В Москве открылся Context Дианы Вишневой

На «Винзаводе» пятью перформансами и спектаклем «Материя» открылся X фестиваль современной хореографии Context, созданный и возглавляемый Дианой Вишневой. По причине СВО к юбилейному сезону фестиваль утратил свою международную программу и сконцентрировался на отечественных авторах. О первых итогах тотального танцевального импортозамещения рассказывает Татьяна Кузнецова.

Десятый Context предложил основательную по нашим временам программу. В течение месяца кроме побочных мероприятий в виде итоговой выставки, просветительских лекций, детских мастер-классов и кинопросмотров он представит четыре оригинальных проекта, в которых задействованы специально созданная труппа из 16 артистов и полторы дюжины современных российских хореографов. Почти все они открыты «Контекстом»: с первого года существования этот международный фестиваль проводил конкурс начинающих отечественных авторов, вынужденно прервавшись лишь во время пандемии. Так что ландшафт российской молодой хореографии Диане Вишневой и кураторам этого направления был знаком, как рачительному дачнику — собственные шесть соток.

Как у любого садовода, у «Контекста» есть как любимые питомцы, так и те, к которым он относится менее трепетно. Последним дали минут по 10–12 для самовыражения, заказав постановки на вольные темы. Фестиваль открылся их дневным объединенным выступлением под грифом «перформансы», хотя ничего специфически «перформативного» в этих пластических упражнениях не оказалось — разве что повышенное внимание к аксессуарам, особенно развитое у поэтически настроенных дам. Понятно, что об однополых отношениях сейчас толковать не время, так что женские дуэты состояли преимущественно из помаваний — этаких мятущихся колебаний корпуса и рук, синхронных или поочередных. Духовную связь помогали выразить предметы — юбки со шлейфами, за которые цеплялись сестры Жуковы в миниатюре «du(о)ality», или многометровые рулоны бумаги, которыми опутывали себя хореографини Лилия Бурдинская и Виктория Максакова, предусмотрительно державшиеся на расстоянии в рукоделии под говорящим названием «Ничего не пропадает».

Мужской квартет, занимающийся брейком, водрузил на головы объемные плюшевые маски зверюшек, назвав череду своих спортивных трюков не самого высокого качества «исследованием мужских душевных состояний и телесных возможностей». Самой адекватной и ценной оказалась миниатюра «Внимание» Анны Щеклеиной, работающей в редком жанре современного лубка. Нацепив на артистов своей омской компании «нОга» майки с самоигральными надписями (типа «зачем вы/я здесь?» или «немного/больше любви»), она проанализировала небогатый поведенческий набор сегодняшнего «человека толпы» — от стадного чувства и готовности к агрессии до частных рефлексий и борьбы за понимание. В свое социальное исследование хореограф включила и публику: зрители не без удовольствия подчинялись командам обаятельного протагониста — поднимали руки и ноги, без колебаний нарушая «личное пространство» соседей.

В отличие от дикорастущих «перформансов» полуторачасовую «Материю» фестиваль культивировал тщательно: единые декорации, костюмы, свет, саунд-дизайн. Куратор-режиссер Павел Глухов был призван объединить 10–12-минутные номера восьми хореографов в цельный спектакль, уповая на то, что заданная тема — «материя» — удержит авторов в рамках философствования, к чему питомцы «Контекста» особенно склонны в аннотациях к своим произведениям. Тон «Материи» задал петербуржец Константин Кейхель, буквально обезличивший артистов, одетых с головы до пят в серые глухие леотарды,— их лица, как у киношных грабителей, были затянуты «чулками» того же серого цвета. Эти первоэлементы то выстраивались в структуру (в столбик, в затылок друг другу), то зримым хаосом расползались по сцене, деятельно изгибаясь корпусом и разводя руки в разные стороны с пристойной плавностью. В финале спектакля петербуржец Эрнест Нургали показал нам одухотворение «материи», объединив тот же серый кордебалет коллективистским хороводом и общим молитвенным коленопреклонением.

Между этими полюсами «материя» обретала гендерные различия, хотя и не принципиальные. Так, силовой танец четырех воинственных мужчин и не менее агрессивной женщины (которую постановщица Васильева считает «неотъемлемой частью мужчины, топливом для его силы духа») мало чем отличался от сочинения Ольги Тимошенко — не менее брутального танца пяти женщин, запросто перетаскивающих друг друга в поддержках, испепеляющих соперниц ненавидящими взглядами и смачно шмякающихся об пол. После такой чреватой травмами «материальности» почти классические туры, аттитюды и жете, скомпонованные экс-солистом Большого театра Андреем Меркурьевым, выглядели полетом безмятежного духа. Другой балетный автор — артист «Стасика» Константин Семенов, знакомый с современными трендами не понаслышке, а по репертуару музтеатра, применил свои знания в композиции, развернутой по правилам балетмейстерской науки — с чередованием групп и соло, мизансцен и хореографии, лирики и физики, но без явной авторской интонации. Зато сверхвостребованный хореограф Владимир Варнава был узнаваем в каждой подпрыжке своего демонстративно легковесного дуэта.

Настоящий современный танец с его пристальным вниманием к выявлению возможностей, потребностей и способам коммуникации конкретных тел и их обладателей обнаружился лишь во фрагменте Ольги Лабовкиной. Эта отважная уроженка Белоруссии, прошедшая международную практику — артистическую и постановочную, оказалась единственной, кто рискнул спустить «Материю» с высот философичности на грешную землю, проигнорировав тезис, воспринятый современными авторами из подступившего прошлого: «В Советском Союзе секса нет». В поставленном ею эпизоде артистов словно подменили — с такой осознанной отвагой и нездешней естественностью работали их тела. Однако трудно надеяться на закрепление этого опыта — большинство питомцев «Контекста» теперь сами мэтры. Они не только активно ставят в русле «современности», но и обучают молодежь духоподъемным телесным пассам. Теперь к тому же без всякой конкуренции.