ъ” рассказала исполнительный директор общественной организации помощи детям с расстройством аутистического спектра «Контакт» Елена Багарадникова.

«Система подушевого финансирования не учитывает особенности детей»

— Федеральный закон об образовании говорит, что любой ребенок может учиться в любой школе. Но на практике этот закон часто не работает, и детей с особенностями развития берут далеко не во все школы. Почему?

— Девять лет назад, когда мой старший сын шел в первый класс, его не хотела брать ни одна московская школа. В коррекционную школу его не брали, потому что у него не было умственной отсталости, а в обычную — потому что у него стоял диагноз «задержка психического развития», а сопутствовал ей аутизм.

Я получила огромное количество отказов, обошла пол-Москвы в попытках устроить сына в школу, писала письма в департамент образования, все было бесполезно.

Наконец, нашлась единственная школа, куда нас приняли,— там умели работать с детьми с аутизмом.

Тогда в школах было сметно-бюджетное финансирование, при котором на работу брали то количество специалистов, которое было нужно конкретной школе на обучение детей, и ей на это выделяли деньги. То есть школа сама рассчитывала свой бюджет, и финансирование шло под ее запрос. Поэтому в нашей школе было достаточно специалистов — логопедов, тьюторов, психологов, дефектологов, которые могли работать с особыми детьми.

Но вскоре после того, как мой сын туда поступил, был принят федеральный закон об образовании, и все школы перевели на подушевое финансирование. Финансирование нашей школы сократилось в 13 раз. Две трети педагогов сократили, потому что платить зарплату стало нечем.

Система подушевого финансирования, которая сегодня существует в российском образовании, не учитывает особенности детей, которые в школу приходят, и часто не покрывает зарплату всех специалистов, необходимых для обучения этих детей.

Допустим, у нас есть два ребенка с ОВЗ (ограниченные возможности здоровья, статус ОВЗ не равен инвалидности.— “Ъ”) на всю школу. И этим двум детям необходимы услуги логопеда, дефектолога, психолога, тьютора. Даже если у детей оформлена инвалидность и за их обучение государство платит школе повышенный коэффициент, все равно этого финансирования не хватит, чтобы школа могла платить зарплаты таким специалистам. Соответственно, школе невыгодно нанимать таких специалистов.

— Кто определяет, какие должны быть образовательные коэффициенты в школах?

— Коэффициенты определяет региональная власть. В Москве, например, для обучения детей с инвалидностью всего два вида коэффициентов. Если у ребенка двигательные нарушения и он учится по специальной программе для детей с двигательными нарушениями или ребенок с полной потерей зрения, то город оплачивает школе его обучение с коэффициентом 3. Для всех остальных детей, имеющих инвалидность,— с коэффициентом 2. При этом коэффициент 3 касается маломобильных детей, но не касается детей с тяжелыми и множественными нарушениями развития — у них остается коэффициент 2. Хотя, казалось бы, для ребенка с тяжелыми нарушениями должно быть больше специальных образовательных условий, ведь ему нужно больше внимания, больше занятий со специалистами, под него нужно адаптировать среду.

А для обучения детей с ОВЗ в московском образовании вообще нет никаких коэффициентов. Если у ребенка с ОВЗ есть еще и инвалидность, тогда коэффициент будет 2 или 3 — в зависимости от его нарушения. Если инвалидности нет, а ОВЗ есть, то учиться ребенок может на общих основаниях в обычной школе, но школа ему не даст необходимые услуги.

По данным департамента соцзащиты, в Москве примерно 45 тыс. детей с инвалидностью. А детей с ОВЗ, по данным департамента образования, около 90 тыс.

— При этом ребенку с сахарным диабетом и оформленной инвалидностью не нужны специальные образовательные условия, ему нужна только медицинская помощь.

— Да, коэффициенты в образовании касаются только образовательных услуг. Медицина в образовании — отдельная тема. Ее вывели из школ по всей стране, и семьям приходится самостоятельно решать эту проблему.

Родитель должен ходить с ребенком в школу, сидеть с ним, давать ему таблетки, делать плановые уколы.

Школа никакой ответственности в этом плане на себя не принимает. Такая вот социализация с мамой получается.

— Другими словами, коэффициент на обучение ребенка с сахарным диабетом выделяется, потому что у ребенка есть инвалидность. Но ему этот коэффициент не нужен. А ребенок, у которого есть синдром дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ) и нет инвалидности, никаких коэффициентов не получит и будет обучаться в классе как обычный ребенок, хотя ему требуются специальные условия.

— В большинстве регионов это именно так. Конечно, многое зависит от личности директора школы. В Москве есть достаточно большой образовательный комплекс из школ и детсадов — там очень хороший директор, понимающий. Она умудряется обеспечивать самым необходимым несколько сотен детей с ОВЗ и инвалидностью. Потому что у школы большой объем финансирования в целом. И директор может выкроить деньги из общего бюджета без ущерба для качества образования остальных детей.

Но в Москве также есть много школ, в которых на контингент в 1,5 тыс. детей приходилось примерно 10% с особенностями развития, и сегодня это школы-банкроты. В этих школах директора старались обеспечить детей с ОВЗ и инвалидностью необходимым и положенным. Но это не в их силах. Даже если в заключении ПМПК (психолого-медико-педагогической комиссии.— “Ъ”) будет указано индивидуальное тьюторское сопровождение, школа не получает на реализацию этого сопровождения никаких дополнительных средств и не в состоянии это обеспечить, потому что иначе бюджет у нее будет «отрицательный».

— Региональные власти не дают субсидии школам?

— Дают, но это ненадежно. В Москве есть проект «Ресурсная школа». Правительство Москвы субсидировало работу ресурсных школ. Однако субсидия — это государственные деньги, которые сегодня есть, а завтра — нет. А если детей набрали, их надо продолжать учить вне зависимости от того, пришла субсидия или нет. В Москве многие школы, где есть значительное количество детей с ОВЗ, сейчас на грани банкротства. В том числе и школы из перечня ресурсных — они рассчитывали на то, что получат субсидии, но в этом учебном году они так и не пришли.

А без субсидий финансирование коррекционной работы с одним ребенком с ОВЗ в Москве — 25 тыс. руб. в год.

Если вычесть из этой суммы ЕСН (единый социальный налог) и разделить на 12 месяцев, то получается, что в месяц на коррекционную работу с ребенком московская школа может потратить 1450 руб.

За эти деньги нужно организовать 6 часов коррекционных занятий в неделю, то есть 24 часа в месяц. Выходит, что за один урок специалист получит 60 руб. минус подоходный налог. И это не считая расходов на учебные материалы, оборудование и так далее. Очевидно, что при таком финансировании невозможно обучать детей.

«Дефицит коррекционных специалистов в системе образования не меньше 20 тыс. человек»

— В России есть регионы, где коэффициентов в образовании больше?

— В федеральных нормативных актах говорится о том, что регион должен ввести коэффициенты на обучение детей с особыми потребностями, рассчитать их в зависимости от необходимых для обучения ребенка условий. Есть даже методичка по такому расчету, внедренная Министерством образования. Мы по ней рассчитывали коэффициент для школ Москвы, передавали предложения и расчеты в правительство Москвы. Но никакого ответа (кроме дежурной отписки) на наше коллективное обращение не получили.

Сейчас в Министерстве просвещения готовятся новые методические рекомендации. Поможет ли это, не знаю. Думаю, нужны и иные меры.

Но в России все же есть регионы, которые рассчитали и ввели коэффициенты в соответствии с федеральной методикой. Насколько я знаю, их всего пять. Но идеальной системы там тоже не построили. В Воронеже, например, ввели высокий коэффициент для обучения детей с РАС (расстройство аутистического спектра.— “Ъ”) — 19. Но в Воронеже нет коэффициентов для других нозологий (диагнозов.— “Ъ”), то есть там создали особые условия в образовании именно под детей с РАС. Поэтому, если у ребенка какое-то другое нарушение, не аутизм, он учится, как все, за него государство платит столько же, сколько за обычного школьника.

— То есть Минобр в методичке рекомендует регионам рассчитывать коэффициенты определенным образом, но федеральное законодательство не обязывает их это делать.

— Да. И регионы, часто для галочки, вводят два-три коэффициента, и всех своих детей с инвалидностью, пришедших в школу, под эти коэффициенты «подтягивают».

Это приводит к тому, что дети не получают образовательные услуги в полном объеме или вовсе выдавливаются из школы.

Все наши обращения в органы исполнительной и законодательной власти федерального и региональных уровней, в прокуратуру, к детским омбудсменам за последние годы в основном касаются того, что детям не дают положенных часов обучения. Допустим, по стандарту положено учить ребенка с ОВЗ 31 час в неделю, но во многих регионах детей с ОВЗ учат 2, 3, 5, в лучшем случае 10 часов в неделю. Особенно это дискриминационное ограничение касается формы обучения на дому. Потому что нет средств для того, чтобы оплатить полноценные занятия, а педагоги не знают, как работать с такими детьми.

Если ребенку нужен индивидуальный учебный план, а у школы нет ресурса, она давит на родителей, заставляет их забирать документы, даже начинает угрожать опекой — такие случаи мы знаем. Иногда школа понижает уровень образовательной программы для особого ученика.

Ведь если ребенок получает двойки по той программе, которая для него определена специалистами, то для школы это минус. Поэтому школа вынуждает родителей перевести ребенка на программу уровнем ниже, чтобы избежать плохих оценок.

И проблема не только и не столько в педагогах или администраторах, а в том, что просто нечем платить зарплату тем специалистам, которые должны работать с особым ребенком. У нас в стране дефицит коррекционных специалистов в системе образования не меньше 20 тыс. человек, по официальным данным Министерства просвещения. По нашим же данным, он в несколько раз выше, потому что в этой официальной цифре не учитывается индивидуальное тьюторское сопровождение, которое детям необходимо.

Качество образования педагогов страдает, потому что на курсы повышения квалификации и дальнейшей поддержки специалистов у образовательных учреждений тоже нет денег. Не выделяются средства и на адаптацию учебного материала, например, для детей с РАС или слабовидящих детей. Вот и получается, что дети есть, а учебы у них нет. Есть только вечный бой родителей с системой образования.

— Родители могут добиться чего-то в этом бою?

— Если родитель знает о своих правах и правах своего ребенка и последовательно требует от школы соблюдения этих прав, то директор урежет какие-то школьные расходы и что-то даст этому конкретному ребенку. Но вряд ли это будут услуги в полном объеме. Скорее — «мы вам даем вот это, а вы отказываетесь от вот этих требований».

И нельзя забывать, что все проблемы, о которых я говорю, касаются не только школы, но и других уровней образования: дошкольного, среднего профессионального, высшего.

— Но есть федеральное законодательство, в котором говорится, что дети с инвалидностью имеют право учиться в обычной школе, а значит, регион должен обеспечить им это право.

— Но способы, которыми это право обеспечивается, остаются на усмотрение региона. Регион может просто отчитаться, что коэффициенты введены, фактически закон исполнен.

— То есть в каком-то смысле федеральный закон об образовании — это декларация о намерениях?

— Это хороший и прогрессивный закон, там красиво сказано о том, как все должно быть, но все эти декларации ничем не подкреплены в реальной жизни. У особого ребенка есть право на образование, но его реализация не обеспечена финансами. И никто не несет никакой ответственности за то, что это право не исполнено.

Но родители редко идут в прокуратуру и дальше — в суд. И очень трудно доказать в суде, что права нарушены не потому, что директор или педагоги плохие, а потому, что образование особых детей недофинансировано.

— В законе об образовании говорится, что любой ребенок имеет право получить образовательные услуги по месту жительства. Значит, родитель может идти в ближайшую школу и требовать, чтобы ребенка туда взяли?

— У родителя есть право выбрать форму и место обучения, но это право регулярно нарушается. Если в Москве адрес проживания семьи связан с тремя ближайшими школами, к которым ребенок может быть приписан, то в регионах нет никакой системы, и ближайшая школа может запросто отказать ребенку в обучении. Если родитель не знает о своих правах и не пойдет жаловаться в прокуратуру, то ребенок может не попасть в школу. Из Московской области, например, многие родители возят своих особых детей учиться в Москву.

— Достаточно ли родителю ссылаться только на федеральный закон об образовании, чтобы устроить ребенка в школу?

— В целом да. Есть еще федеральные государственные образовательные стандарты (ФГОСы), хотя они несовершенны и не затрагивают всех детей с особыми потребностями.

И в федеральном законе об образовании, и в федеральных государственных образовательных стандартах есть формулировка «ограниченные возможности здоровья». Но при этом вся сетка ФГОСов привязана к девяти нозологиям, и если у ребенка есть один из этих девяти диагнозов, то он гарантированно получит образовательную программу, а если нет, то не получит. Дети с нарушениями зрения, слуха, опорно-двигательного аппарата, умственной отсталостью в разной степени, с задержкой психического развития имеют право на соответствующие специальные образовательные программы. А если у ребенка эмоционально-волевые, поведенческие нарушения (например, СДВГ), ПМПК не даст ему заключения на специальную образовательную программу. А детей с поведенческими нарушениями очень много, мировая статистика говорит нам, что сейчас СДВГ есть у 5% детей.

«Отвечать за это может только губернатор»

— В вашей организации есть программа поддержки родителей, воспитывающих детей с особенностями развития. С какими проблемами они обычно к вам обращаются?

— «Родительская приемная» — это программа, с которой мы начинали свою работу десять лет назад, и до сих пор она у нас остается основной.

В России родителю особенного ребенка очень трудно разобраться в том, какие льготы ему положены, какие у него и его ребенка есть права, люди буквально тонут в огромном количестве бумажек, которые им надо собрать.

Чаще всего обращаются именно в связи с трудностями устройства детей в школу и обучения в школе. Для детей с РАС крайне сложно получить диагноз и инвалидность, а значит — трудно устроить ребенка в детсад и школу, где смогут удовлетворить его образовательные потребности.

А статус ребенка с ОВЗ получить еще сложнее, чем инвалидность, особенно в регионах. Мы помогаем родителям оформить ребенку инвалидность, а также получить заключение ПМПК, для того чтобы подтвердить статус ОВЗ.

Помогаем составить образовательный маршрут на этапе ранней помощи, когда ребенок еще маленький, а семья не знает, куда идти. Часто мы слышим от родителей, что их детям предлагают делать какие-то стимулирующие уколы для запуска речи, плаванье с дельфинами, иглоукалывание. Семьи хватаются за любые методы, научно не доказанные, потому что у них нет информации, как они могут помочь своему ребенку. Мы стараемся направить родителей туда, где им окажут реальную помощь.

Конечно, чаще всего обращаются родители, у которых детям пора идти в школу. Какую образовательную программу выбрать? Какую школу? Как правильно оформить документы в ПМПК? И как получить необходимые медицинские заключения, а также инвалидность?

Часто семьи, которые не имеют помощи в решении этих вопросов, оказываются в трудной жизненной ситуации, и кто-то принимает решение отдать ребенка в интернат, потому что там им обещают и присмотр, и образование. Те, кто советует родителям интернат, вместо того чтобы предложить другую помощь, покушаются на базовое право любого ребенка — право на семью. Мы работаем как раз с профилактикой таких ситуаций. В России много семей находится в трудной жизненной ситуации, а системы полноценного кризисного менеджмента и поддержки нет. Допустим, семья смогла устроить ребенка с ОВЗ в детский сад, но вот ему исполнилось шесть лет, и родителям надо думать о школе, они не знают, куда идти и что делать. Семья в растерянности, родителям надо работать, за ребенком нужен присмотр. В государственной системе нет куратора, который помогал бы семье с раннего детства ребенка до его совершеннолетия. Пока эту работу делают маленькие НКО вроде нашего. Консультируем семьи, чтобы они в любой трудной ситуации знали, где и какую услугу могут получить.

Мы начинали только в Москве, но вскоре стали работать с семьями из Московской области, а с начала пандемии к нам массово стали обращаться и родители из регионов, потому что школы вводили дистанционное обучение, родители не понимали, как им учить своих особых детей в таких условиях.

Сейчас мы доросли до понимания, что помощь требуется не только родителям детей с РАС или с другими ограничениями здоровья, а вообще любым родителям, воспитывающим детей. Потому что трудности с обучением бывают у любых детей, даже физически здоровых. Бывают проблемы с поведением, с взаимоотношениями внутри класса.

Мы помогали решить несколько кризисных ситуаций, когда в класс приходил особенный ребенок, а школа просто закрывала глаза и ничего не хотела для него делать. В классе обстановка дестабилизировалась, родители обычных детей начинали протестовать, пытаться вытеснить особого ребенка, и кто-то из родителей обращался к нам: «Мы не хотим избавляться от этого ребенка, помогите ему интегрироваться». И мы говорили и с учителями, и с родителями. Легче всего затравить ребенка и выгнать из школы. Гораздо сложнее помочь ему интегрироваться, но такая интеграция многое дает не только особому ребенку, но и остальным детям в классе. Учит их терпимости, пониманию, что в мире живут разные люди, и каждый ценен.

— Правильно я понимаю, что решить проблемы с образованием детей с ОВЗ можно, только обязав регионы вводить образовательные коэффициенты с учетом федеральных рекомендаций?

— Мы все время говорим о том, что в показатели эффективности работы губернаторов нужно вносить наличие в регионе этих коэффициентов. Кто-то должен за это отвечать. Отвечать за это может только губернатор, потому что при низовой ответственности эта проблема не решится. Формально, конечно, у нас в стране бюджетирование через заксобрания проходит, но мы же понимаем, кто на самом деле это решает.

Думаю, еще нужно развивать альтернативное образование, направляя бюджетные деньги (например, через сертификаты) на оплату занятий для детей, находящихся на семейной форме образования. Можно также направлять деньги через сертификаты на реализацию дополнительного образования в негосударственные организации. Как, например, сейчас это реализовано с сертификатами на летний отдых и оздоровление в Москве. Это решение правительства Москвы сразу сделало более доступным отдых для детей из многодетных семей, детей с инвалидностью и ОВЗ. Такие удачные решения нужно переносить и на другие области. Мне кажется, привлечение таким образом в систему образования огромного количества других организаций позволит решить вопрос и качества, и дефицита. Но, конечно, это никак не отменяет необходимости перерасчета коэффициентов к подушевому финансированию.