Ладо Кватания о работе с Карди Би и Канье Уэстом на съемочной площадке

Российский режиссер украинско-грузинского происхождения Ладо Кватания снял клип на песню хип-хоп-исполнительницы, лауреата Grammy Карди Би «Hot Shit» с гостевыми куплетами Канье Уэста и Лил Дёрка. Участие отечественного клипмейкера в работе такого уровня — редчайший случай. Борис Барабанов расспросил Ладо Кватанию о том, как сложилось сотрудничество с американскими поп-звездами первого эшелона в период спецоперации на Украине.

— Как получилось, что вы сняли клип для Карди Би?

— В течение нескольких лет мои интересы в США представляет агент Фрэнк Борин из продакшена Underwondercontent. Пару лет назад мои работы Фрэнку показала украинская клипмейкер Таню Муиньо, которая также работает с Фрэнком. Предложение по «Hot Shit» пришло до войны. Я до последнего момента не знал, что речь пойдет о сотрудничестве с артистами такого уровня. Трек Карди Би целиком впервые я услышал на съемочной площадке. До этого для работы мне дали послушать 30 секунд «Hot Shit», описали его характер, в общих чертах описали задачу. В течение нескольких месяцев разработки идеи появились три большие концепции. Среди идей было, например, достаточно провокационное предложение поехать снимать в Норильск, но от этого варианта отказались. В какой-то момент в процессе переговоров мне сказали: «Кстати, на фите будет Канье Уэст». Продюсеры увидели мое лицо, очень смеялись. Вскоре сообщили, что на фите будет и третий артист — Лил Дёрк. По сути, «Hot Shit» — это три клипа в одном. Так как у каждого артиста своя команда, все работают по-своему, с каждым нужно все нюансы согласовывать отдельно.

— Могу предположить, что круче такого проекта в работе клипмейкера и быть ничего не может.

— Этот опыт сродни полету в космос — я отдаю себе отчет, что я один из немногих, кому повезло поработать с артистами такого масштаба. Раньше, думая о перспективе работы на Западе, я предполагал, что, наверное, начну с работы с маленькими артистами, и ничего в этом плохого нет, к тому же это большой потенциал и, может быть, перспектива иметь больше свободы. Но тут оказалось, что я попал в самое пекло — с большущими индустриальными фигурами.

— Когда происходили съемки?

— Я уехал из Москвы по рабочим делам в середине февраля. Начало спецоперации я застал не в России — в процессе подготовки «Hot Shit». Съемки состоялись в Нью-Йорке в 20-х числах апреля. Я живу на несколько городов, но после съемок «Hot Shit» вернулся в Москву, к семье.

— Для ваших клипов, как и для полнометражного дебюта «Казнь», характерен постсоветский мрак или, как сейчас модно говорить, «хтонь»: панельки в клипах Хаски, стилистика черно-белого советского кино в «387» Дельфина, кровища, маньяки, портреты Ленина… Можно было предположить, что именно это привлечет ваших зарубежных заказчиков, но в итоге получился довольно стандартный поп-клип, где вас фактически использовали как штатив для камеры.

— Мне кажется, тут вы обесцениваете участие в процессе и мое, и огромной команды. Для меня этот проект был профессиональным вызовом. Я реалист и не говорил себе: «Вот, это твоя лучшая работа». Это не авторский проект из тех, которые я привык и люблю делать, но важный ремесленный, коммерческий проект. Например, изначально я предлагал использовать пленку. Но мы понимали, что на постпродакшене коллеги просто умерли бы — они и так работали на износ. По натуре я рассказчик, для меня важна драматургическая история. И «Hot Shit» — первая работа, где я решил отказаться от истории, попробовать для себя новое. Я привык к разносортным обвинениям в области творчества. Мне говорят: «Опять пленка, Ладо, ты исписался, стал жертвой стиля». А как только делаю иное: «Ой, а где пленка, где твой авторский стиль?» Мне важно быть пластичным в творчестве, мобильным, не закостенеть. Я пробую разные формы. Ну вот, например, я очень горд клипом Масла Черного Тмина «Без названия». Эта работа сделана за один день на коленке — ее мало кто знает, но в ней есть абсолютная магия.

— Какие отношения сложились с Карди Би?

— Во время подготовительного процесса мы периодически созванивались с Карди, она главный артист в этой работе. Она невероятно смешная и обаятельная. Я боялся несоответствия в образе и жизни — ждал встретить очень строгого, требовательного человека, но мы абсолютно комфортно коммуницировали. Она отработала смену 27 часов и ни разу не проявила усталости, капризов, каждый дубль проигрывала, проживала, уровень ее профессионализма заоблачный. Видимо, в той конкурентной среде, где она находится, успеха можно добиться только так. Я снимал для разных артистов и знаю, где артист захочет отдохнуть, где — схалтурить, где скажет: «Я тебе дам один дубль». А тут — ни одного момента сопротивления, артист выдавал все, что может,— полная гармония. 27-часовая смена — сложная задача, но я находился в пространстве, где никто не отлынивал от работы, но все подходили и подбадривали: «Давай, Ладо, давай!» В России у меня своя команда, я привык здороваться и прощаться со всеми членами съемочной группы — от буфетчицы до гафера. А там я чужой человек. Но я не чувствовал ни заигрывания, ни лицемерия — совершенно семейная атмосфера.

— При всем уважении к Карди Би подозреваю, что имя Канье Уэста нашим читателям знакомо чуть лучше. Какой он, Йе?

— Подготовка и съемка Канье Уэста проходила дистанционно: Канье был в Токио, мы с оператором Андреем Краузовым — в Москве. При дистанционной работе я использовал технологию, которую прежде использовал на «Евровидении» при подготовке номера Манижи: японская команда выставила все камеры, какие мы хотели использовать,— мы все оттестили. На репетиции все мизансцены проиграл за Канье второй режиссер клипа, он же отчитал синхроны. Затем пришел Канье, посмотрел эти дубли, отметил, что ему нравится, и очень четко все отработал на чистовой съемке. Максимально вежливый и любезный человек. Чтобы вы понимали, Канье Уэст — мой кумир. Пообщаться с ним, поговорить — я чувствовал себя как будто во сне. Мы сделали свою работу, но по окончании с Андреем Краузовым мы говорили друг другу: «Это реально было? Мы в какой реальности вообще находимся?» По итогу этого опыта я хочу сказать, что абсолютно все, о чем ты мечтаешь, возможно.

— Не было ли момента, когда ваши зарубежные коллеги охладели к проекту или усомнились в том, что именно сейчас правильно делать видео с русским режиссером?

— Мой папа из Грузии, а мама с Украины. Но при этом для меня важно быть частью русской культуры. Мне важно показать людям, что подлинная русская культура построена на тотальном гуманизме, на любви к ближнему. Она очень по-христиански воспевает человека, сострадает его терзаниям и мукам. Во всех своих последних поездках — в Грузии, Франции, Польше, США — я старался объяснить, что важно разделять официальную повестку и положение людей, которые против насилия. Кто-то выражает свою позицию публично, кто-то негласно жертвует деньги беженцам. В последнее время я активно занимаюсь благотворительностью, потому что понимаю, что это единственный действенный способ помочь разным людям. Стараюсь помогать разным организациям, в том числе фонду Манижи SILSILA, который работает с людьми, оказавшимися в кризисной ситуации. Сейчас из-за проблем с платежными системами люди не могут делать регулярные пожертвования. В результате фонды и организации, действительно эффективно помогающие людям в трудных ситуациях, переживают чудовищные сложности. Недавно я провел несколько дней в резиденции фонда «Антон тут рядом», помогающего людям с расстройствами аутичного спектра. И все остальное на фоне этого времени показалось мне таким ничтожным: ну снял клип за рубежом, ну да, с такими артистами…

— Как я понимаю, с благотворительностью связаны и ваши новые проекты с Нойзом МС и Манижей.

— Есть благотворительные проекты, которые мы делаем непублично. Но есть и публичные — в этом случае своим примером мы пытаемся вовлечь людей в благотворительность с помощью любых доступных ресурсов. В проекте «Fake Video» мои соавторы — Ваня Нойз и Брикспейсер, один из лучших российских цифровых художников. Мы сделали арт-объект для продажи в виде NFT и решили передать вырученные средства в Агентство по делам беженцев ООН (UNHCR) для помощи беженцам с Украины. По такому же принципу построена и наша работа с Манижей. Вместе с клипом на песню «Тонкий лен» в аккаунтах сейчас размещена прямая ссылка для пожертвований, впоследствии мы также превратим ее в NFT. Еще один проект я делаю с фондом Никиты Кукушкина «Помощь» — ребята за короткий срок проделали колоссальную работу, проект живет и растет, и я рад быть причастным к этой работе.

— Интересно, что люди, которые сейчас лишены возможности работать в России, те же актеры «Гоголь-центра» или Нойз с Манижей, вместо того чтобы искать средства себе на пропитание, собирают их для других.

— Когда я познакомился с Кириллом Семеновичем Серебренниковым, он находился под домашним арестом. Он сказал мне важную вещь, которую постоянно себе напоминаю: «Нужно творить несмотря ни на что». Человек общался со мной с браслетом на ноге, показывая при этом оперу, которую в этот период поставил в Германии. После 24 февраля я был в депрессии, много думал о том, что я делал прежде,— все потеряло смысл. Сегодня люди верят в то, что насилие может быть оправданно, что сила может быть аргументом для того, чтобы начать стрелять. Я принял тот факт, что до сих пор жил в вакууме. А также, что лично я должен сделать как можно больше для тех людей, кто сейчас по-настоящему нуждается. Творчество должно быть во благо, должно помогать — эта мысль стала для меня спасением. Поэтому стали возникать такие коллаборации.

— Как я понимаю, депрессия пришлась как раз на момент старта в прокате вашего первого полнометражного фильма.

— Я отменил все премьерные мероприятия, связанные с фильмом «Казнь». Хотя всегда мечтал об этой премьере. «Казнь» вышла, но мне это уже казалось неважным на фоне того, что происходит на Украине, где гибнут люди. При этом для нашего времени «Казнь» оказалась гораздо более актуальной, чем я мог предположить. Это история человеческого падения, разложения, история о том, как государство навязывает идею, и ты должен или ее принять и стать ее частью, или ее отвергнуть и стать изгоем. На этот фильм реакция очень простая: им или восхищаются, или обвиняют меня во всех смертных грехах. Но если в кого-то этот фильм попал — моя миссия выполнена. Творчество должно иметь миссию, должно быть во благо, не должно быть построено на эго. Сейчас реальность выстроена таким образом, словно мы все — в ночи, в шторме, а в этом шторме есть маяки, и в этой тьме, в этом аду ты должен их видеть. Я для себя это понял и стараюсь выстраивать свою реальность так, чтобы видеть эти маяки и плыть к ним.