В чем признался и в чем так и не признался Владимир Путин журналистам

В ночь с 29 на 30 июня в аэропорту Ашхабада Владимир Путин дал первую после начала военной спецоперации на Украине пресс-конференцию, на которой, считает специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников, ответил на вопросы, некоторые из которых хотелось задать с самого начала. Но удалось хотя бы теперь.

Журналисты приехали в аэропорт около шести вечера по московскому времени. Владимир Путин был здесь в одиннадцать вечера.

В эти пять часов поместились очень долгий обед и затем очень длинный концерт в честь 65-летия экс-президента Гурбангулы Бердымухамедова. Но и тот, и другой пир (во втором случае — духа) не имели права быть короткими.

Двусторонняя встреча с президентом Ирана Эбрахимом Раиси тоже затянулась, то есть не была формальной. И только президенты Азербайджана Ильхам Алиев и России Владимир Путин, встретившись на собственной двусторонке, сжалились друг над другом и не заняли у себя много времени.

Войдя в VIP-зал аэропорта, российский президент долго осматривался, вглядываясь ввысь, под потолок, который своей нескончаемой поднебесностью дал бы сто очков вперед Екатерининскому залу Кремля.

Господин Путин встал у микрофона так, что оказался метрах в трех от окруживших его журналистов. Это было сверхнеобычно. Протяни руку — и можно было его достать. Такого за последние два с лишним года не наблюдалось. Похоже, коронавирусные ограничения уже окончательно изжили сами себя.

Впрочем, и в этой ситуации были люди, желающие большего. Так, туркменский звукооператор, работающий на межгосударственную телерадиокомпанию «Мир», вдруг за пару минут до появления господина Путина встал, казалось, перед всеми журналистами сразу. Журналисты образовали стихийный и при этом очень ровный полукруг, а он встал прямо перед ними и один, такое впечатление, в самом деле заслонил сразу всех.

Причем звукооператор оказался звуконепроницаем. То есть ему со всех сторон сначала шептали, потом говорили, потом уже орали: «Пошел вон отсюда!», но он как будто совершенно ничего не слышал или не понимал. Толстяк стоял впереди всех с лицом, на котором было написано: «Да-да, я вас все равно не слышу или по-русски не понимаю, это уж как вам больше нравится».

И стоял ведь насмерть. И даже казалось, он одолеет всех «Миром». Но в конце концов одолели его, прежде всего МИЦ «Известия» (обозреватель «Известий» Виктор Синеок, если что).

Впрочем, когда вопрос вроде бы наконец решился, вдруг оказалось, что проморгали главное: на острие его выдвинутого на полтора метра микрофона осталась ветрозащитная насадка с логотипом межгосударственной телерадиокомпании «Мир». А все остальные журналисты свои насадки сняли по общей договоренности, так как качественный звук записывала для всех только ВГТРК на самой стойке у предполагаемого Владимира Путина — ничего другого спартанские для журналистов условия VIP-зала не позволяли.

И вот когда это обнаружилось, в рядах журналистов раздался смех, до боли похожий на стон. Было ясно, что насадку-то уж толстяк не отдаст никогда. А господин Путин уже, сказали, подъехал ко входу во дворец… нет, в VIP-зал аэропорта. Нет, все же во дворец.

В общем, никто не может сейчас толком сказать, как удалось такое, но насадку толстяк в конце концов стащил. На усилившиеся крики коллег он по-прежнему или даже еще больше не реагировал, на мольбы тем более, но отозвался, кажется, на презрительный свистящий шепот своего корреспондента: «Ладно, мля, сними…»

С приходом господина Путина игры в песочнице закончились, а побитый (морально и моралью) толстяк позорно растворился среди раздавивших таки его сумрачное «эго» коллег.

Первый вопрос был отдан туркменским журналистам, ибо для российских он не представлял интереса: господин Путин поделился своими впечатлениями от закончившегося Каспийского саммита. Но поскольку саммит закончился, то и впечатления от него никак не могли заинтересовать. Впрочем, по этому поводу необходимо было выговориться. Было сделано.

Корреспондент «Первого канала» Антон Верницкий тоже выговорился:

— Саммит «семерки» в Германии прошел под знаком «как больнее наказать Россию», под шуточки про ваш, извините, голый торс. Там все отличились. Премьер Канады: «Давайте скинем пиджаки, будем круче, чем Путин». Вы случайно здесь, на Каспийском саммите, ничего подобного не обсуждали? И еще, Борис Джонсон сказал, что если бы президент России был женщиной, то войны бы не было. Как вообще вы к этому относитесь?

Владимир Путин не обратил внимания на неожиданно прозвучавшее слово «война» (видимо, и сам его использует).

— Я не знаю, как они хотели раздеться, до пояса либо (он показал.— А. К.) ниже пояса, но думаю, что это было бы отвратительное зрелище в любом случае.

Слово «отвратительное» показалось перебором. Можно ведь было подобрать «занятное», «впечатляющее», «унылое», «бесславное». Но нет, он хотел сказать «отвратительное».

— Но если вспомнить Пушкина… Я могу ошибиться в словах, в деталях… По-моему, он сказал: «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей» (Нет, не ошибся.— А. К.). Поэтому я, безусловно, с этим согласен: в человеке должно быть все гармонично развито: и душа, и тело,— такое впечатление, что с удовольствием разъяснял господин Путин.— Но для того, чтобы все было так гармонично, нужно отказаться от злоупотребления алкоголем, от других вредных привычек, заняться физической культурой, спортом!

Почему-то из головы на этих словах не шел Борис Джонсон. Просто невозможно было выкинуть его из головы.

— Коллеги, о которых вы сказали… — договорил президент России.— Я их всех знаю лично… У нас не самый лучший период наших отношений, это понятно… Но тем не менее они все лидеры, значит, есть характер. И если они захотят, они нужного успеха, безусловно, добьются.

Он-то имел в виду занятия физкультурой. А получалось, особенно на фоне проходившего в этот день саммита НАТО в Испании, что при желании они добьются успеха на любом фронте, в том числе на буквальном.

— Но нужно работать над собой. А то, что они об этом говорят,— это уже хорошо, за это похвалю,— добавил господин Путин на этот раз сознательно, видимо, по-отечески.

И он попросил напомнить про вторую часть вопроса: вот если бы он был женщиной, то…

— Я сейчас не буду говорить «если бы», «что бы было», я просто хочу в этой связи напомнить события новейшей истории, когда Маргарет Тэтчер приняла решение о начале боевых, военных действий против Аргентины за Фолклендские острова. Вот женщина приняла решение о начале военных действий. Где эти Фолклендские острова и где Британия?.. И продиктовано это не чем иным, как имперскими амбициями, подтверждением своего имперского статуса. Поэтому думаю, что, во всяком случае, от действующего премьер-министра Великобритании (все того же Бориса Джонсона.— А. К.) это не очень корректная ссылка на то, что происходит сегодня.

Про военные действия за Фолклендские острова и правда что-то никто в связи с военными действиями на Украине не вспоминал.

Ну, допустим.

Виктор Синеок более бурно, чем остальные, реагировавший на толстяка, теперь деликатно интересовался:

— Стартовал саммит НАТО, и стартовал сразу очень воинственно. Для начала на нем Россию объявили прямой угрозой безопасности альянса. При этом Столтенберг (генеральный секретарь НАТО Йенс Столтенберг.— А. К.) признался, что к противостоянию с нашей страной альянс готовился с 2014 года. Есть еще одно заявление премьера Бельгии (Александр Де Кроо.— А. К.) о том, что Украина должна непременно победить, при этом непременно на поле боя. И это уже согласовано якобы с властями Украины. Вы могли бы дать оценку всем этим заявлениям? И как мы теперь должны к ним относиться?

Господин Путин подсказал:

— Мы должны относиться к этому как к факту. То, что они с 2014 года готовились к каким-то активным действиям против нас, для нас не является новостью. Именно этим и объясняются наши решительные действия по защите своих собственных интересов. Им давно нужен был какой-то внешний враг, вокруг угрозы от которого можно было бы объединить союзников вокруг себя. Я говорю прежде всего про Штаты. Иран не очень подходил на эту роль, Россия подходит лучше. Мы дали им такой шанс — объединить вокруг себя всех союзников на новом историческом витке. Ничего нового для нас нет.

Но и для нас тут не было ничего нового.

— А то, что касается победы Украины? — нашел в себе силы переспросить Виктор Синеок.

—Да, мы знаем об этом,— тут уж Владимир Путин имел в виду, видимо, и все высшее военное руководство России.— Украина вела с нами — хуже, лучше.. (очевидно, переговоры.— А. К.). С какого-то момента о чем-то договорились, потом они от своих договоренностей, извините за моветон, отъехали… отошли…

Незачем было извиняться — в его понимании именно «отъехали».

— Но призыв к Украине продолжать боевые действия и призыв отказаться от дальнейших переговоров — это только подтверждает наши предположения о том, что Украина — это не цель и благо украинского народа, это не цель объединенного Запада и НАТО, а это средство для защиты своих собственных интересов. То есть руками украинцев, руками украинского народа натовцы и ведущие страны НАТО просто хотят самоутвердиться дополнительно, утвердить свою роль в мире, подтвердить не лидерство, а свой гегемонизм в прямом смысле этого слова, свои имперские амбиции.

Это тоже в исполнении Владимира Путина была, мягко говоря, не новость.

Лана Самсония из «Интерфакса» не могла не спросить, просто обязана была, про Швецию и Финляндию (между тем это интересовало всех тут без исключения, так как господин Путин вообще пока что это никак не комментировал. Да и вообще ничего никак не комментировал, кроме ситуации с вывозом зерна):

— Владимир Владимирович, Турция отказалась от каких-то своих убеждений по поводу вступления Швеции и Финляндии. Как-то это решение отразится на взаимоотношениях между Россией и Турцией? И что теперь будет предпринимать Россия, тем более с учетом последних заявлений, которые озвучивал Столтенберг, говоря, что ваша цель — чтобы силы НАТО были подальше от России — теперь как бы, наоборот, привела к тому, что силы НАТО ближе к России?

Такая версия очень не нравилась господину Путину:

— Я знаю этот тезис, это ложный тезис, не имеющий ничего общего с действительностью! — воскликнул он.— Наша позиция всегда заключалась и заключается в том, что НАТО — это рудимент Холодной войны и он нужен только как инструмент внешней политики Соединенных Штатов для того, чтобы держать в повиновении своих сателлитов. Ничего другого здесь нет. Мы дали им такую возможность, я это понимаю… С другой стороны, что касается Швеции и Финляндии. У нас нет таких проблем со Швецией и Финляндией, которые, к сожалению, есть с Украиной.

У нас нет ни территориальных вопросов, ни споров, у нас нет ничего, что нас могло бы беспокоить с точки зрения членства Финляндии или Швеции в НАТО. Ну хочется им — пожалуйста!

Тут ничего не было сказано о том, что НАТО теперь подойдет почти что к порогу его родного города. Но, с другой стороны, уже известно было, что это ложный тезис.

— Только они должны ясно и четко себе представлять, что раньше не было никаких угроз для них, теперь в случае размещения там военных контингентов и инфраструктуры мы вынуждены будем отвечать зеркально и создавать такие же угрозы для территорий, откуда создаются угрозы нам,— господин Путин и сам на всякий случай, еще до перенацеливания ракет, самостоятельно начал угрожать Швеции и Финляндии.— Это же очевидная вещь! Они что, этого не понимают? Все было у нас хорошо, но теперь будут какие-то напряжения — это очевидно, безусловно, без этого невозможно, повторяю, если будут создаваться нам угрозы!

И все-таки Владимиру Путину хотелось, очевидно, еще побороться с тезисом о случившемся за счет Финляндии расширении НАТО на восток:

— Для нас членство Финляндии и Швеции в НАТО — это совсем не то, что членство Украины в НАТО! — воскликнул он.— Это совершенно разные вещи! Они это прекрасно понимают, просто вбрасывают в общественное мнение этот тезис, чтобы показать: ага, вот Россия не хотела, а теперь получила вдвойне. Нет, это совершенно другая вещь, и мы отдаем себе в этом отчет. И они это понимают. Но для того, чтобы подменить эти понятия, показать, что Россия не добивается нужного результата… Этим нас в заблуждение они не введут!

Он подзадоривал, казалось, сам себя:

— Ну хочется Швеции и Финляндии, пусть вступают! Знаете, у нас есть такие грубые анекдоты: сегодня вступил в одно место, теперь — в другое (Фу-у...— А. К.) Это их дело! Пускай куда хотят, туда и вступают. Украина — совершенно другое! Из Украины начали делать анти-Россию, плацдарм для того, чтобы попытаться как-то раскачивать саму Россию, начали бороться с русской культурой, с русским языком, начали преследовать людей, которые чувствуют себя частью русского мира (который тоже в результате становится изгоем на планете.— А. К.) Ничего подобного в Финляндии и Швеции нет, это совершенно другая ситуация! Хотят — пусть вступают, пожалуйста!

Затем господин Путин позитивно среагировал на вопрос Александра Гамова из «Комсомольской правды» насчет идеи Леонида Пасечника из ЛНР (глава Луганской народной республики.— А. К.) поставить искусство на военные рельсы и снять фильм с участием Владимира Машкова, который уже загорелся, просто вспыхнул…

— Это хорошая идея! Понимаете, ведь ребята, которые там выполняют боевые задачи, воюют, подвергают свою жизнь опасности, некоторые уходят из жизни вообще, жертвуют собой для достижения тех целей, ради которых они там выполняют задачи в рамках этой военной операции. Они защищают людей, которые живут на Донбассе, они защищают интересы России, обеспечивая безопасность нашей страны! Мы что, не понимаем, что ли? Я уже много раз об этом говорил: создадут такой антироссийский плацдарм вблизи наших границ — и мы постоянно будем жить под этой угрозой, под этим дамокловым мечом!

Вот именно сейчас он сказал, кажется, просто именно то, что думал.

— Я думаю, что и песни надо слагать, и стихи писать, и памятники им ставить… Они — герои,— добавил российский президент.

Я спросил его:

— Скажите, цели спецоперации изменились с момента ее начала? В чем сейчас цель? Понимаете ли вы для себя… и для нас… когда все это закончится?

Владимир Путин кивнул:

— Да, конечно,— он имел в виду, наверное, что ухватил суть вопроса.— Ничего не поменялось! Я же сказал ранним утром 24 февраля… Я же сказал об этом прямо, публично на всю страну, на весь мир. Мне добавить к этому нечего.

Я подумал, что он и теперь ограничится этим, и расстроился было.

— Ничего не изменилось,— повторил он.— И тогда же, почти через несколько дней, сказал, что тактика может быть разная, тактика, предложенная Министерством обороны, Генштабом: куда войска двигать, куда передвигать, какие там объекты поражать, что за это время сделать, когда несколько группировок находились там, в центре Украины, что за это время должно было быть сделано на Донбассе. Там режим киевский готовился к этому уже давно, с 2014 года, поэтому какие-то отвлекающие действия там производились.

Ах вот что это не было.

— Я, конечно, верховный главнокомандующий, но я все-таки не заканчивал академию Генерального штаба,— продолжил господин Путин.— Я доверяю тем людям, которые являются профессионалами. Они действуют так, как считают нужным для достижения конечной цели.

Он все-таки не назвал до сих пор эту цель. А она, на взгляд более стороннего, чем он, наблюдателя, могла и поменяться: все помнят про вывод российских войск из Киевской области и т. д.

Я все хотел переспросить, так в чем же цель. Но тут неожиданно Владимир Путин решил и сам пояснить:

— А конечная цель мною обозначена — это освобождение Донбасса, защита этих людей и создание условий, которые гарантировали бы безопасность самой России. Вот и все!

Это и правда было «вот и все». Все-таки цель, значит, изменилась с начала спецоперации. Из шести пунктов остались, по сути, два. О денацификации речи, например, больше нет.

С другой стороны, под «создание условий, которые гарантировали бы безопасность самой России», подходит еще многое.

Но все же уже не отход НАТО к границам 1997 года. Ведь он не возражает, сам говорит, против новых границ НАТО 2022 года, учитывающих Финляндию, Норвегию и Швецию.

Да, цели изменились.

И из того, что не подлежит никакой трактовке, осталось на самом деле лишь освобождение Донбасса (к этому дело идет в последнее время неуклонно).

— Работа идет спокойно, ритмично,— подтвердил господин Путин.— Как вы видите, войска двигаются и достигают тех рубежей, которые ставятся в качестве задачи на определенном этапе этой боевой работы. Все идет по плану. По срокам не надо говорить, я никогда об этом не говорю, потому что это же жизнь, это реальные вещи… Подгонять, под какие сроки… — это неправильно, потому что это связано с интенсивностью боевых действий, а интенсивность напрямую завязана с возможными потерями. А мы прежде всего должны думать о том, чтобы сохранить жизни наших ребят.

Конечно, было понятно, что Владимир Путин не назовет точных сроков. Но и вопрос, который задает каждый без исключения человек на Украине и в России,— когда все это закончится — я не мог не задать.

Напоследок российский президент прокомментировал замечание Александра Юнашева из Life.ru:

— Можно про теракт… Не про теракт! А про взрыв в торговом центре на Украине, в Кременчуге? Разные версии есть!

— Нет там никакого теракта, ни взрыва (ну взрыв-то был: хоть ракеты на заводе, хоть в результате детонации боеприпасов. Но это все-таки был взрыв.— А. К.),— констатировал господин Путин.— Мы много раз это говорили, показывали это: с беспилотников видно, когда размещают оружие, комплексы РСЗО, артиллерию, тяжелую технику вообще в жилых кварталах, еще где-то… Просто так по полям у нас никто не стреляет и не бьет. Как правило, это делается по результатам разведанных целей.

Но все-таки, мы знаем, есть и исключения.

— Уверен,— продолжал президент,— что в этом случае было все то же самое. Прячут же технику, особенно ту, которую с Запада доставляют, во всякие ангары, на рынках, на заводах, в цехах, где технику ремонтируют или приводят в порядок после длительного периода перегонки из той же заграницы! Ни по каким гражданским объектам российская армия ударов не наносит — нет необходимости. У нас есть все возможности для того, чтобы определить, что где находится!.. В деталях я, конечно, узнаю, когда вернусь в Москву.

Вот-вот. В деталях-то известно, кто прячется.