Как прожить на региональную пенсию

Тысячи людей в России живут за чертой бедности: экономят на еде, ждут раздачи одежды и продуктов питания в отделах соцзащиты — иначе им не выжить. Благотворительный фонд «Старость в радость» в марте этого года запустил по всей стране программу помощи бедным пенсионерам и инвалидам «Неотложка»: людям привозят дрова, продуктовые наборы и горячую еду. Спецкор “Ъ” Ольга Алленова съездила вместе с сотрудником фонда Кристиной Литвиновой в город Великие Луки, чтобы увидеть тех, для кого дрова и бесплатный горячий обед два раза в неделю — это спасение от холода и голода.

«Я таких дров никогда не видела даже»

Небольшой деревянный дом за низким забором, заросшим цветами и кустарником. Слева от входа — большая куча свеженаколотых дров, справа огромный пес яростно рвется с цепи.

— Молчи, Пиратка, молчи,— ласково кричит ему с порога пожилая женщина в ситцевом халате. Опираясь на костыль, она с трудом спускается по крыльцу. Ее ноги сильно распухли.

Альбине Павловне Лопатиной 78 лет. Живет на пенсию в 15 тыс. руб. Стоит на обслуживании в местном отделе соцзащиты — в Великих Луках таких малоимущих пенсионеров, как она, 624. В этот дом она переехала 11 лет назад, продав квартиру.

— Жили мы раньше в районе молочного комбината, в двухкомнатной квартире. Я посмотрела, посмотрела, дочка одна работает, муж мой умер еще в 97-м году. Говорю, давай, Алена, купим дом. Она: мам, да ты что. Она в доме-то не жила. А когда сюда переехали, так рада была. Ой как хорошо, говорит. И правда хорошо — огород есть, две печки внутри. Зимой тепло, если топить. Две кошки, собака. Они с былых времен у меня. Куда ж я их дену.

У Альбины Павловны есть внук Максим, ему 17 лет, он учится в колледже на электрика. В учебные недели он живет у отца в квартире, а выходные и лето проводит в доме у бабушки.

— А если бы все время со мной жил, то мы бы не прокормились на мою пенсию,— объясняет Альбина Павловна.— А так он неделю там питается, отец ему на обеды в колледже дает деньги. Сейчас вот перевел ему тысячу на карту. Но у отца своя жизнь. Дочка моя, мама Максима, пропала шесть лет назад. Ушла в ночь из дома, и все, до сих пор ее нет. В полицию я несколько раз обращалась. Не стали искать. Я им говорю: у меня пенсия маленькая, а если она жива. Так на алименты подам, чтобы внука кормить. А если нет ее живой, то Максиму бы хоть какую-то пенсию платили. Нет, не признали ее пропавшей. Никто ничего не знает. Ее и не искали. В 2000 году сын пропал так же. Жил отдельно, работал. А потом вдруг перестал ко мне приходить. Тоже подавала в розыск, без толку.

Она горестно вздыхает. Собака снова заходится лаем.

— Молчи, Пиратка, молчи.

Альбина Павловна 42 года проработала уборщицей, родила трех детей. Ее старший сын живет в другом городе.

— Вот Максимка мне помогает. Теперь я уже в магазин ходить не могу. Года два уже. Просила, чтобы группу дали (инвалидность.— “Ъ”), все бы мне было меньше платить за коммунальные. Чтобы инвалидность оформить, надо в больницу лечь. У нас тут с медициной не очень. А я еле хожу. По двору и то с трудом. Соцработник приходит, если позвоню. Если надо, уколы мне делает. Или лекарства принесет. Но это когда Максимка маленький был. А сейчас Максимка подрос, он сам и в аптеку, и везде.

За электричество и воду она платит 1,5 тыс. руб. в месяц. Еще столько же уходит на лекарства. На оставшиеся 12 тыс. руб. живет.

— Жаловаться мне не на что. Вот только ноги у меня как не мои,— говорит пенсионерка и показывает на опухшие, с фиолетовыми пятнами ноги.— А врачи что, выпишут пять уколов за две тыщи — и все, иди, бабка, домой. А у меня еще свои лекарства от гипертонии, их надо пить постоянно. Молчи, Пиратка, молчи.

— Так вы не делаете уколы? — спрашивает ее координатор фонда «Старость в радость» Кристина Литвинова, записывая что-то в блокнот.

— Нет. Раньше еще покупала, а сейчас все подорожало. У внука какие доходы, он в колледже учится. Если летом поработает, то купит себе что-то из одежды. Вот сейчас сдал сессию, вышел на работу. Ездит с частником по деревням, кому работы какие выполнить на участке, кому дом ремонтировать. Хороший парень у меня. Работящий. Таких больше нет. Он никуда и не ходит у меня.

Горячей воды в этом доме нет.

— Максимка сделал кабинку с душем на улице — в бочке вода летом нагревается, можно помыться. После огорода-то помыться надо.

За домом — аккуратные грядки с деревянными оградками.

— В прошлом году дожди были, вся картошка сгнила,— объясняет хозяйка.— А в этом Максим грядки приподнял, досками обложил. И мне хорошо — обопрусь на эти доски. И вода не страшна.

Зимой на обогрев этого дома требуется две машины дров. Чтобы их купить, надо отдать всю пенсию. Благотворительный фонд «Старость в радость» покупает дрова для таких людей, как Альбина Павловна. В июне ей привезли полторы машины.

— Я ведь таких дров никогда не видела даже,— говорит она.— С одной пенсии тыщу отложу, с другой — тыщу, где-то внучок поможет, так и купим машину щепок. Одна машина — пять кубов. В прошлом году мы решили, что полторы машины нам хватит. В феврале кончились дрова. Пришлось докупать, а они сырые, щепки-то. С ночи в печку положишь, они просохнут, утром горят. Но расход у них больше. Так теперь и щепки подорожали, уже шесть тысяч хотят за машину. А эти дрова совсем дорогие. Хорошие. Таких надо вполовину меньше.

Альбина Павловна грузно опирается на костыль — видно, что стоять ей все тяжелее. Но улыбка не сходит с ее лица.

— Сарай старый упал, Максим его разобрал. Новый не построить, дорого. Так что дрова мы сложим, а поленницу накроем. И в зиму будут у нас сухие дрова. Я себе не поверила, когда мне позвонили и сказали, что дрова привезут. Такого же в моей жизни не было — чтобы кто-то просто так мне помог.

«Сейчас я снова одна»

В доме, где живет пенсионерка Вера Горбачева, два хозяина — она и ее внучатый племянник. На соседнем участке построили большой красивый сруб, рядом с ним жилье Веры Николаевны кажется совсем маленьким и старым, только высокие синие дельфиниумы в маленьком палисаднике под окном делают немного сказочными и дом, и его хозяйку в цветной блузке.

Дрова племянник уже сложил в сарае, Вера Николаевна с хозяйским удовольствием показывает поленницу: «Таких дров моя печка не видела, мы обычно щепкой топим. Машина щепки четыре тысячи стоила, а теперь все опять подорожало».

В девичестве Вера жила в Тверской области, работала там в библиотеке. Однажды выиграла в лотерею автомобиль.

— Решили мы уезжать,— рассказывает она.— У нас там молокозавод закрыли, леспромхоз закрыли. Два брата младших — учиться негде, работать негде. А в Великих Луках наши знакомые жили. Вот мы машину продали, переехали, дом купили. Мама устроилась в колхоз лаборантом, братья тоже пошли в колхоз работать, я устроилась библиотекарем в клуб. Дали нам землю, все как положено. Вот дуб видите? Мы как переехали, так его посадили. Ему 51 год — вот и я тут столько живу.

Двадцать лет она проработала делопроизводительницей в инспекции рыбохраны, еще десять — почтальоном.

— Замуж вышла, коровы, хозяйство. Детей нам Бог не дал. Мужа уже шесть лет нет. Племянник помогает, вот траву покосил. А деньгами нет, откуда у них. Она парикмахер, он воду возит по домам, сыну 12 лет.

Два раза в неделю приходит соцработник — приносит продукты и лекарства. «Все, что заказываю, все приносят,— говорит Вера Николаевна.— Хорошие девочки, и мой соцработник, и дежурный. Всегда вежливые». Когда фонд «Старость в радость» стал раздавать в Великих Луках горячее питание для малоимущих, Вере Николаевне тоже предложили — соцработник два раза в неделю может забирать обед в столовой и привозить ей домой. Но Вера Николаевна отказывается:

— Готовят там вкусно, конечно. Но жалко соцработника, у нее такая нагрузка.

— Вы не переживайте за соцработника,— говорит ей Галина Майорова, заведующая городским отделением социального обслуживания на дому.— Она же все равно к вам приходит.

Галина вызвалась поехать к пенсионерам вместе с нами.

В Великих Луках для малоимущих пенсионеров работает центр дневного пребывания — при соцзащите. Вера Николаевна посещает его уже пять лет — четыре раза в год по десять дней.

— В мае ездила, а теперь записалась на 19 сентября,— рассказывает она.— Очень мне там нравится. Утром социальный автобус приезжает, забирает Лидочку слепую, меня и еще одну. В центре мы с 10 до 13 часов, артисты нас посещают, на гитаре играют, стихи читают. Каждый четверг — экскурсии. Я там познакомилась с Раей, она ко мне приходила — то хлеб принесет, то молоко, то огород посадит. Я-то уже не могу. А зимой она умерла от ковида. Сейчас я снова одна.

Живет пенсионерка на 16 тыс. руб.

— У меня щитовидка да спина больная, вот на лекарства, мази и уколы тыщи четыре каждый месяц надо,— рассказывает она.— За свет заплатить да за воду надо, дрова купить. На питании экономлю. Мясо не покупаю, иногда куриную тушенку в баночке или куриные котлеты куплю. Картошку покупаю. Жить можно. Утром чай погрею, кашу сварю, можно весь день есть. Болезней у меня много, а инвалидность не дают. В двадцатом (2020 году.— “Ъ”) у меня первый инсульт был, потом — еще один в нынешнем марте. В больнице лежала — думала, дадут инвалидность. Но что-то не дали.

«Самые дешевые батоны, самые дешевые продукты по акции»

«Накормить и обогреть — это главное правило выживания в экстремальных ситуациях,— говорит Кристина Литвинова.— Многие люди живут впроголодь. В некоторых регионах холодно даже летом, а зимой люди вообще спят в куртках. Мы уже несколько месяцев покупаем дрова и оплачиваем продуктовые наборы в Марий Эл, в Забайкалье, в Псковской, Смоленской, Новгородской областях, в Бурятии».

В городском кафе «Клео» в центре Великих Лук кормят горячими обедами пенсионеров, которые находятся на социальном обслуживании. Сюда приходят поесть 50 человек: 25 — по понедельникам и четвергам, 25 — по вторникам и пятницам.

Еще 20 человек дважды в неделю получают горячие обеды на дом — соцработники забирают отсюда еду и развозят по квартирам. Оплачивает питание фонд «Старость в радость». Для многих людей горячее питание два раза в неделю — хоть какая-то возможность сохранить здоровье.

В кафе накрыты столики, свободных мест нет. В меню — суп, второе и компот. Прийти сюда на обед могут только те, кто живет неподалеку. В Великих Луках нет льгот для проезда на общественном транспорте, дорога в одну сторону на маршрутке или автобусе стоит 24 руб. Поэтому некоторые пенсионеры отказываются от обеда. Соцработники, приехавшие, чтобы забрать еду для своих клиентов, говорят, что развозят ее как раз в отдаленные районы города.

— У меня 13 человек на обслуживании — и в частных домах, и в квартирах, одна бабушка в общежитии живет,— рассказывает соцработница Инга.— Горячие обеды я только одной своей клиентке доставляю. Ей 48 лет, она инвалид, после онкологии. Ей дали третью группу инвалидности, рабочую. А она еле ходит по дому. Вот я ей два раза в неделю продукты привожу и два раза в неделю — горячие обеды. Она у нас на соцобслуживании стоит, пенсия у нее — десять тысяч.

— А как она выживает?

— Вот так и выживает. Самые дешевые батоны, самые дешевые продукты, по акции. Дочка платит за коммуналку, поэтому хоть как-то полегче.

Горячая еда два раза в неделю — это, конечно, очень мало. Клиенты могут попросить соцработника приготовить еду — если пенсия маленькая, то такая помощь будет бесплатной.

— У меня есть дедушка, у него маленькая пенсия, ему я готовлю бесплатно,— говорит Инга.— А другой клиент платит за то, что я ему готовлю. Это стоит недорого, рублей 30. Но не все люди готовы тратить и такие деньги.

После обеда здесь часто проводят культурные мероприятия. Сегодня поют под гитару.

Женщина в бежевом платье громко говорит «спасибо» и выходит на улицу, вытирая слезы. Я иду за ней.

Она несколько раз произносит «спасибо», благодарит местную соцзащиту: «Всегда они позвонят, расскажут, какие у них акции, где книги дают, где — одежду, где — концерт какой, где поесть позовут».

После автомобильной аварии Людмила Жарова лишилась плечевого сустава, ей поставили внутриплечевой протез, но во время операции занесли инфекцию.

— Начался остеомиелит, вырезали кость. Восемь операций я перенесла. И надо еще, протез падает,— она показывает на выпирающий под рукавом ниже плеча бугор.— У меня там стоит спейсер с антибиотиком, его надо вынимать. Раньше Москва оплачивала мои операции, потом передали Пскову, а в Пскове нет денег. Это Северо-Западный регион, он за чертой бедности.

Она плачет, вытирая лицо ладонью.

— Я сейчас все время плачу, вы не обращайте внимания. Это, наверное, после наркоза. А еще я мамочку недавно похоронила. Я за ней ухаживала. У мамы два инсульта было, перелом шейки бедра, но мы инвалидности так и не дождались. Говорят, врачей не хватает.

Продолжает плакать.

Людмиле 51 год, работать она не может, пенсия по второй группе инвалидности у нее — всего 8 тыс. руб.

— А чтобы вторую группу получить, надо уже вперед ногами,— говорит она.

— Как вы живете на 8 тыс. руб.?

— Живу. То бесплатные талоны на хлеб дают — я иду, хоть и далеко. Вы знаете, сколько буханка хлеба стоит? 37 руб. Но у меня нет задолженности за квартиру, никаких долгов у меня нет. У меня комната в коммунальной квартире, летом выходит в месяц 1600 руб., потому что отопления нет. А когда отопление — 2600 руб. Но это я без света вам говорю. Со светом побольше. Ну я пойду. Спасибо вам. Всего доброго. До свиданья.

Людмила медленно идет по улице, продолжая вытирать слезы одной рукой.

Возле кафе стоит пожилая, худая и бледная женщина в белой хлопковой шапочке. Она ждет свою подругу, которая пришла на обед.

— А вы почему не заходите обедать? — спрашивает ее Кристина.
— Я не стою на соцобслуживании. У меня пенсия — 14 тыс. руб., а у подруги — 12 тыс. руб. Мне не положено.

О себе рассказывает скупо:

— Жила я с сожителем. Прописывать он меня не прописывал, замуж не звал. А у него родная дочка. Мы жили просто. Потом он за большие долги поменял квартиру. Пить бросил, начал на базаре подрабатывать. Дочка его пришла к нам жить. Мы взяли. Сожитель мой умер. Она продала его часть барака. Говорит: «Я возьму тебя к себе». Но я пожила с ними — все им не так. Не там встала, не то сказала, не так помыла. Ушла я. Снимаю комнату. Вот у подруги своей снимаю. У нее двухкомнатная квартира. Семь тысяч плачу ей. Раньше платила шесть, а как за отопление стали много брать, так я добавила тыщу. А как же? Все дорожает. Она платит много за коммуналку. Надо же ей тоже помочь. Она меня приняла, и на том спасибо. А у нее пенсия вообще маленькая.

— На что же вы живете?

— Живем нормально. У нее очень болят ноги. Мы пока идем до поликлиники — где скамеечка есть, там и садимся. Вот сюда она приходит, я ее жду.

Кристина обещает поговорить с руководством отдела соцзащиты: «Вы за комнату платите, на жизнь вам семь тысяч остается. Попробуем вам хоть продуктами помогать. А пока пойдемте, концерт посмотрите».

«Зачем таким, как я, жизнь дают?»

Вместе с соцработниками мы едем к их подопечным, которым они везут горячие обеды.

Валерий Самусь живет в двухкомнатной квартире в пятиэтажке. «Он малоимущий, инвалид с детства, никогда не работал»,— поясняет соцработник Лариса Иванова.

Лариса проходит на кухню и ставит на стол пакет с горячей едой. Валерий, бледный, в несвежей одежде, радостно потирает руки и садится за стол. У него ДЦП, ходит он с трудом, приволакивая ногу.

— Так, Валерий Петрович, в магазин надо идти? — спрашивает его Лариса.

— Надо!

— Я покупаю хлеб, пирожки?

— Да, да. Два.

— Два хлеба, растительное масло и пирожки. Как обычно.

Она уходит.

Валерий на мои вопросы отвечает немногословно: «гулять хожу», «на скамейке сижу», «пенсии хватает».

Он смотрит на свой обед, но не притрагивается к нему. Разговорить его мне удается, лишь когда я спрашиваю о родителях.

— Батька умер в 1987 году, а мамка — в 1994-м.

— И вы с тех пор один?

— Ага. Один. Один. Раньше ходила Любовь Федоровна. А сейчас Лариса Анатольевна ходит.

— Что вы едите?

— Консервы, пирожки покупаю. Рулетики. Сладкие,— он улыбается беззубой улыбкой.

— А фрукты?

— Нет, только рулетики.

— А мясо?

— Мясо нет. Консервы, скидка. Суп варю с консервой.

Из крана сочится вода. Обои на стенах кухни пожелтели, кое-где лохматыми ошметками свисают вниз. В квартире стоит тяжелый запах. Ремонт в квартире делали, «когда мамка была жива».

— Не трудно вам одному жить?

— Нет, мне хорошо. Я никуда не хочу,— быстро отвечает Валерий.

Ему уже предлагали переехать в интернат, но он не согласен.

Я спрашиваю, кто помогает ему с уборкой.

— Вот Лариса Анатольевна в четверг полы помыла, меня помыла. Спину потерла.

Помолчав, он кивает на газовую колонку:

— Надо газ зажигать. Опасно. Когда мыться надо, она приходит.

Еще немного помолчав, добавляет, что Лариса приходит к нему в понедельник и четверг. И улыбается.

— Вам нравится, когда она приходит?

— Ага,— кивает он с готовностью,— нравится. Редко кто приходит. Вот соседка пришла недавно, выстригла меня.

Читать Валерий умеет, но не любит. Телевизора у него два, но оба не работают. Ремонтировать не надо, потому что он не любит телевизор, ему хватает радио. Лекарства не покупает, к врачу не ходит. Хотя у него очень болят ноги.

Вернулась Лариса.

— Так, Валерий Петрович, только с капустой пирожки.

— Ага, ага.

Я выхожу из кухни, он быстро достает пирожки и жадно ест. Лариса достает ложку и открывает контейнер с супом.

Одна комната в квартире кажется нежилой, застывшей в тех годах, когда тут еще жили родители Валерия. Диван, стол, два старых телевизора. Во второй — кровать и радиоприемник. Я спрашиваю, отчего в квартире такой запах.

— Он моется раз в месяц,— объясняет соцработница.— Мыть его — не моя работа. Но что делать, человек один остался. Приходится идти навстречу. Уборка в квартире тоже нерегулярная. Иногда я помою полы, иногда он и сам что-то сделает. Это не моя работа — генеральную уборку делать. Но убираю. Только туалет я не убираю.

— А если договориться и брать деньги за уборку?

— С него? — усмехается Лариса.— Он минимальщик. Как ему жить тогда? Беру у него деньги на коммуналку да на продукты, все записываю в тетрадку, стараемся так рассчитать, чтобы хватило.

Провожая меня к двери, она добавляет:

— Тяжело одному ему жить. Сейчас еще лето, он как-то ожил. А зимой, бывает, приду, а он матом кричит — зачем, мол, таким, как я, жизнь дают? Как начала носить горячие обеды, ему полегче стало. В полпервого выдаются обеды, я беру и сюда. Отсюда пойду дальше, к другим клиентам.

— Эх! — радостно кричит Валерий на кухне, шумно отодвигая пустую тарелку.

«Косточки покупаю вместо мяса»

Еще один горячий обед соцработница относит Ирине — эта женщина еще не достигла пенсионного возраста, но из-за больных ног имеет третью группу инвалидности. «В комнате не прибрано,— извиняется она.— Живу одна, приходится справляться». Разговариваем в коридоре.

Ирина получила инвалидность четыре года назад, с тех пор стоит на социальном обслуживании.

— Два раза в неделю приносят горячую еду,— перечисляет она помощь, которую ей оказывают.— Соцработник приносит продукты. Соцзащита продуктовые наборы два раза в год дает. Вещи выдают. Меня это устраивает. Иначе не прожить.

— Пенсии вам хватает?

— Стараюсь уложиться. На лекарства много уходит, на коммунальные услуги. У меня две дочки, я одна их воспитывала. Они с детьми дома, то работают, то на больничном. Им самим помощь нужна. Жаловаться можно, но стране сейчас трудно. Мы же все понимаем.

— Сколько денег остается у вас в месяц на еду?

Она долго считает, глядя в пол и шевеля губами.

— Шесть тысяч остается,— говорит, наконец.— Если на дополнительные лекарства не надо, то выживаем. А здоровье такое, что приходится еще дополнительно на лекарства тратить. Тогда трудно.

Я спрашиваю, какие продукты она покупает, чтобы ей хватило шесть тысяч в месяц.

— Косточки покупаю вместо мяса,— отвечает Ирина.— Консервы. Все по скидкам беру. Если в магазине скидка, в эти дни хожу туда. Сахар, гречка, мука, конечно. Иногда даже фрукты по уценке можно взять. Выжить можно, но трудно. Эти горячие обеды очень выручают. С голода не умрешь.

— Не обидно вам, что пенсия такая маленькая?

— Да что обижаться, тяжело сейчас стране, надо терпеть. Ничего, все как-нибудь наладится.