Каким будет сезон весна-лето 2023

Показы будущей весны продемонстрировали скорее не новые идеи и направления, а общие параметры фэшн-пространства. Главными героями оказались стиль и эстетика каждого заметного в этом пространстве дизайнера и то, как этими эстетиками оперирует индустрия моды.

Текст: Елена Стафьева

Если определять этот сезон в нескольких словах, то так: голые животы, низкая — очень низкая — талия, брюки/шорты карго, карго-карманы, деним — много разного денима — и тяжелая байкерская кожа. Если определять сезон в одном имени (которое, впрочем, нетрудно вычитать из перечня главных черт сезона) — Прада. Да, Миучча Прада — вновь главный дизайнер нашего времени: практически потеряв эту позицию к началу 2010-х, она вновь обрела ее в последние несколько сезонов — конечно, с помощью Рафа Симонса. Их счастливый союз явлен всем нам в утешение и наставление: все бывает, любые чудеса возможны, любой камбэк в наших силах — по крайней мере, если вы Миучча Прада и нашли своего Рафа Симонса.

Как вы уже поняли, Prada и Miu Miu — лучшие коллекции сезона. И самые важные — если оценивать влияние их дизайнеров на индустрию в целом. Тут у Prada и Miu Miu практически нет конкурентов.

Prada в этот раз вышла просто замечательной — то, за что мы всегда любили Миуччу Праду и Рафа Симонса, представлено во всей своей силе. Особый, именно прадовский тип поношенности, когда вещи выглядят так, будто бы их только что вытащили из каких-то старых чемоданов: глубокие заломы, помятость там, где что-то неудачно завернулось или не расправилось, да так и осталось на годы, какая-то общая слежалость и траченность. Мятые и словно бы поползшие по швам трикотажные комплекты, шелковые платья, будто сшитые из бабушкиных отрезов (а на самом деле — из ткани, сделанной из бумаги по sustainable-технологии). Незавершенность — серия платьев, в основном черных, выглядящих так, будто бы их сняли с манекена после второй примерки, не успев дошить. Сочетание женского нижнего белья и мужской верхней одежды — прозрачные пеньюары и ночные рубашки с плотными пиджаками и пальто. Упражнения на тему кутюрной классики середины века — силуэты Кристобаля Баленсиаги, исполненные в тяжелой байкерской коже, и это была самая эффектная часть коллекции.

Возвращаясь к счастливому союзу: швы между стилем Прады и Симонса, заметные в предыдущих коллекциях, сейчас практически исчезли, и только самый зоркий профессиональный глаз видит, где плечо одной или кромки другого.

После того как два сезона назад Прада показала в Miu Miu коллекцию микроюбок и микрорубашек, открывающих торс, максимально низко сидящих штанов и тяжелых байкерских курток, все это разошлось повсеместно, от дизайнерских брендов до массмаркета. В сезоне FW 2022 она повторила чуть ли не дословно все то же самое, добавив к байкерским куртками еще и байкерские сапоги. В этот раз, сохранив голые животы и плотную кожу, добавила бельевую группу — тонкие майки, футболки и лонгсливы, надетые слоями друг на друга, а также карманы как на брюках карго, то есть объемные, из кожи или ткани, приделанные ко всему, от микроюбок до платьев на тонких бретелях. Отдельно хочу отметить два практически одинаковых лука — рубашка и штаны из мягкой мятой кожи, коричневые с персиковой и серые с лимонной,— которые, надеюсь, не начнут копировать все подряд, и их красота не подвергнется стремительной инфляции. Но можно не сомневаться, что все это — и слои тонких маек-футболок, и патронташи из карманов — мы скоро увидим везде, потому что, как уже было сказано, Прада снова задает главные тренды.

При этом главные властители дум последнего времени Демна Гвасалия и Алессандро Микеле никуда не делись и даже пребывают в хорошей творческой форме.

Микеле, кажется, отпустили из коммерческого мира костюмов в стиле Тома Форда в его собственный волшебный мир дневных телешоу 1980-х и винтажных лавок. То есть в Gucci вернулись любимые им жакеты без лацканов с выпущенными наружу бантами блузок, блестящая ткань-фольга, украшения причудливых конструкций, психоделические принты, блестки, воланы, атлас, китайщина и вообще карнавальность — пусть и не в прежнем объеме, но все-таки. Показ назывался Twinsburg (город в Огайо, где проводится всемирный фестиваль близнецов), состоял из 68 пар близнецов, одетых совершенное идентично, и проходил под рефрен «opposite — different». Но когда все эти близнецы в финале выходили парами, держась за руки, то, помимо всего очевидного — двойничество, личная история Микеле, выращенного матерью и ее сестрой-близнецом,— казалось, что это такая его встреча с самим собой, со своим настоящим «я», и радость от этой встречи.

Демна Гвасалия, кажется, вовремя и прочно занял в индустрии нишу того, кто реагирует на все происходящее вокруг самым непосредственным образом и как бы имеет на это право. На показе Balenciaga в прошлом феврале модели с огромными мешками шли сквозь снежный буран (задуманный, очевидно, раньше и с другим смыслом, но совпавший с потоками беженцев по всей Европе), в этот раз они шли буквально по грязи, разлетавшейся брызгами из-под их ног,— «после того, как тает снег, всегда бывает грязь»,— сказал Гвасалия и вновь напомнил о том, что ему самому в десять лет пришлось бежать от войны. Одежда, которую весь этот драматический антураж несколько заслонял, была между тем вполне интересна именно в пространстве его эстетики. Модели шли по этой самой грязи в тяжелой коже, напоминающей не то танковую броню, не то наряды мангалоров из «Пятого элемента», в непременных у Гвасалии, в этот раз подчеркнуто обычных худи, таких же непременных больших пиджаках и длинных вечерних трикотажных платьях-лонгсливах, стянутых узлами вместо драпировок,— и эта игра стилями и декоративными приемами вышла эффектной.

Если кто-то и следует в этом направлении, то Канье Уэст (первый лук в показе Balenciaga — и предсказуемо растиражированный всеми соцсетями и СМИ) и его бренд Yeezy, чей показ Канье устроил в Париже, публично его не анонсировав. И вот там под живое исполнение госпелов выходили модели в одежде вполне постапокалиптического вида, в грубых сапогах, в чем-то дутом, похожем на наросты. Этот футуристический вайб, довольно мрачный, тоже можно принять за отзвук текущих катаклизмов (надпись на майке самого Канье «White Lives Matter», предсказуемо растиражированная теми же соцсетями и СМИ).

Но вообще хайлайты текущей повестки в качестве маркетинговых инструментов удается правильно использовать только тем, кто действительно в нее как-то вовлечен, а все остальные предпочитают держаться от этого подальше. И тут, конечно, цельность и узнаваемость дизайнерского стиля становятся главными.

Люк и Люси Майер практически на первом своем показе в Jil Sander представили уже готовый стиль, и сейчас он выкристаллизовался и отчетливо узнаваем: прямой или расширяющийся книзу силуэт, свободные объемы, чистые, холодные оттенки, очень отстраненное использование декоративности, даже такой, как бахрома, например. И вообще все, что можно назвать современным минимализмом раф-симонсовского толка (у Рафа Симонса Люси Майер работала в Dior, это уж не говоря о том, скольким нынешняя Jil Sander ему обязана в целом). В этом сезоне к нему добавились не свойственная Jil Sander прежде гендерная прозрачность, но в целом все осталось на своих местах.

Ровно тот же минимализм, только в более бескомпромиссной версии, с самого начала был знаком The Row — и по-прежнему им остается, как бы ни менялась дизайнерская команда бренда. И показанная сейчас в Милане коллекция — с высокими перчатками, сетчатым трикотажем и сложно драпированными платьями — одна из самых выразительных за последнее время, именно потому, что стиль этот тут стал более декадентским, а значит, более свободным и подвижным.

Киму Джонсу в Fendi не сразу удается добиться цельности, даже приблизиться к ней. Но надо отметить, что его последняя коллекция дает все шансы предположить, что это у него получится: было по-прежнему много струящегося атласного шелка, но почти не было песочного и бежевого и совсем не было коротких шортов с высокой талией. И вообще все стало отчетливо проще и современней, вся цветовая гамма поменялась с бежевой на серо-голубую с очень узнаваемым оттенком зеленого и появился новый силуэт с некоторым реверансом в сторону наследия все той же Миуччи Прады.

А вот Маттье Блази, новый художественный директор Bottega Veneta, обозначил свой стиль уже во второй коллекции — он показал ее в очень определенном виде, который можно назвать таким дизайнерским нормкором: много денима, клетчатые рубашки, белые майки, кожаные пальто, почти офисные брючные костюмы, тренчи, платья-майки и платья-комбинации. Все — очень аккуратно смещенных пропорций и такого расклада деталей, какие придают этому нормкору заметный шик, особенно в той части, где не было принтов, а была тотальная кожа, буквально кожаный костюм и сверху кожаное же пальто в тон. И даже перья в финале не портили общего впечатления.

В такие сложные времена, как наши, клиенты люкса держатся именно за основополагающие, воплощающие суть того или иного бренда вещи — то, что фэшн-критики называют essentials,— и бренды сами держатся за них.

Собственно, именно этой подход демонстрирует Ann Demeulemeester, где дизайнерская студия показывает коллекции, построенные на essentials вполне специфического стиля Анн Демельмейстер, возводя — или низводя, тут как посмотреть,— его к самым знаковым вещам: белая рубашка, черный пиджак, ленты, болтающиеся тут и там и стягивающие отдельные части одежды, достаточно жесткое прямое плечо. В результате получается такой готический минимализм, придуманный словно для современной Мортиши Аддамс: прямые черные пальто в пол, белые платья-рубашки с хвостом, длинные черные кожаные платья, открывающие спину, и объемные отлетные карманы, надетые, как сумки, крест-накрест через оба плеча и похожие на охотничьи сумки для дичи. И мне все это скорее нравится, потому что тут есть строгость и красота.

У кого все прекрасно и с дизайнерским видением, и с творческой формой, так это у Дриса Ван Нотена. Коллекция Dries Van Noten SS 2023 была прекрасна, и в ней было все, что уже 35 лет составляет славу Дриса: его неподражаемые цвета, его фирменные большие пиджаки, только ему доступные сочетания самых, казалось бы, несочетаемых принтов, которые непременно должны были бы превратиться в пеструю какофонию, а вместо этого составляют прекрасную гармонию. И его особенная декоративность, в которой все, каждое перышко, каждый вышитый завиток и каждая пайетка, вписано в глубоко поэтический контекст. Особенно эта дрисовская поэзия проявилась в луках total black, которых на этот раз было непривычно много, почти половина коллекции, где привычные вещи поставлены в непривычные сочетания друг с другом — слишком большие пуговицы на классическом пальто-коконе, внезапная бахрома, похожая на спутанные нитки, на классическом платье-футляре.

Но самым радикальным образом со своим стилем поступил Оливье Тейскенс — прожив уже довольно длинную жизнь в моде, поработав на старые парижские дома Rochas и Nina Ricci и на нестарый американский бренд Theory, он вернулся к своей собственной марке Olivier Theyskens, основанной им на заре карьеры, еще в конце 90-х, и делает очень камерные коллекции практически кутюрного качества — и так же, как сделал бы их в том же конце 90-х. Длинные облегающие платья, закрытые под самое горло, с длинными рукавами, с треном, собранные из кусочков разной ткани так, что получается совершенно драгоценного вида фактура, выглядят ровно так же, как его архивные вещи в антверпенском Музее моды MoMu. Узкие облегающие жакеты из плотного шелка, черного и белого, застегивающиеся на крючки, с жестким, чуть приподнятым плечом, напоминающие что-то из fin de siecle хоть прошлого, хоть позапрошлого века,— за них мы его когда-то и полюбили. В таком радикальном возвращении к себе самому есть что-то очень смелое и искреннее, есть большая подлинность и настоящая страсть. И все это вкупе с сегодняшней модой на 90-е создает вокруг этих вещей особый ореол.

В то же самое время парижские гранд-дома, воплощающие саму идею роскоши, создают для своих клиентов мир, в котором не может произойти ничего плохого,— мир комфорта, уюта и красоты, окружающий и защищающий их от реального мира. Конечно, никто больше в современном мире не делает и не носит платьев для послеобеденных походов по магазинам, с которых начинал когда-то Валентино, или жакетов для коктейля в баре после этих походов, с которых начинал Диор, и связь с этим реальным миром, полным активизма, соцсетей и всяческой борьбы, как-то приходится обозначать, но делается это скорее символически.

Как, например, в Christian Dior, где Мария Грация Кьюри практически к каждому показу привлекает женщин-художниц или танцевальные компании — голландских хореографов Имре и Марне ван Опстал в этот раз,— но сами ее коллекции существуют в четко организованном пространстве диоровских кодов и ее собственных коммерческих хитов. Нынешняя была посвящена Екатерине Медичи — итальянке в Париже, как и сама Мария Грация,— и ремеслам, привезенным ею к парижскому двору и введенным в придворную моду. Тут было много кружева, черного, белого и золотого, а сверх того — таких не самых привычных материалов, как рафия, из которой были сделаны юбки и которая была вплетена в топы и пальто наравне с роскошным кружевом. Силуэты, впрочем, были все теми же, от которых Мария Грация отступает редко: платье в талию с длинными или короткими рукавами и широкой юбкой, пальто-трапеция без лацканов с широкими рукавами на 7/8, топы на тоненьких бретельках. (Внезапно возникший среди них лук из тонкой бежевой трикотажной майки и свободных джинсов мужского силуэта выглядел так, будто попал сюда с другого показа.) Ко всему этому великолепию прилагались туфли на платформе, живо напоминающие времена Гальяно,— возможно, в знак того, что эту главу диоровской истории уже можно возвращать в оборот.

Так же жестко очерчен кодами и мир Chanel — это всегда твид, двухцветная обувь, золотая бижутерия, бежевый и черный, камелии и банты. В этот раз все перечисленное тоже было, но, будучи помещенным в неземной красоты сетап, созданный при участии фотодуэта Инес и Винуда по мотивам фильма «В прошлом году в Мариенбаде», оно несколько изменило свои свойства. Модели шли вдоль круговой панорамы, где перетекали друг в друга Кристен Стюарт на парижском балконе и хрестоматийные кадры из фильма — безупречно прекрасное лицо Дельфин Сейриг крупным планом, панорама регулярного парка, где встречаются герои и где потом мечется героиня в струящемся шелковом платье, придуманном для нее Шанель, лестница, где она оборачивается к герою, перспектива роскошных коридоров и пр. И вещи, надетые на моделей, приобретали ту легкость и невесомость, что была у черно-белой пленки и Дельфин Сейриг на ней. Та часть, что представляла сиротский шик Шанель — аккуратные белые платьица чуть ниже колена с отложными воротничками, такого же стиля блузки и юбки,— была особенно хороша, такие вещи — конек Виржини Виар.

Лошади, кожа, шелк — это то, что составляет мир Hermes, и то, с чем раз за разом работает художественный директор женских коллекций дома Надеж Ванье-Цыбульски. В этот раз было много кожи — комбинезонов, плащей, коротких шортов, платьев — и много шелка. И если кожаные вещи в характерной эрмесовской коричнево-серой гамме были структурированы и достаточно аккуратно посажены на фигуру, то шелковые платья были многослойные, сегментированные, летящих силуэтов и ярких цветов. Вместе они создавали тот баланс, что лежит в основе всего мира Hermes. Среди них были очень по-эрмесовски остроумные штуки, как, например, плащи, к спине которых пристегивается кожаная ручка, так что их можно снять и повесить на плечо, как сумку, или длинные воротники, сворачивающиеся сзади, как плед, и закрепляющиеся в таком положении застежками. И, как всегда у великого парижского ремесленного дома, много сложной и виртуозной работы с плетением, вышивкой и соединением разных фактур в одном предмете одежды.

Но самым экстравагантным образом обошелся со своей собственной дизайнерской эстетикой и с кодами дома Louis Vuitton Николя Гескьер. Он, который сосредоточен прежде всего на самом фэшн-дизайне, то есть силуэте, его пропорциях, крое, его возможностях, объемах, их соединении и пр., получил в свое распоряжение в качестве кодов то, что и является главным наследием Луи Виттона — чемодан, сундук-транк, багаж. И сделал с ним довольно экстравагантный стилистический эксперимент: расчленил его на составные части, увеличил каждую из них и поместил на одежду. Модели шли в декорациях Филиппа Паррено, представляющих «цветок-монстр», в вещах, центром которых стали многократно увеличенные, огромного размера молнии, пряжки, хлястики и прочие детали чемодана. Меня — как бы говорит нам этой коллекцией Гескьер — не интересует ничего, кроме того, что будет, если присоединить к кожаному мини-платью, собранному у ворота и образующему почти что треугольник, огромную молнию с огромным брелоком. И бесшабашность этого жеста примиряет с его же экстравагантностью. Хотя очень хочется посмотреть, как это все будет выглядеть на живых людях, пусть даже и знаменитостях.

Так современная мода все больше оказывается тем пространством, в котором существуют совершенные противоположности — не только стилистические, но и идеологические. Вопрос только в том, образуют ли эти противоположности единство или вступят в борьбу.

---

Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram