Вышел фильм Аньес Варда о Джейн Биркин

В прокат вышел возмутительный шедевр Аньес Варда «Джейн Б. глазами Аньес В.» (Jane B. par Agnes V., 1988), в котором «бабушка новой волны» объясняется в любви к актрисе и певице Джейн Биркин. Михаил Трофименков полагает, что инструментария кинокритики катастрофически недостаточно для рассказа об этом кинематографическом НЛО, зависшем между кино, поэзией и живописью.

Фильм Аньес Варда одновременно безвкусен и утончен, растрепан и идеально выстроен. Он и кокетлив, и искренен, и нелеп, и глубок. Это одновременно и как бы документальное, и как бы игровое кино, где самих Варда и Биркин хочется назвать исполнительницами ролей режиссера и актрисы. Короче говоря, это не столько фильм, сколько иррациональное визуальное стихотворение. Что-то сродни поэзии Поля Верлена, чьи стихи звучат с экрана, или скорее французского сюрреализма. Недаром же в ткань фильма вплетаются образы великих живописцев-сюрреалистов Рене Магритта и Макса Эрнста.

Варда и Биркин не были знакомы до того момента, как потрясенная фильмом о юной бродяжке «Без крова и вне закона» (1986) актриса написала режиссеру восхищенное, сумбурное и просто неразборчивое письмо. При встрече Варда влюбилась в Биркин так, как — есть такое выражение на киношном сленге — камера влюбляется в актера. Аньес, с которой мне выпала честь дружить, вообще была «живой камерой», жадным и влюбленным взором поглощавшей реальность.

Меньше всего ее интересовала творческая биография Биркин — то, что обычно составляет канву унылых фильмов-портретов. Лишь на полях фильма мелькает упоминание об участии Биркин в культовых фильмах «свингующего Лондона» — «Сноровке» (1965) Ричарда Лестера и «Фотоувеличении» (1966) Микеланджело Антониони. Правда, без легендарного исполнения Биркин и ее многолетним спутником жизни Сержем Генсбуром хита «Я тебя люблю… Я тебя тоже нет» фильм не обошелся. Ну куда ж от него денешься.

Варда интересуют как раз те роли, которые Биркин не сыграла, но могла бы сыграть. Но опять-таки вовсе не в том смысле, что актриса, дескать, всю жизнь мечтала сыграть Дездемону или Офелию, но не задалось. Речь о ролях в несуществующих фильмах, как бы эпизоды из которых Варда с Биркин импровизируют. Вот Джейн на пару с Филиппом Леотаром разыгрывает потешную и кровавую перепалку по поводу восьми миллионов франков, которые муж-художник спрятал в альбоме Сальвадора Дали. А вот притворяется актрисой Клод Жад, игравшей у Франсуа Трюффо, выясняющей отношения с холериком-уголовником, сыгранным Жан-Пьером Лео, актером-талисманом великого Франсуа.

Тоска Биркин по несыгранным ролям понятна. Она ухитрилась стать иконой поколения, играя по большому счету преимущественно в очаровательной чепухе типа комедий Клода Зиди «Он начинает сердиться», «Не упускай из виду» или «Чудовище». А ведь могла бы, могла. И только Варда дарит ей шанс оказаться, пусть и на пару минут, Жанной д’Арк на костре. По гамбургскому счету этой пары минут достаточно, чтобы поставить Биркин в один ряд величайших экранных Жанн наряду с Инной Чуриковой.

Если определять жанр фильма «Джейн Б. глазами Аньес В.», то не найти лучшего слова, чем «косплей». Варда вызывает Биркин на проникновенные монологи о своем детстве, о стрессе из-за того, что у нее слишком маленькая грудь, о мечте о собственном доме. Но одновременно по-режиссерски жестоко обращается с Джейн как с любимой куклой, которую переодевает то в одно, то в другое платье. Ну или в рубище, как в эпизоде с Орлеанской девой. Ну или не переодевает, а раздевает, как в галлюциногенном эпизоде в казино, где, как можно догадаться, все клиенты играли в покер на раздевание, да все и проиграли.

И плевать кукловоду, если кукле не нравится та или иная обнова. Джейн ненавидит всякую «латинщину» — значит, Аньес преобразит ее в мексиканскую танцовщицу с кастаньетами. Или в подругу Тарзана: ее же тоже звали Джейн. Или в бедную швею Викторианской эпохи — миссис Браун, у которой полицейские описывают скудное имущество. Но кукловод столь же щедр, сколь и жесток. Джейн окажется на экране и Ариадной, и Венерой Урбинской с полотна Тициана, и моделью прерафаэлита Россетти. И даже осмелится, повинуясь непреклонной Аньес, нарушить самое главное актерское табу — посмотреть прямо в глаза кинокамере и нам, зрителям.