Вторая публикация о жизни и деятельности выдающегося царского чиновника Александра Кривошеина

Александр Кривошеин приобрел известность не только как землеустроитель. С именем близкого столыпинского соратника была связана широкая программа по заселению восточных и юго-восточных пространств Российского государства.

Переселение и ссуды

17 марта 1909 года главноуправляющий земледелием выступал в Государственной думе III созыва и призвал слушателей отказаться от регламентов в вопросах миграции. В частности, он заявил: «В живом народном деле следует опасаться канцелярских приемов. Люди идут устраивать новую жизнь, ломая старую. Направлять их искусственно, куда хочет правительство, а не туда, куда их самих тянет, это [значит] брать на себя слишком большую ответственность». В 1906–1913 годах из европейских губерний за Урал уехали около 3,5 млн человек, из которых вернулись назад, не сумев обустроиться, около 500 тыс. В 1905–1912 годах правительство вложило в программу переезда на восток около 135 млн золотых рублей, а смета переселенческого управления на один 1914 год составила значительную сумму в 33,7 млн рублей.

Новоселы привозили с собой в среднем на хозяйство по 72 рубля наличными, на 64 рубля скотины и на 18 рублей инвентаря. Тем самым большинство переселенцев относились к бедняцким слоям деревни, имевшим скромный стартовый капитал в 100–200 рублей, недостаточный для обзаведения хозяйством. Требовались правительственные ссуды — и Кривошеин взялся за их предоставление. Александра Васильевича беспокоила в исторической перспективе возможная людская экспансия соседнего Китая: Сибирь могла не устоять, если бы восточные пространства империи оставались в ХХ веке безлюдными. И, хотя главноуправляющему пришлось выдержать трудную схватку с умным министром финансов Владимиром Коковцовым, деньги нашлись. Если в 1903 году максимальные размеры переселенческой ссуды на домохозяйство составляли 100–150 рублей, то с 1912 года — 400 рублей, из которых до половины суммы выдавались безвозвратно. Одновременно много сил и времени Александр Васильевич уделял созданию коммуникаций, организации врачебной помощи и школ на востоке, мелиорации и искусственного орошения обширных среднеазиатских пространств. Недаром позднее его называли «министром азиатской России».

В целом переселенческая политика Столыпина и Кривошеина дала эффект и вместе с землеустроительными работами ясно указывала на долгосрочные перспективы развития России в ХХ веке. Для них лишь требовались время и мир. «Сибирь всасывала в себя поток людей и затем начинала выбрасывать на внутренний рынок потоки пшеницы, масла и других сельхозпродуктов»,— признавал экономист-народник Николай Огановский. В 1894 году Россия экспортировала 400 пудов сибирского масла, а в 1912-м — 4,5 млн, преимущественно в Великобританию. Удивительная статья доходов, учитывая зависимость позднего СССР и современной Российской Федерации от зарубежных продаж нефти и газа.

Борьба за сельский кредит

Смерть Столыпина в 1911 году Кривошеин воспринял с глубокой горечью.

«Во многом мы расходились, но взаимопонимали, внимательно друг друга выслушивали и уважали,— писал Александр Васильевич жене Елене Геннадьевне.— Петр Аркадьевич никогда не мешал мне делать в министерстве то, что я считал нужным: вряд ли это будет возможно при его преемнике, кто бы он ни был». Реформы продолжились и при новом председателе Совета министров. Им стал действительный тайный советник Коковцов, сохранивший портфель министра финансов. И теперь Кривошеину приходилось добиваться ассигнований для своего ведомства перед главой Кабинета, считавшего необходимым экономить средства. К 1914 году золотой запас Государственного банка достиг огромной цифры почти в 1,7 млрд рублей. Но он не работал в экономике, лежал мертвым грузом и лишь символизировал надежность русской валюты.

Более трех четвертей населения России составляли сельские жители.

Поэтому стратегия кривошеинского курса заключалась в том, чтобы последовательно менять к лучшему деревенскую жизнь. Вслед за организацией землеустроительных работ, развитием института крестьянской собственности и общественной агрономии, повышением знаний и культуры труда Кривошеин выступал за открытие широкой государственной программы по выдаче хлеборобам мелкого и доступного сельского кредита под льготный процент. Премьер же упрямо возражал, опасаясь, что мужички-богоносцы деньги растратят, а вернуть займы не смогут. Только после отставки Коковцова зимой 1914 года и при поддержке императора Николая II дело сдвинулось с мертвой точки, но выполнению замысла помешала великая война.

В правительственных сферах Кривошеин считался германофилом, исходя из прагматических соображений и здравого смысла. Укрепление русско-германского сотрудничества казалось Александру Васильевичу правильным и полезным, но слишком много на его пути возникало препятствий. «У нас, как и повсюду, имеются скверные элементы, но мы никогда не поддадимся безумию напасть на Австрию, ни в особенности на Германию. Война между этими тремя империями была бы, по моему убеждению, концом трех великих династий»,— живо рассуждал Александр Васильевич во время частной беседы с рейхсканцлером Бернгардом фон Бюловом, состоявшейся во время их встречи в Риме.

Однако жарким летом 1914 года ситуация выглядела иначе, и Кривошеин понимал всю сложность международных противоречий. Во время июльского кризиса главноуправляющий земледелием занимал простую позицию: даже если уступить требованиям Вены и Берлина, Россию унизят, но все равно вскоре вынудят взяться за оружие, и тогда уже враг будет пользоваться всеми преимуществами внезапного нападения. Следовательно, оставалось лишь защищаться — так складывались обстоятельства. Но никакого триумфа от великой войны Александр Васильевич не ждал, так как более других понимал, насколько не готов к тяготам и лишениям социальный крестьянский организм.

В правительстве военного времени

После отставки Коковцова, получившего в утешение не без забот Кривошеина графский титул, новым главой русского Кабинета стал честный, но инертный бюрократ, действительный тайный советник Иван Горемыкин. Председателю Совета министров, с которым Россия вступила в войну, шел 75-й год и он иронично сравнивал себя с енотовой шубой, зачем-то вытащенной из сундука. В то же время Кривошеин пользовался расположением августейшей четы, и поэтому период с зимы 1914-го до осени 1915 года иногда даже называют «негласным премьерством» Александра Васильевича, чьи сотрудники продолжали заниматься переустройством крестьянской жизни.

Кровавая война и мобилизации повлияли на снижение ходатайств о проведении землеустроительных работ по закреплению наделов в собственность — в 1914 году их поступило 828 тыс. против 1,105 млн в 1913-м,— но все равно заявлений оказалось больше, чем подавалось ежегодно в 1907–1911 годах. Бюджет департамента земледелия в 1913 году составлял 29,1 млн рублей, в 1914-м — 32,1 млн, в 1915 году — 31,8 млн рублей: сокращение по условиям военного времени умеренное даже с учетом инфляции. Вместе с тем в 1915 году Совет министров ассигновал средств на поддержку деятельности по повышению сельскохозяйственных знаний в крестьянской среде больше, чем в 1914 году. Количество студентов, учившихся в специальных вузах аграрного профиля, в годы войны уменьшилось незначительно, а где-то даже и увеличилось: например, в Московском сельскохозяйственном институте учились в 1914 году 1332 студента, а в 1917-м — 1188, в Петроградском лесном, соответственно, 719 и 700, в Воронежском сельскохозяйственном — 195 и 220, в Межевом — 525 и 600.

Главная проблема имперского управления, с точки зрения Александра Васильевича, заключалась в отсутствии общего языка между властью в лице императора и высшей бюрократии и обществом в лице большинства членов Государственной думы и земств. «Существенная задача министров — устранить несогласие, которое обнаруживается в течение нескольких месяцев между правительством и общественным мнением. Это условие — sine qua non (необходимое условие.— К. А.) нашей победы»,— заявил главноуправляющий в беседе с французским послом Жоржем Морисом Палеологом. Тонко и принципиально Кривошеин пытался выстроить мост для сотрудничества с думской общественностью, исходя из разумности: в разгар войны необходимо сложение всех сил для достижения победы, а любые раздоры и конфликты губительны для власти.

Главноуправляющий не был скомпрометирован контактами с Григорием Распутиным, дистанцируясь от «друга». Его проблему Кривошеин считал личным делом царской семьи. Лишь однажды «старец» попробовал обратиться к нему с каким-то ходатайством о трудоустройстве двух очередных протеже, но с бюрократическим изяществом Кривошеин положил ходатайство под сукно, и больше Распутин к нему не обращался. Интересно, что Александр Васильевич считал правильным отменить всякие ограничения в правах для российских евреев. «Нельзя вести войну сразу с Германией и с еврейством»,— говорил главноуправляющий товарищам по Кабинету.

В конце лета 1915 года — на фоне тяжелого отступления русских войск — становилось все более очевидным, что старенького Горемыкина должен сменить более молодой и динамичный политик. В общественных кругах в качестве вероятной кандидатуры часто звучало имя Кривошеина. Не исключено, что он и сам это понимал, влияя на кадровые перестановки в правительстве в приемлемом для Думы ключе. Однако политическая самостоятельность Александра Васильевича, его планы тесного сотрудничества с Думой, слухи о закулисном влиянии главноуправляющего на возникший в думских недрах «Прогрессивный блок», встревожили Николая II. Кризис разразился в августе—сентябре 1915 года, именно после него Россия покатилась к Февралю стремительно.

Причиной конфликта стало благородное, но фатальное намерение государя занять должность верховного главнокомандующего. Царское решение сыграло свою печальную роль и в отставке Кривошеина, вынудив его покинуть Кабинет.

Кирилл Александров, кандидат исторических наук, доцент Свято-Филаретовского института