Замминистра промышленности и торговли Василий Шпак — в интервью “Ъ FM”

Насколько удачно реализуется параллельный импорт в России? Что уже появилось в ассортименте ритейлеров благодаря такому способу ввоза? И каким образом строится взаимодействие с производителями, настроенными против параллельного импорта? Эти и другие вопросы в специальной студии “Ъ FM” на Петербургском экономическом форуме Илья Сизов обсудил с заместителем министра промышленности и торговли Василием Шпаком.

— Начались ли закупки в рамках программы параллельного импорта? Есть какое-то понимание, какие категории товаров входят, какие объемы поступлений?

— В список товаров, разрешенных к параллельному импорту, входят ноутбуки, смартфоны, пылесосы, телевизоры таких брендов, как Samsung, Apple, Huawei, Dyson и другие. Закупки уже ведутся, более того, мы видим еженедельное увеличение этих поставок. Конечно, в первую очередь дело государства — это регулирование. Для включения в перечень продукции по параллельному импорту новых позиций учитываются следующие показатели. Первый — закрытие или приостановка производства локализованной в России продукции.

Второй — приостановка отгрузки товаров в розничные сети из действующих в России производств, третий — просто прекращение поставок в Россию в том случае, если вся продукция производится за рубежом, а не локализуется в пределах нашей страны. Мы постоянно мониторим все, что происходит, анализируем конъюнктуру рынка, уже подготовили предложения по корректировке данного приказа с учетом того, как осуществляются поставки на территорию России этой продукции.

— А что именно сейчас скорректировано?

— Мы можем расширять список по видам и конкретным производителям — это достаточно гибкое регулирование. Мы в состоянии очень быстро и оперативно реагировать на те изменения, которые происходят на рынке с целью недопущения дефицита.

— В магазины такая электроника уже поступает?

— Конечно, вы можете обратить внимание, что глобального дефицита по каким-то позициям нет, продажи идут. Да, где-то происходит замещение одних товарных позиций другими, потому что есть производители, которые не ограничивали свои поставки, а, наоборот, пользуются моментом, чтобы расширить свое присутствие. Это касается как российских производителей, так и целого ряда иностранных.

— Возникают какие-то проблемы с ними? В экспертной среде есть мнение о том, что, например, компания Apple очень плохо относится к параллельному импорту, и поэтому крупные ритейлеры осторожничают и их продукцию не закупают, так как боятся, что компания разорвет с ними отношения. Есть какие-то варианты минимизировать влияние производителя, если вдруг ему не понравится, что техника ввозится таким образом?

— Это же объективно закон рынка. Что такое параллельный импорт? Это разрешение покупать у неавторизированного дилера продукцию производителя. Поэтому, если крупные ритейлеры не захотят продавать, значит, будут продавать мелкие. Наша задача, чтобы потребители не чувствовали себя ущемленными с точки зрения возникновения дефицита по той продукции, которую они хотели бы купить. Мы обладаем для этого всем необходимым набором инструментов. То, что крупные ритейлеры боятся испортить отношения с производителем в будущем, это неразумно, так как компания сама официально прекратила работать в России.

Какое тут может быть будущее? Крупные ритейлеры переориентируются на других производителей, рассматривают возможности работать с теми, кто предлагает продукцию внутри нашей страны с тем, чтобы минимизировать риски. Как можно запретить поставлять свою технику по параллельному импорту? Никак. Поэтому, что бы они ни говорили в публичном пространстве, по факту это тоже продажи и деньги.

Несмотря на ту статистику, которую нам постоянно приводят, что российский рынок — это всего лишь 1% объемов, и нам нестрашна потеря этого рынка, в результате все происходит с точностью до наоборот.

И с точки зрения внутренних продаж это все равно выпадающий объем, который на фоне не самой сбалансированной и спокойной ситуации на рынках тоже оказывает существенное влияние, и с точки зрения тех цепочек, которые разрываются.

Наша страна является большим поставщиком материалов, сырья, и это в целом затрагивает мировые логистические цепочки практически всех основных производителей, причем не только электроники. Поэтому мир находится в некой зоне турбулентности, но я считаю это позитивным фактом. Так или иначе, рынок будет приходить в равновесие, будут выстраиваться новые связи, цепочки, возникать новые ниши, и в этом есть большие возможности для нашего бизнеса, для производителей. Появляется шанс отвоевать долю на собственном и иностранном рынках, где готовы воспринимать нашу продукцию, получать больше преференций, денег, что позволит сделать себя и нашу страну богаче.

— Что касается перехода на отечественное ПО и железо на объектах критической инфраструктуры, насколько мы к этому готовы? Какие сложности здесь возникают, ведь сроки перехода назывались разные?

— Ту черту, которая удерживала нас от использования российских решений по критическим направлениям, мы уже перешли. Владельцы информационной инфраструктуры в полной мере ощутили, насколько они зависимы, насколько хрупким это делает их бизнес. Регуляторы это поняли и явно выразили свою позицию. Есть установленный срок — 1 января 2025 года использование любых иностранных решений на объектах критической информационной инфраструктуры запрещается.

Соответственно, мы вовсю готовимся к этому, взаимодействуем с разработчиками софта и с производителями железа. Сейчас происходит диагностика, мониторинг тех решений, которые применяются на объектах критической информационной инфраструктуры. Да, работы очень много, но опять-таки дело это благодарное в том смысле, что это новый рынок, это вполне себе гарантированный платежеспособный спрос для наших производителей, поэтому мы на ситуацию смотрим позитивно. Нельзя сказать, что она безоблачна и беспроблемна, конечно, будут свои трудности, но мы твердо намерены их решать.

— Допустим, компания много лет работала на зарубежном софте и хотела бы перейти на отечественный. Но вся инфраструктура уже построена на зарубежных решениях. Хватит ли времени, чтобы решить все эти вопросы, могут ли с этим какие-то проблемы возникнуть?

— При любой деятельности, направленной на результат, проблемы будут обязательно возникать. Но задача поставлена, цели определены, средства для этого есть у государства, они направлены на поддержку отечественных разработчиков и производителей. И сами компании-владельцы критических информационных инфраструктур понимают, насколько их бизнес зависит от устойчивого функционирования и от возможности противодействовать внешним зловредным вмешательствам через то иностранное оборудование и программное обеспечение, которое сейчас есть у них на объектах.

Очевидно, что нам это предстоит сделать. И мы это сделаем до 1 января 2025 года, есть все возможности для того, чтобы в эти сроки уложиться. И тут не просто желание регуляторов и государства, это в полной мере осознанное желание и самого бизнеса, который является владельцем критической информационной структуры. Потому что, как вы знаете, и количество компьютерных атак растет, и другие инциденты возникают с разной периодичностью, и не только у нас в стране, но и за рубежом, у наших западных партнеров и так далее.

Поэтому вопрос информационной безопасности, устойчивости работы инфраструктуры со все большим и большим проникновением информационных технологий становится первоочередным, важным. Безопасность цены не имеет, как не могут иметь цену человеческие жизни. Поэтому я бы акцентировал внимание и владельцев инфраструктуры, и разработчиков, и производителей, и общественности не на проблемах, а на возможностях, и на том, что нам предстоит сделать.

— Россия сейчас взяла курс на цифровизацию промышленности. Вообще насколько предприятия к этому готовы? Есть какие-то барьеры для внедрения искусственного интеллекта?

— Цифровизация сама по себе никакой ценности представлять не может, если вместе с ней не происходит повышение эффективности и производительности в промышленности, в бизнесе. Она должна оцифровывать новые, работающие, эффективные модели, которые повсеместно внедряясь, например, в промышленности, должны давать определенный экономический эффект и результат. Только тогда в цифровизации есть смысл. Все технологии для этого на сегодняшний момент существуют.

Ниши освобождаются, потому что многие иностранные коллеги покидают рынки. Да, где-то у нас нет таких зрелых решений, например, как у иностранных вендоров, но это вовсе не значит, что наши разработчики и производители в короткие сроки не смогут предложить аналогичные решения, а может быть, даже лучшие, чем те, которые предлагали иностранные коллеги. Цифровизация дает возможности по-новому взглянуть на бизнес, с тем чтобы повысить его эффективность, увеличить производительность, в этом все заинтересованы. Государство готово повсеместно оказывать эту поддержку, все возможности и ресурсы для этого есть, поэтому я на это смотрю очень позитивно.

Мы замеряем показатель цифровой зрелости, и, например, по результатам первого квартала 2021 года он уже составил 44%, вырос на 9% по отношению к аналогичному периоду прошлого года, то есть динамика положительная. Дальше — больше. С точки зрения софта возможностей у наших разработчиков все больше, с той поддержкой, которую им оказывает государство, их силы растут. А у нас эта индустрия и так, в общем-то, была не на последних ролях.

Что касается искусственного интеллекта, то с внедрением цифровых решений на предприятиях появляется очень большое количество данных, работа с которыми может дать совершенно новый уровень управления всякими производственными процессами, бизнес-процессами.

Пока, к сожалению, не очень многие отечественные предприятия используют искусственный интеллект в своих производственных процессах.

Но это вызвано тем, что в целом уровень цифровой зрелости составляет 44%. А для того чтобы рос уровень проникновения ИИ в промышленность, в целом уровень цифровой зрелости должен повышаться, чтобы этих данных было много и возникала эта осознанная необходимость. Такие технологии в ближайшем будущем обеспечат автоматизированное решение очень многих задач.

Наши лидеры промышленных производств, например, предприятия, которые у себя уже успешно внедряют искусственный интеллект, в полной мере ощутили эту эффективность, причем она в достаточно короткой перспективе уже видна. Поэтому в целом я считаю, что ситуация благоприятная. По оценкам экспертов, мы в состоянии выйти в число лидеров по этому направлению, особенно при стечении всех этих факторов.

У нас нагрузка на промышленность в хорошем смысле сейчас растет, потому что освобождаются ниши, у производителей появляются долгосрочные заказы. Для того чтобы их выполнять, они поневоле должны работать на повышение своей эффективности, пересматривать производственные процессы, после этого их оцифровывать, а после оцифровки уже возникает возможность внедрения решений по искусственному интеллекту. С учетом той господдержки, которая оказывается нашим IT-компаниям и разработчикам, получается достаточно интересная композиция. Я уверен, что положительные результаты мы увидим в ближайшие год-полтора.

— Вы сказали, что уровень цифровой зрелости составляет 44%. А есть что-то, что этот рост сдерживает?

— У нас есть государственная информационная система промышленности, в ее рамках ведется цифровой паспорт каждого предприятия, анкетирование. В ГИСПе на сегодняшний момент порядка 16 тыс. участников, у всех разный масштаб бизнеса: есть малые, средние и крупные предприятия. Естественно, возможности и необходимость внедрения цифровых решений у всех разная. Одно дело — производство самолетов, а другое — спичек, например. Это разные производственные процессы, и, соответственно, могут быть разные подходы к их цифровизации.

Мы все это путем анкетирования учитываем, замеряем: уровень использования цифровых решений в принципе, иностранных, российских, всевозможных систем ERP, PLM, MES, CAE, CAD и так далее. Тут же важен показатель не столько абсолютный, сколько относительный. Мы сравниваем данные, статистику, которая есть у наших иностранных партнеров, условно говоря, по целым отраслям или, например, по промышленности.

У них вообще нет такой практики, что они оценивают цифровую зрелость. На государственном уровне она не проводится, есть только какие-то консалтинговые исследования, аналитика и прочее. И у нас достаточно неплохие результаты по отношению ко всем. Нельзя сказать, что мы прямо в самом топе, но точно совершенно не на вторых ролях, условно говоря, в десятке присутствуем. И динамика хорошая, положительная.