Дирижер Валентин Урюпин о горизонте планирования, «Новой опере» и востребованности

Молодой маэстро Валентин Урюпин в конце минувшего сезона был вынужден уйти с поста главного дирижера московской «Новой оперы» «в силу очень веских личных причин», не успев отслужить и года. Известие выглядело тем досаднее после того, как 37-летний музыкант осуществил там грандиозную премьеру оперы «Мертвый город» Корнгольда, обнадежив театр далеко идущими планами. О том, какие отношения остались у него с московским театром, и о международных проектах Валентин Урюпин рассказал Владимиру Дудину.

— Вы сейчас в какой точке земного шара?

— В горах Армении, в Цахкадзоре — любимом месте на протяжении многих лет. Знаю здесь окрестные тропы почти как местный, отсюда езжу или даже хожу пешком к другим городам Армении, иногда спускаюсь в Ереван или, наоборот, иду еще выше в горы. Пешком до Еревана далековато, но полпути пройти вполне можно. Корни связывают меня с Арменией, папа родился здесь.

— А в какой точке сегодня ваша карьера?

— Впереди очень насыщенный сезон, который вот-вот начнется. Предстоят интересные путешествия, а главное — творческие вызовы. Наша профессия вообще не гарантирует определенности сейчас, но планы есть примерно на два, в отдельных случаях на три года вперед…

— Я думал, вы скажете, что сейчас строить планы — дело пропащее.

— С одной стороны — да, но все равно нужно планировать, несмотря на то что, как научили последние два с половиной года, горизонт планирования остается небольшой.

— Какие-то из этих намерений связаны с Россией? Или все исключительно в западном направлении?

— Говоря глобально, мои планы не могут не быть связаны с Россией. Есть и московские, и петербургские планы. Другой вопрос, осуществятся они в задуманное время или позже. Это не всегда зависит от нас. Те или иные отмены или переносы концертов и спектаклей почти всегда происходят по инициативе далеко не моей и не организаторов. Однако никоим образом не сомневаюсь, что надолго прощаться с российской публикой не придется — это важнейшая часть моей жизни. Думаю, многие артисты скажут так же, вне зависимости от того, чем или кем вызвано их временное молчание в России.

— С какими оркестрами и театрами планируете работать?

— Много всего. Только в этом сезоне, наверное, 10–12 стран. Если говорить о чем-то масштабном, то в первую очередь это «Чародейка» Чайковского в постановке Василия Бархатова во Франкфуртской опере, к которой я сейчас готовлюсь. Задействованы очень хорошие творческие силы, семь спектаклей, жду с нетерпением этой работы. Еще хотел бы упомянуть первое серьезное обращение к Брукнеру. Я много лет дружу с этим композитором на расстоянии, если понятие дружбы здесь применимо. Было много возможностей включать его музыку в программы, но пока не решался. Но вот один из старейших нидерландских оркестров — оркестр региона Гелдерланд, сейчас он также называется PHION — пригласил меня в тур из восьми концертов с Четвертой симфонией Брукнера. Также должна была быть его же так называемая Нулевая, но эти планы отменились. С оркестром Радио Саарбрюкена и Кайзерслаутерна мы продолжаем очень интересный пятилетний проект: цикл записей всех сочинений Шнитке для скрипки с оркестром. Наши солисты — блестящие скрипачи Фридеман Эйххорн и Вадим Глузман. С Вадимом, когда я еще руководил Ростовским оркестром, мы играли на гастролях в Линце в Брукнерхаусе Offertorium Губайдулиной, а недавно вместе повторили это сочинение с оркестром Датского радио. Оркестр Саарбрюкена обладает лучшими качествами радиооркестра, которому подвластно очень многое, многие стили. У нас сложились теплые отношения, мы играли вместе музыку от Гайдна до Йорга Видмана. Также впереди поездки в Севилью, Турин, впервые — в Канаду, совсем скоро в Чехию, в Остраву — к оркестру, которым руководит Василий Синайский. Потом Лозанна, Ереван, Нюрнберг, Бухарест, Сеул. И так далее.

— Да, внушительно. Вами занимается агентство?

— Да, Karsten Witt — известная берлинская агентура. И еще миланская Studio Longardi в нескольких странах.

— И с вами как русским дирижером продолжили сотрудничество без проблем?

— Я не почувствовал никакой дискриминации в мой адрес, ни единой отмены не было.

— Музыка нас спасет, хотите сказать?

— Сама по себе вряд ли, но думаю, что как она всегда этому способствовала, так и будет продолжать.

— А что с «Новой оперой»? Вы поставили свои отношения на временную паузу?

— Мы остаемся друзьями, и не только с Антоном Александровичем Гетьманом, но и со всем коллективом. За год совместной работы мы сделали много хорошего, дали импульс далеко идущим тенденциям. Например, репертуарным — на ближайшем Крещенском фестивале, спланированном нами, будут и Адамс, и Локшин, и Циммерман, и «Фауст-кантата» Шнитке, но также все оперы Рахманинова в концертном исполнении и целая линия Брамса и Брукнера.

— Как бы вы теперь, после своего сезона в «Новой опере», обозначили позицию этого театра на оперной карте Москвы и страны?

— Весь прошлый сезон я старался мерить все происходящее в театре меркой его основателя. Много разговаривал с теми, кто шел с ним рядом. Думаю, Евгений Колобов был бы доволен тем, что происходит,— и появлением сцены-перевертыша, и новой музыкой, которая исполняется и будет исполняться, и тем, как расцветает оркестр благодаря и камерной музыке и симфоническим программам. Но главное, чтобы «Новая опера» и дальше продолжала знакомить Москву и Россию с оперными шедеврами, которые по той или иной причине не стали расхожими. Чтобы она все время как бы слегка ставила под сомнение оперный небосклон, который есть сегодня: почему «Травиата», а не «Стиффелио», «Саломея», а не «Мертвый город», «Манон» Массне, а не «Золушка» — и так далее. Это не гипотетические рассуждения — я упомянул названия, которые есть в афише «Новой оперы» или звучали в концертном исполнении. Что не исключает обращения к операм «золотой дюжины» при наличии беспроигрышного дирижерско-режиссерского тандема и лучшего из возможных составов солистов... Мне видится будущее «Новой оперы» в таком ключе, и кажется, что с теперешней командой так и будет.

— «Новая опера» показала нам и ваше сотрудничество с режиссером Василием Бархатовым в «Мертвом городе». Минувшим летом вы с ним же ставили «Сибирь» Джордано в Брегенце, теперь будет «Чародейка». Это прямо-таки стратегическое партнерство?

— То, что мы в этом году ставим вместе три оперы подряд в разных театрах — чистой воды случайность, но случайность хорошая. Для меня персона постановщика очень важна, мне необходимо тесное сотрудничество с режиссером. Думаю, хорошим представителям этой профессии со мной скорее везет. Кто-то из великих говорил мне — «в опере надо дирижировать то, что поставлено». Это требует очень многих оговорок, но одно для меня очевидно: дирижерская мысль должна тесно переплетаться с режиссерской и дополнять ее — или намеренно, по обоюдному согласию, антагонизировать с ней. Мы с режиссером немного как альпинисты: страхуем друг друга и строим мосты через те или иные драматургические шероховатости, имеющиеся в любой оперной партитуре. За исключением, может быть, небольшого списка абсолютных шедевров, к которым можно отнести, например, «Кармен», «Аиду», «Пиковую даму», оперы Моцарта на либретто да Понте и ряд других.

— Концепцию «Чародейки» с Василием уже обсуждали?

— В свое время мы обсуждали и «Мертвый город», и «Сибирь», а «Чародейку» пока почти что нет. Но что-то мне подсказывает, что в длительных обсуждениях уже нет необходимости — мы хорошо понимаем друг друга.