Совладелец «Ростсельмаша» Константин Бабкин о притирке и мобилизации

Рынок сельхозтехники на фоне кризиса лишился стабильных поставок западных игроков. Как это сказалось на спросе на отечественную технику, выходе в сегмент китайских компаний и поставках компонентов, а также о влиянии частичной мобилизации на производство в интервью “Ъ” рассказал совладелец «Ростсельмаша» Константин Бабкин.

— Как на производство и рабочих «Ростсельмаша» и других предприятий ассоциации влияет частичная мобилизация?

— Каждый руководитель предприятия сейчас об этом думает: нервозность есть.

И ситуация на разных предприятиях по-разному выглядит: где-то буквально треть сотрудников получили повестки, где-то директору дали пачку повесток и сказали «раздай каждому, всем мужикам».

Но где-то помягче. На «Ростсельмаше», например, на 14,5 тыс. сотрудников получили 300 повесток.

Происходящее может действительно сказаться на работе предприятий: сейчас и так ситуация в машиностроении непростая, перестроение логистических цепочек, поиск и производство компонентов — сложные задачи. А вот если еще и уйдут ценные специалисты, то это затруднит, конечно, работу.

Ассоциация «Росспецмаш» написала письмо премьеру Михаилу Мишустину об этой проблеме, но официальной реакции пока нет. Неофициально поступают сигналы: общайтесь на уровне местной власти, на уровне военкоматов, объясняйте — вам должны идти навстречу. Говорят, нет такой сейчас задачи, чтобы забрать максимальное количество сотрудников, нужно объяснять, что вот эти специалисты очень ценные, вам надо решать эти вопросы.

— Какие специальности сейчас наиболее важны для функционирования производств и замещения комплектующих?

— Общее ощущение, что повестки рассылаются вне зависимости от ценности: уровня образования, уровня зарплаты, любому могут прислать. А кто наиболее ценный — не знаю, тут на каждом предприятии свои особенности. Где-то сварщики особо ценны, где-то — инженеры, где-то — айтишники, где-то менеджеры ценны. По-разному.

— «Ростсельмаш» нашел источники основной части комплектующих или вы еще в процессе поисков?

— Прошли самые нервные моменты, когда простаивал тракторный завод в марте. Сейчас мы все работаем, вышли на объемы производства, которые были год назад. Конечно, трудности остаются. Новые поставщики, новые комплектации — идет притирка. Но в целом основные проблемы решены, количественные проблемы поставок решены, производим всю линейку техники.

— То есть модельная линейка сейчас полная? А модификации?

— Все основные модели производятся: и комбайны, и тракторы, и прицепная техника. Не все модификации — сократили их количество, но это не проблематично.

— Какие комплектующие в первую очередь пришлось замещать?

— Для «Ростсельмаша» это были коробки передач, некоторые двигатели. Часть устанавливаемых двигателей в России не производится. Вот это все заместили.

— И где?

— В основном в России, небольшая часть — из дружественных странах. Двигатели — в дружественных странах. Что касается коробок передач, то мы давно занимались их локализацией. Сборка основных коробок передач шла (в России.— “Ъ”), но две трети компонентов поставлялась из других стран. Вот эти компоненты сейчас идут из стран дружественных, и мы ускорили свою локализацию.

В начале 2023 года мы запускаем завод по производству шестеренок, валов на «Ростсельмаше», и львиная доля компонентов коробки передач будет производиться здесь.

— Дружественные страны — это Белоруссия или все-таки подальше, Китай?

— Подальше, на восток. Логистика, конечно, непростая получается: и самолетами доставляем компоненты. Если не самолетами, то часть пути — по морю. Расстояния большие, сроки доставки увеличилось.

— Сталкивались ли вы с ситуациями прекращения отгрузок из Китая из-за локдаунов?

— В нашем случае нет, отгрузка идет. Просто раньше мы из Европы доставляли за две недели, а из Китая… Сначала из города — в порт, из порта — во Владивосток, из Владивостока поездами, это занимает 2–2,5 месяца. А если другие маршруты использовать, например, через Иран, то сроки увеличиваются до четырех месяцев. Но что делать?

— Для тракторов вы еще получали какие-то компоненты из Канады во втором квартале?

— Нет, почти сразу запретили поставки комплектующих.

— Сейчас вы ведете экспорт из России?

— За восемь месяцев он упал на 16%.

— А основные направления остались теми же?

— Экспортировать в Европу стало намного сложнее. Поставки идут, но объемы во много раз ниже.

— Наверное, из-за курса рубля?

— Курс рубля сильно влияет на поставки в Казахстан, но пока не носит катастрофического характера.

— Для сохранения доли в Казахстане не планируете как-то субсидировать продажи там?

— Это правительство должно субсидировать, а не производители — у нас нет такой возможности. У нас есть два сборочных производства в Казахстане. На их продукцию распространяется субсидия, аналогичная нашей программе 1432, которая реально работает и распространяется на сборочные предприятия. Другое дело, что такую же поддержку в Казахстане получают и John Deere, и Claas, и другие западные игроки…

— То есть вы не собираетесь давать скидки, чтобы удерживать долю в Казахстане?

— Нет.

— Какие есть перспективные проекты у «Ростсельмаша»?

— У нас несколько проектов развития. По сельхозтехнике это производство менее мощных тракторов, от 170 до 350 лошадиных сил — такой классический трактор. Также будем выпускать мощный трактор, примерно 600 лошадиных сил, на гусеничном ходу. Еще большой самоходный опрыскиватель, планируем развивать семейство комбайнов.

— Вы не планируете выходить в узкие сегменты, как, например, комбайны для сахарной свеклы?

— Это комбайны для уборки корнеплодов, которые их выкапывают из земли. Нет, это специфические продукты. Они гораздо более сложные и гораздо более дорогие. Нужны другие совсем подходы, чем при производстве комбайнов, которые собирают зерно. Ведь рынок такой техники маленький. Мы продаем каждый год тысячи комбайнов, а эти продаются десятками и стоят при этом гораздо больше.

Это ниша для небольших специализированных компаний. Во всем мире огромные компании, как и мы, производят массовые продукты, а эти вот машины для корнеплодов выпускают маленькие фирмы, ориентированные на свой узкий рынок. В России есть такие компании, например, «Колнаг» в Коломне, который производит прицепные клубне-уборочные орудия для комбайнов. Может быть, они дойдут до того, чтобы освоить новые направления. Ну, дай бог.

— Для аграриев прицепные орудия заменяют такую технику?

— Да, будет не самоходный, а прицепной. Принципиальной проблемы для сельского хозяйства не вижу.

— Что сейчас со спросом на технику? Увидели ли вы всплеск интереса к вашей продукции по мере исчерпания складов иностранной техники?

— Мы, конечно, видим повышение внимания к себе.

Были агрохолдинги, которые вообще не смотрели в сторону российской техники и объясняли, что работают на технике ведущих мировых производителей, пусть она и стоит в два раза больше. Сейчас все готовы сотрудничать с нами, но сказать, что наблюдается кардинальный рост рынка сельхозтехники, не могу.

Он пока на уровне прошлого года.

Доля рынка у российских игроков выросла, но есть тревожный момент. В этом году называется урожай в России в 140–150 млн тонн зерна. Это большой объем при потреблении внутри страны 70–80 млн тонн. К тому же экспорт усложнился, на него были установлены квоты и пошлины, которые до сих пор действуют, есть проблемы с логистикой. Опасения общие на рынке, что цена на зерно упадет. Например, в Самаре, в Омской области ряд хозяйств жалуются, что ушли в зону нерентабельности. Им предлагают цены, при которых невыгодно вести производство зерна.

— То есть лишних денег у аграриев сейчас нет?

— Спрос в этом году показывает, что деньги есть, но есть беспокойство насчет следующего года. Будет он успешным или нет, непонятно. Вроде спрос на зерно в мире сохраняется. В России можно успешно выращивать его, для этого есть все условия… Но подходы к аграрный политике и проблемы общеполитического характера — позволят ли они реализовать большие объемы зерна?

Надеемся, что правительство пересмотрит механизмы для экспорта, чтобы не сдерживать его, а стимулировать, разрешит какие-то логистические трудности с Китаем — с основными потребителями нашего зерна. Тогда, в моем понимании, все будет хорошо. Сейчас же мы думаем, к чему готовиться в будущем, к росту производства или к результатам на уровне этого года. Наверное, такой базовый прогноз, что на уровне этого года будет рынок. А в целом мы должны быть готовы к разным сценариям.

— Сейчас контракты на технику на какой период на производстве заключаются?

— Сейчас за два месяца, то есть приходите через два-три месяца и получите машины.

— Это довольно стандартный срок, не сильно больше, чем обычно?

— Не совсем, иногда в это время стояла техника на площадках — «приходи и бери», а сейчас нужно подождать два-три месяца. Такая ситуация во всем мире, в Америке тоже. Мировые лидеры продают технику по частичной предоплате, оформляют заказы с условием получения только следующим летом. Во всем мире есть спрос и логистические проблемы. Это все влияет на темпы роста производства, все не могут произвести столько, сколько нужно, не только Россия. Даже думаю, мы выглядим достаточно неплохо на фоне других стран с нашей отсрочкой в два-три месяца.

— В проекте бюджета на следующий год заложен значительно меньший объем — 2 млрд руб.— субсидирования спроса на сельхозтехнику по программе 1432. Это станет проблемой? Все-таки по 14 млрд руб. выделялось в последние годы.

— Совершенно правильный вопрос. У нас отрасль девять лет развивается достаточно хорошими темпами: долю рынка нарастили с 25% до 65%. Мы доверяем этой программе 1432, которая обеспечивает покупателям скидку на российскую технику от 10% до 15%. В этом году эта программа уже профинансирована наполовину, то есть, исходя из объемов рынка, 15 млрд руб. требуется, а выделено 8 млрд. На следующий год выделено 2 млрд — вообще ничтожный объем.

Нам говорят: посмотрите, вы же не справляетесь, у вас очередь, зачем стимулировать спрос, если спрос и так есть, он превышает предложение. Мы просим учитывать два фактора. Во-первых, курс рубля делает российскую технику в валютном исчислении дороже по сравнению с иностранной. Когда наш покупатель видит, что западные машины можно купить дешевле, чем российские, то он начинает искать хитрые схемы ввоза, которые возможны. И в России мы можем начать терять долю рынка, а особенно это актуально в отношении других стран. Например, в Казахстане уже теряем постепенно конкурентоспособность.

Второе: ситуация с ценами на зерно. Если цены будут низкими, то рынок упадет, это будет очень плохо для всей экономики, для политики. Эти факторы пока не учитываются. Нам говорят, что если действительно появятся проблемы, то приходите, будем искать деньги для дофинансирования, а если у вас будет все хорошо, то финансировать не будем.

— В этом году уже довольно давно закончились деньги по 1432, и обычно в таком случае все-таки они дополнительно выделялись.

— Да, но сейчас нам говорят, что деньги нужны на другие цели, тем более спрос у вас есть. Но программа 1432 нацелена на поддержку российских производителей, чтобы они могли конкурировать с иностранцами. Сейчас конкуренция с иностранцами из-за санкций и ухода многих компаний не такая острая, но из-за проблем с логистикой мы не можем произвести столько, сколько нужно рынку прямо сейчас.

Да, за счет спроса и продаж можем выжить на коммерческих условиях в этом году, но что будет в следующем, я не знаю. Скорее всего, мы придем к ситуации, что нужно будет опять вернуться к политике поддержки своих производителей.

— Какова потребность в обновлении парков у аграриев?

— Нормальный срок службы комбайна при бережной эксплуатации – в среднем 20–25 лет, трактора — десять лет. Если производить 130–140 млн тонн зерна, нужно выпускать техники на 20% больше, не 6 тыс. комбайнов, а 7 тыс. Это будет нормальный уровень обновления, чтобы сельское хозяйство развивалось на нужном уровне.

Если будет поставлена задача и созданы условия для наращивания урожайности, для вовлечения новых земель в оборот, для увеличения экспорта, то, конечно, простор может увеличиться в два-три раза. Средняя урожайность в России — 33 центнера с гектара в 2022 году, а успешные хозяйства, которые применяют современные технологии, показывают урожайность 50–55 центнеров и более. Мы можем среднюю урожайность увеличить в два раза, есть для этого все технологии. И вовлечь в оборот 20 млн га тоже можем, тем более что мировой рынок для этого есть. Для этого нужны усилия правительства. Повторюсь, не сдерживание экспорта, а наращивание. Если будет такая прогрессивная политика, стимулирующая, то в два раза можем больше производить сельхозтехники.

— Вряд ли в ближайшее время крупные иностранные западные игроки восстановят сюда поставки, но компании из Белоруссии и власти страны постоянно говорят об экспансии на российской рынок, в том числе для компенсации потерянного украинского рынка. Вас это беспокоит?

— Поверите или нет, я рад тому, что «Ростсельмаш» не является единственным поставщиком комбайнов в России. Мы в нормальных отношениях с белорусскими коллегами, с «Гомсельмашем»: покупаем у них компоненты, какие-то компоненты поставляем. В последние годы у нас были определенные дискуссии, которые заключались в том, что мы в разных системах координат, по разным правилам работаем, разные налоги, разные меры поддержки, разные правила доступа на рынок. Сейчас такой острой дискуссии нет, они продают в России, и наши единичные поставки вроде бы начали пускать на рынок Белоруссии.

Если не будет каких-то чудес, если «Гомсельмашу» не подарят какие-то миллиарды и они не начнут даром раздавать комбайны, то мы будем нормально конкурировать. Я думаю, что таких чудес не произойдет. Они были пять—семь лет назад: тогда технику практически бесплатно раздавали. Но мне кажется, сейчас мы прошли этот этап и вышли на уровень более честный и более прозрачный, мы этому рады.

— Кто еще ваши конкуренты? Потому что я так понимаю, что китайцы особо не поставляют сельхозтехнику в Россию пока.

— Китай, да. Там другое сельское хозяйство: там не пшеница, а рис, маленькие поля, маленькие хозяйства, горная страна. Поэтому другая техника совсем. Но сейчас на выставке «Агросалон» стоит комбайн зерноуборочный, почти как наш «Вектор». Для Китая это относительно крупный комбайн. Мы тоже лет 15–17 назад приехали в Германию с подобным комбайном, который смотрелся неубедительно. Но сейчас выросли, подняли технический уровень, расширили модельный ряд. Китайцы — ребята с возможностями, с мощной индустрией. Посмотрим, куда и как Китай будет двигаться, но свое проникновение на российский рынок он уже начинает.

— А кто тогда конкуренты сейчас?

— Западные фирмы. Через параллельный импорт можно найти комбайн, и при этом курсе рубля он становится вполне привлекательным по цене.

Все переживали, что западную технику нельзя обслужить, но тоже проблемы эти сейчас в основном решаются — можно купить любую западную запчасть, находятся пути.

Десятками выкупаются эти западные комбайны, поэтому конкуренция вполне у нас живая и с Запада, и с Востока.

— По спецтехнике ситуация на рынке относительно стабильная?

— По строительной дорожной технике? Ну да, на уровне прошлого года спрос, насколько я вижу.

— А «Ростсельмашу» интересен этот сегмент?

— Экскаваторы-погрузчики, телескопические погрузчики, фронтальные погрузчики, экскаваторы и другие машины мы сейчас разрабатываем. Весной покажем первую машину — телескопический погрузчик — и шагом в полгода будем показывать другие. Сперва показывать, потом производить в течение года опытные образцы, еще через год уже ставить на конвейер. Эти четыре машины по очереди. Начинаем с телескопического погрузчика, потому что эта машина используется и в строительно-дорожной отрасли, и в сельском хозяйстве.

— А по погрузчикам вы не опасаетесь конкуренции с китайцами? Все-таки у них мощности, насколько я помню, 300 тыс. в год.

— Они огромное количество производят, да. Опасаемся, это реально серьезнейший вопрос. Но если правительство намерено развивать свое машиностроение, то оно должно разрабатывать меры защиты, утильсбор вводить, какие-то субсидии применять. Базовое понимание есть у нас в стране. Мы рассчитываем, конечно, на госполитику, господдержку.

— Погрузчики собираетесь в Ростове делать?

— Мы сейчас там строим новый тракторный завод: 62 тыс. кв. м, по 5 тыс. машин в год, и половина из этих машин будет строительно-дорожная техника.

Интервью взяла Ольга Никитина