Фрида Кало в парижском музее моды

В парижском музее моды Galliera при поддержке Chanel открылась выставка «Фрида Кало. За пределами внешности». Об удивительной художнице и невероятной женщине, сделавшей предметом искусства саму себя и свои тридцать три несчастья, рассказывает корреспондент “Ъ” во Франции Алексей Тарханов.

В 1954 году Фриду Кало нашли мертвой в кровати ее Голубого дома в Мехико. Ей исполнилось только 47 лет, до сих пор идет спор о том, кто ее убил — болезнь или она сама. Муж, великий мексиканский художник Диего Ривера, сложил все ее вещи в ванную комнату и закрыл на замок.

Никто не входил туда 50 лет. Лишь в 1957 году, незадолго до смерти, Ривера отдал доверенным лицам ключи. В 2004-м биографы Кало смогли попасть в эту похоронную камеру, словно в гробницу фараона. Несколько лет они разбирали и описывали найденные там сокровища: не считая картин, 300 платьев и костюмов, 22 тыс. документов и 6,5 тыс. фото.

История вышла из-под замка, последовали одна выставка за другой. И вот теперь Фрида добралась до Парижа, во второй раз после 1939 года. Тогда она ездила во Францию и в Америку как жена Диего Риверы и «тоже художница». Сейчас же история ее жизни превратила мексиканку в самоценную всемирную икону всех мыслимых левых движений, феминизма и троцкизма, антиколониализма и квир-культуры.

Рядом с грузным Риверой, похожим на надутый довольством шар, она всегда выглядела миниатюрной стройной красавицей, но была и красавицей, и чудовищем одновременно. Она ругалась, как мексиканский извозчик, и курила, как кочегар (что заметно и на выставке, до которой, к счастью, не добралась цензура). Сестрой ее была текила, наркотики она принимала и по собственному желанию, и по настоянию врачей.

У нее было необыкновенное лицо, диковатое по меркам современников, шикарное по нынешней моде — с открытым лбом над мохнатыми сросшимися бровями, с яркими неулыбающимися губами под заметными усиками.

«У меня усы и вообще лицо противоположного пола»,— писала она с гордостью. Другие женщины боролись бы с этим, Фрида сделала внешность своей маркой. Она держалась гордо, как королева. Строго говоря, она и не могла сутулиться — с разбитым на три части позвоночником, затянутым в медицинский корсет. У нее была необыкновенная походка: с шести лет после детского полиомиелита одна нога была короче другой, а в 1950-х после ампутации ей пришлось носить протез.

Современники недооценивали ее отчасти потому, что ее истинная история была скрыта. Картины стали лишь ее слабым отражением. Истина была спрятана вместе с ее искалеченным телом под лучащимися цветами и блестками платьями, а потом на полвека заперта в ванной в Мехико. Само название нынешней выставки происходит от ее рисунка «Внешность может быть обманчивой», где она изобразила себя в виде сломанной куклы под красивыми складками ткани.

При этом она была настолько притягательна, что решительно все прочие персонажи, которых мы встречаем вокруг нее на выставке, мужчины ли, женщины ли, состояли с ней в любовной связи. Причем, как всякий раз написано в аннотации к фото или письму, «недолгой».

Фрида и Диего не зря коллекционировали благодарственную живопись экс-вото, жестяные плакетки, которые преподносились храмам и на которых безымянные художники изображали благодарности: Святой Троице после автомобильной аварии, Богоматери после разрешения от бремени, трем волхвам после выздоровления ребенка. Многие картины Кало напоминали эти живописные свидетельства чуда, правда, ей не за что и некого было благодарить.

В ее 18 лет автобус, в котором она была, столкнулся с трамваем. Фрида выжила, но с переломанными позвоночником, тазом, ребрами, костями правой ноги. Железный прут проткнул ей живот и вышел между ног. Она находила силы над этим шутить: «Так я потеряла девственность» или «В моей жизни были две катастрофы: один раз меня переехал трамвай, другой — Диего».

Один из самых эмоциональных моментов выставки — стена, на которой в линию вывешены медицинские корсеты Фриды: гипсовые, кожаные, стальные, похожие одновременно и на орудия пыток, и на экспонаты антропологического музея. Некоторые из них расписаны самой художницей: узоры, цветы, серп и молот. Ортопедические ботинки и протезы вышиты бисером и шелком. Как будто бы это не напоминание о боли, а крутые модные аксессуары. На другой стене зала — стеклянная полка, на которой выстроены пузырьки от духов и склянки с таблетками, помада и шприцы для инъекций. Сквозь эту витрину видно прекрасное платье, созданное в ее память Жаном Полем Готье.

Фрида обожала яркие ткани, накидки и шали, гирлянды-украшения из камней величиной с кулак. Она с такой яростью выставляла себя мексиканкой, как будто бы ее тело было образом родной страны, растерзанной колонизаторами, хотя она вполне, если следовать метрике, могла бы предстать немкой, венгеркой или еврейкой.

Выставка начинается с ее мучительной истории, а завершается ее блестящей посмертной славой. Созданная ею яркая и больная мода превратилась в моду на Фриду со столь легко воспроизводимыми чертами: варварскими цветами, усами, бровями. Из калеки она превратилась в «икону стиля», причем такую икону, которую переписывают кому не лень.

Galliera — музей моды, и потому здесь показаны все оммажи «фридомании», которой отдали дань и Ричард Куинн, и Жан Поль Готье, и Йодзи Ямамото. В образе Фриды Карл Лагерфельд снял для Vogue Клаудию Шиффер в кампании Chanel. Александр Маккуин делал для Givenchy серию хайтековских корсетов, выставленную здесь в такой же шеренге.

Эта выставка дает ключ к пониманию живописи Фриды Кало, всегда выделяющейся в любой экспозиции и часто ставившей меня в тупик. Она сама вместе со своей живописью и графикой, своими болезнями и зависимостями стала произведением искусства, буквально собирая по кускам свое тело, постепенно заменяя отказывающие члены, превращаясь в куклу или андроида, персонажа кинематографической вселенной Marvel — оставляя другим образ, рисунок, очищенный от боли и горя. Внешность до сих пор обманчива.