Как был казнен священномученик митрополит Вениамин

Исполнилось 100 лет с момента расстрела четырех фигурантов показательного «петроградского процесса» против православных священнослужителей и мирян — тех, кого Русская православная церковь официально признала мучениками в 1992 году. До сих пор остается немало невыясненных либо известных лишь пытливым исследователям обстоятельств тех антиправовых и манипуляционных действий большевистского государства.

Расстрел: время и место

Общепринятой датой расстрела митрополита Петроградского и Гдовского Вениамина (Казанского), архимандрита Сергия (Шеина), профессора Юрия Новицкого и юриста Ивана Ковшарова в исторической литературе считается воскресенье 13 августа 1922 года.

О факте расстрела советская пресса, которая в июне — начале июля с подробностями докладывала о каждом дне заседания ревтрибунала, умалчивала.

Подсудимый протоиерей Михаил Чельцов вел свои «Записки смертника». По переданным за рубеж от Чельцова и опубликованным при участии Петра Струве в 1924 и 1925 годах данным, расстрел состоялся с 12 на 13 августа.

Другой участник процесса, протоиерей Николай Чуков (впоследствии митрополит Ленинградский Григорий) записал под 25 августа 1922 года в дневнике: «Вечером [в понедельник 14 августа], при передаче, справился у надзирательницы, объявлялось ли Новицкому и митрополиту (о замене расстрела заключением.— А. М.); оказывается, что их уже нет с субботы... Где? Тут я вспомнил, что около 11 часов вечера в субботу я слышал, как кого-то выводили из камер наших… Вероятно, тогда их и взяли...».

По данным публикатора «Записки о деле митрополита Вениамина» Игоря Авдиева (напечатана довольно большим тиражом в 1991 году), митрополит Вениамин, архимандрит Сергей, Иван Ковшаров и Юрий Новицкий были расстреляны на станции «Пороховые» Ириновской железной дороги. «Боясь волнений в Петрограде, большевики распустили слух, что осужденных увезли в Москву. Перед казнью были обриты и одеты в лохмотья, чтобы нельзя было узнать духовных лиц». Произошло это, по сведениям составителя, в ночь с 12 на 13 августа. То же повторяет в биографии патриарха Тихона писатель Михаил Вострышев, прибавляя непонятно на каком основании «легенду, что мученики живы, поселены в каком-то глухом монастыре и вот-вот явятся народу». Другой современный писатель Александр Нежный обривание и одевание в лохмотья называет «молвой».

Принесшим 14 августа передачу для митрополита было сказано, что «гражданин Казанский, гражданин Шеин, профессора Ковшаров и Новицкий потребованы и отправлены в Москву».

В 27-томном деле «петроградского процесса» отсутствуют сведения о приведении смертного приговора революционного трибунала в исполнение. Однако в ходе внимательной работы с архивными материалами мне удалось отыскать документальное подтверждение общепринятой даты: в настольном реестре дел Петроградского революционного архива за январь—июль 1922 года, сохранившемся в Центральном государственном архиве Санкт-Петербурга. Параметры «дела церковников» были записаны в реестре довольно подробно по рубрикам: имена обвинявшихся, образовательный ценз, движение дела и т. п. В рубрике «Время фактического приведения приговора в исполнение» была сделана запись: «Приговор приведен в исполнение в отношении Казанского (митропол. Вениамина), Ковшарова, Новицкого и Шейна (так в тексте.— А. М.) 13/VIII — 1922 года».

Это подтверждение пока единственное, основанное на делопроизводственном документе. Неясно, какой документ был в распоряжении патриархии, когда она в 1991–1992 годах готовила канонизацию четырех петроградских страдальцев и установила память петроградских мучеников именно под 13 августа.

Однако все же нельзя не сказать об альтернативных версиях времени расстрела.

По версии эмигрантской газеты «Свет» (Харбин), передававшей рассказ бежавшего из советской России бывшего фельдшера при ГПУ, митрополит Вениамин (Казанский) сначала был доставлен в Москву во внутреннюю тюрьму ГПУ и расстрелян в «старой мертвецкой» здания на Лубянке. В статье не сказано, что было с его «подельниками». Эта версия может быть чекистской дезинформацией, но она косвенно подтверждает слухи, записанные протоиереем Чуковым, что их могли увезти в Москву «будто бы для показаний по делу патриарха» (запись от 8 октября 1922 года о 14 августа 1922 года).

В сентябре в софийской газете «Русь» в материале «Казнь митрополита Вениамина» изложена версия, что 4 сентября в Петрограде была получена телеграмма с приказом «немедленно изолированно перевезти митрополита в Москву», что якобы и было исполнено в сопровождении конвоя «из 14 вооруженных красноармейцев». Столь же секретной, по этой версии, была встреча митрополита на вокзале в Москве (видимо, 5 сентября). И «в тот же день стало известно всей Москве, что митрополит увезен по направлению к Сокольникам и больше оттуда не возвращался. Местные крестьяне передают, что действительно были замечены три автомобиля, которые мчались с бешеной скоростью, причем рядом с шоферами сидели вооруженные чекисты. Через два часа таинственные автомобили возвращались в город более медленным темпом. Предполагают, что митрополит там же казнен и похоронен».

Нынешняя ФСБ уже несколько раз ответила мне, что в материалах 27-томного дела «сведений о дате приведения приговора в исполнение и месте захоронения Казанского, Ковшарова, Шейна и Новицкого... не имеется». Таковых сведений не выявлено и «проверкой по фондам Центрального архива ФСБ России, Управления ФСБ России по г. Москве и Московской области, Управления ФСБ России по г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области».

Отсутствие официальных документов о расстреле (если их правда нет) объясняется, вероятнее всего, чекистско-большевистской привычкой беззаконные и самые бесчеловечные приказы оформлять либо устно, либо карандашными резолюциями (как позднее, при Сталине).

Трибунал

Заседания Петроградского революционного трибунала по «делу церковников» проходили с 10 июня по 5 июля 1922 года. Большой филармонический зал, целенаправленно распространенные пригласительные билеты — это придавало театральности задуманному большевиками действу. Председательствовал в суде 23-летний большевик Николай Яковченко, а главным обвинителем был Петр Красиков. По подсчетам Лидии Александровой-Чуковой, к суду были привлечены 87 человек, все они допрашивались в ходе июньских заседаний, которые проходили почти ежедневно.

Как писали и современники, и исследователи, митрополит Вениамин держался стойко, отвечал на все вопросы, а свое последнее слово посвятил доказательству невиновности других подсудимых.

Из допроса митрополита Вениамина в трибунале 12 июня 1922 года:

Председатель: — Вам было известно о поездке Новицкого в Москву к патриарху Тихону?

Казанский: — Известно о том, что Новицкий поедет в Москву по своим делам, и я поручил ему, чтобы он привез неизвестное у нас в Петрограде воззвание патриарха Тихона о пожертвовании в пользу голодающих и об изъятии церковных ценностей. Я поручил ему это сделать.

Пред.: — В газетах разве вы об этом не читали?

Казанский: — Я газет не читал, газет не приходится читать.

Пред.: — Не читали?

Казанский: — Нет.

Пред.: — Больше с Новицким перед его отъездом в Москву ничего не говорили?

Казанский: — Нет.

Пред.: — Вы поручили ему выполнить только эту техническую работу — привезти это воззвание?

Казанский: — Да.

Архимандрит Сергий (Шеин) был привлечен к процессу, казалось бы, случайно: он формально занимал должность заместителя председателя правления Общества петроградских приходов, но не принимал в деятельности общества (которое обвинители пытались объявить главным центром сопротивления изъятию церковных ценностей) реального участия. Шеин оказался выгодной фигурой для обвинения именно по той причине, что ранее (более пяти лет до того!) он был депутатом Государственной думы, да еще и правого фланга! Отца Сергия в заседании трибунала среди прочего спрашивали, в какой фракции он состоял. Ответ был: «Националистов. Но я в политическом борьбе не участвовал и работал только в комиссии по церковным делам. Этим вопросом я всегда интересовался и поэтому принял сан».

Современник вспоминал о тактике поведения в заседании трибунала архимандрита Сергия: «В отношении пламенной веры он походил на митрополита. В остальном же был полной противоположностью митрополиту, начиная с внешности. Огромные, пламенные глаза, аскетическое лицо, громкий голос (по сведениям других источников, в том числе соборного времени, Шеин имел голос тихий, но может быть, сила в голосе пришла в дни процесса? — А. М.). Он все силы политического дарования и незаурядного красноречия отдал на служение делу Церкви. Митрополит Вениамин на все отвечал кратко. Арх. Сергий при всяком удобном случае произносил пламенные речи. Митрополит Вениамин не боялся смерти, но и не искал ее; арх. Сергий хотел актом мученичества запечатлеть свою веру... Временами некоторые из присутствовавших переживали такое чувство, что вся современность, все совершившееся кругом нереально, а реально то, что внесли сюда эти два человека».

Допрашивались не только обвиняемые, но и свидетели. Одним из ключевых свидетелей обвинения должен был стать лидер оформившегося уже «обновленческого» раскола протоиерей Александр Введенский, однако он выбыл из процесса в связи с тем, что в первый же день его проведения он был ранен камнем, брошенным в него женщиной. Неприглядную роль Введенского в результате выполнял другой лидер «обновленчества» священник Красницкий.

В хранящемся в Архиве петербургского УФСБ многотомном деле с стенограммами процесса отсутствуют машинописные записи последних слов обвиняемых. Большевики, как писали исследователи, дали команду прекратить официальное стенографирование из-за боязни распространения в печатном виде последних слов.

Но последнее слово митрополита Вениамина передавалось верующими Петрограда, его содержание известно. Владыка говорил, что во второй раз в жизни предстает перед народным судом: первым таким «судом» было его всенародное избрание на петроградскую епархиальную кафедру в 1917 году. То избрание, вспоминал он, произошло вопреки его желанию. Однако пять лет он работал по воле народа, был лоялен к гражданской власти и не занимался политикой. Митрополит отвергал все предъявленные обвинения и сообщал, что спокойно дожидается приговора, каким бы он ни был.

Последнее слово архимандрита Сергия (Шеина), по замечанию очевидца, произвело сильное впечатление. Он нарисовал картину аскетической жизни монаха и сказал, что, отрешившись от суеты мира, отдал всего себя внутреннему деланию и молитве. «Единственная слабая физическая нить,— говорил он,— связывает меня с сей жизнью. Неужели же трибунал думает, что разрыв и этой последней нити может быть для меня страшен? Делайте свое дело. Я жалею вас и молюсь за вас». По одной из версий, отец Сергий также сказал: «Просить о милости... ко мне ту власть, которая умертвила моего государя и его семью, я не могу и не хочу».

5 июля 1922 года десять подсудимых (митрополит Вениамин, архимандрит Сергий, Иван Ковшаров, Юрий Новицкий, викарный епископ Венедикт (Плотников), протоиереи Леонид Богоявленский, Чельцов и Чуков, миряне Николай Елачич и Дмитрий Огнев) были приговорены к высшей мере наказания — расстрелу с конфискацией имущества. Правовая мотивировка в приговоре была предельно слабой даже с точки зрения большевистской «законности». По мнению суда, Чуков, Плотников, Елачич, Огнев, Шеин, Петровский и Бычков, «составляя… активную группу, действовавшую под видом легальной организации Правления приходов православной русской церкви, принимали активное участие в совещаниях и собраниях означенной группы, в коих обсуждали и разрабатывали вопросы противодействия Советской власти в проведении ею декрета об изъятии церковных ценностей, с целью возбуждения народных масс». Деяния эти, по мнению трибунала, были преступлением, предусмотренным статьями 62 (участие в организации, действующей «в явный ущерб диктатуре рабочего класса и пролетарской революции») и 119 («использование религиозных предрассудков масс с целью свержения рабоче-крестьянской власти») Уголовного кодекса РСФСР.

Лидеры «обновленцев» оформили и свой приговор фигурантам процесса, «канонический»: митрополита Вениамина они постановили лишить сана и монашества, а архимандрита Сергия наряду с епископом Венедиктом, протоиереями Богоявленским, Чуковым и Чельцовым «уволить от должности и лишить священного сана».

Общая кассационная жалоба осужденных и их правозаступников на приговор трибунала была направлена в Верховный революционный трибунал при ВЦИК 7 июля. В ней отвергалось наличие преступной организации, так как статья 62 Уголовного кодекса требовала наличность преступной организации, а приговор установил существование законной организации — общества православных приходов и его правления, а также в целом церковной организации, действовавшей легально. Трибунал, по мнению защитников, не допросил всех свидетелей, не приобщил к делу номер «Известий» от 8 марта 1922 года, огромное количество утверждений, содержавшихся в приговоре, не было подтверждено документами или фактами. Защита просила приговор от 5 июля отменить, передав для рассмотрения в другой трибунал или в тот же, но в другом составе, либо заменить «меру репрессии... низшей по возможности мерою», либо, наконец, помиловать осужденных, ведь «все они на суде признали и совершенно ясно установили свое лояльное отношение к Советской власти».

За приговоренных ходатайствовали академики Ольденбург и Марр, подчеркивавшие: «Для всех ясно, что ни по каким законам никаких оснований для смертных приговоров не было»,— и призывали: «Отмените эти ненужные, вредные казни». О помиловании просил председатель «петроградского Политического красного креста» Михаил Новорусский, участник покушения на Александра Третьего. В письме на имя Калинина он, сын сельского дьячка, противник смертной казни, отсидевший 18 лет при царском режиме в одиночной камере Шлиссельбургской крепости, призывал ради детей духовных лиц сохранить жизнь отцам. Ходатай обращал внимание председателя ВЦИК на то, что «сам» председатель Петроградского трибунала «т. Озолин считает их неопасными». «Делать... смертную казнь орудием для запугивания других... в настоящий момент неполитично»,— заключал он. За осужденных к расстрелу просил Григория Зиновьева (Радомысльского) один из вождей «обновленческого» раскола Александр Введенский, причем просил как за врагов. В трибунал, во ВЦИК и другие советские органы десятками шли другие ходатайства и поручительства за осужденных.

Большевики, конечно, даже не собирались принимать всерьез во внимание эти ходатайства, а также, например, те обстоятельства, что у профессора Новицкого одна, без родителей, сиротой, оставалась 14-летняя дочь Оксана (впоследствии педагог Ксения Георгиевна Колосова), а у о. Сергия (Шеина) оставались на попечении сестры. Семейные вопросы и соображения гуманности их мало волновали…

На заседании совещания четверки при Политбюро 12 июля и на заседании Политбюро ЦК РКП(б) 13 июля (докладчик — Лев Троцкий, по вопросу «о питерских попах») было решено оставить смертный приговор четырем осужденным в силе. Небезынтересно, что к протоколу Политбюро был приложен «совершенно секретный» протокол упомянутой четверки «совещания по вопросу о возможности смягчения наказания петроградских церковников, приговоренных к высшей мере наказания». Участвовал в четверке небезызвестный вероотступник Михаил Галкин.

26 июля 1922 года решение подтвердила кассационная коллегия Верховного трибунала при ВЦИК. Разбираться с делом было поручено Давиду Рязанову, который занял позицию за избавление от расстрела всех осужденных трибуналом. Председатель ВЦИК М. И. Калинин 2 августа предложил пересмотреть решение, причем во ВЦИК считали (Авель Енукидзе), что «вопрос затянулся», однако в тот же день Пленум ЦК РКП(б) отклонил ходатайство, а 3 августа было оформлено решение президиума ВЦИК о подтверждении смертного приговора четырем осужденным и замене шестерым осужденным смертного приговора пятью годами тюрьмы. 10 августа «Известия» напечатали сообщение о помиловании шести приговоренных. В той же газете появилась длинная статья Красикова, «где доказывалось, что о помиловании первых четырех приговоренных не может быть и речи». Как уже отмечалось, сообщений о расстреле четырех приговоренных не было.

С чего все начиналось

Под митрополита Вениамина «копали» довольно долго. Еще в апреле 1921 года сотрудник 7-го отдела СО ВЧК Штукин и уполномоченный по правым партиям Петроградской ГубЧК Рикс производили обыски в его канцелярии. Изымались целые дела и переписка. Чекисты пришли к выводу, что деятельность канцелярии владыки Вениамина имеет целью «путем обхода советского законодательства использовать свой традиционный авторитет для отсталых масс населения, не изживших еще религиозных предрассудков, вносит дезорганизацию в жизнь Сов. Республики и подлежит прекращению с преданием виновных суду». Однако в тот год дело против митрополита у чекистов не склеилось.

23 февраля 1922 года с публикации декрета началась кампания по изъятию церковных ценностей в помощь голодающим Поволжья и других областей страны. В Петроградской епархии митрополит Вениамин предложил, чтобы за изъятием ценностей следили представители приходов (во избежание воровства и неправильного составления списков изъятого имущество), а также чтобы литургические сосуды были неприкосновенны. В Москву к патриарху Тихону по заданию владыки Вениамина ездил профессор Юрий Новицкий для консультаций о правильном порядке сдачи ценностей государству. Однако «правильного порядка» не вышло: в игру на стороне безбожных властей вступил протоиерей Александр Введенский. 6 марта митрополит встречался с представителями губернской комиссии ЦК Помгола, которые на словах согласились с добровольным характером сдачи ценностей из храмов. На деле власти выстроили процесс изъятия ценностей так, что он оказался принудительным, а достигнутые договоренности были игнорированы. В городе случались эксцессы, связанные с изъятием ценностей. Потом большевики все эпизоды сопротивления изъятию объединили в одно производство.

Крупнейший большевистский антирелигиозник, участник процесса Петр Красиков, не стесняясь, обзывал ни в чем не повинных фигурантов дела «шайкой». В то же время события, связанные с изъятием, показывали, что против принудительного и силового характера отобрания ценностей выступали большинство прихожан — жители города. «Шайкой» духовенство и церковных старост делала большевистская пропаганда. Для них в «шайку» записывались все ответственные лица, не разделявшие их подходов и не выполнявшие указаний. К их числу был отнесен староста консерваторской церкви, известный композитор Сергей Михайлович Ляпунов, вскоре попавший на скамью подсудимых в трибунале.

В конце апреля большевики приступили к арестам. Сначала было разгромлено правление общества приходов. К концу мая, после произведенного в Александро-Невской лавре публичного вскрытия мощей Александра Невского и пропагандистской подготовки в газетных публикациях, созрело решение об аресте митрополита. 29 мая он был подвергнут обыску и домашнему аресту, а в ночь с 1 на 2 июня заключен в тюрьму Петроградского ГПУ.

Наследие и память

Шестеро из проговоренных к смерти, как говорилось, были освобождены от высшей меры наказания. Приговоренные к небольшим тюремным срокам освобождались условно-досрочно. Уже в июле 1923 года вышел на свободу профессор протоиерей Александр Петровский, а в августе — протоиерей Богоявленский. Избежавший смерти в 1922 году протоиерей Михаил Чельцов был приговорен к смерти и расстрелян в 1931 году. Композитор Сергей Ляпунов смог после освобождения от наказания даже уехать из страны и скончался в 1924 году в Париже. Судьбы многих освобожденных до сих пор еще не выяснены историками.

Сразу после расстрела началась конфискация и дележ имущества приговоренных. «Разделиша ризы Моя себе и о одежди Моей меташа». 15 сентября 1922 года члену коллегии трибунала «тов. Рогаткину» уже было разрешено занять квартиру архимандрита Сергия (Шеина) в доме №44 по набережной Фонтанки «со всем имуществом, находящимся в означенной квартире». Прочее имущество Шеина продавалось с аукциона, вырученная сумма составила 3945 руб. Большевики пытались вместе с разделом имущества уничтожить и память о четырех расстрелянных страдальцах. Их имена были преданы забвению до перестройки — времени их реабилитации и рассекречивания документов петроградского процесса.

Постановлением президиума Верховного суда РСФСР 31 октября 1990 года приговор Петроградского революционного трибунала от 5 июля 1922 года и определение кассационной коллегии Верховного суда ВЦИК были отменены, уголовное дело в отношении фигурантов процесса прекращено производством за отсутствием состава преступления. Все осужденные были реабилитированы за отсутствием состава преступления.

Владыка Вениамин, отец Сергий, Иоанн Ковшаров и Юрий Новицкий были причислены к лику святых мучеников Архиерейским собором РПЦ 31 марта — 5 апреля 1992 года. Собор установил праздновать память митрополита Вениамина и «иже с ним» 31 июля по юлианскому календарю.

В Русской церкви есть уже несколько храмов, посвященных святителю Вениамину. В 2014 году в селе Анастасьино Балашовской епархии по благословению епископа Тарасия (Владимирова) создан попечительский совет первого в России храма во имя священномученика Сергия (Шеина). Российские православные юристы почитают его, а также мучеников Иоанна и Юрия своими небесными покровителями — все трое в земной жизни были юристами.

Общественной инициативой издательства «Спасское дело» удалось напомнить широкой аудитории о священномученике Сергии (Шеине). В 2021 году обнаружено место его родовой усадьбы, чуть ранее на его родине в урочище Колпна Орловской области установлен поклонный крест. Издательство «Спасское дело» готовит к публикации полную стенограмму процесса (отсутствие необходимых средств для оплаты наборщиков и редакторов несколько тормозит появление этой книги с подлинно мученическими актами — потрясающим историческим документом и назидательным свидетельством о высоте духа этих потрясающих людей). 1 июня 2022 года в Малом зале Санкт-Петербургской филармонии «Спасским делом» был проведен концерт к 100-летию петроградского процесса. На нем автор этих строк (между исполнением программно подобранных произведений камерной музыки) зачитал имена всех осужденных трибуналом к различным мерам наказания. Центральным мероприятием 100-летия процесса стал вечер 13 августа в Большом зале той же филармонии, в месте проведения процесса веком ранее. Была представлена оратория композитора Михаила Малевича «Страдалец до Голгофы», предваренная словом патриарха Кирилла (Гундяева).

Но совершенно игнорированным осталось 100-летие кровавого московского процесса 1922 года, который я постараюсь осветить для одного из следующих номеров «Науки».

Александр Мраморнов, кандидат исторических наук, доцент