Какие особые солдаты взялись вдохновлять российские войска

105 лет назад, осенью 1917 года, завершилась недолгая история необычных частей Первой мировой войны — женских ударных батальонов, чье участие в боях должно было пристыдить мужчин-уклонистов и вынудить их воевать; и именно ударницы оказались в числе немногих защитников Временного правительства во время штурма Зимнего дворца, после взятия которого, как утверждали противники большевиков, все они были изнасилованы красными солдатами и матросами; впрочем, ленинцы упорно это отрицали.

«Не смутят ее бесстыжих глаз»

Из публикации «Младший унтер-офицер 28-го Полоцкого полка Мария Бочкарева», журнал «Огонек», 4 июня 1917 года.

В Петроград прибыла молодая крестьянка Томской губернии Мария Леонтьевна Бочкарева. Эту женщину можно видеть на улицах Петрограда в солдатской форме, украшенную многими боевыми знаками отличия. Это женщина-героиня, которая, любя родину, решила посвятить всю свою жизнь спасению ее.

Смерть мужа двинула Бочкареву на этот подвиг. Она решила продолжать дело, начатое мужем, и, узнав 15-го мая 1915 года о том, что он убит на одном из германских фронтов, немедленно поступила в 25-й запасной батальон в Томске.

Через весьма непродолжительный срок М. Л. Бочкарева отправилась с маршевой ротой на пополнение полков. Бочкарева пользовалась среди солдат исключительной популярностью, и 9-го марта, после убийства (так в тексте.— «История») ротного фельдфебеля и командира, повела в наступление солдат.

Это наступление кончилось победой русских.

2 раза Бочкарева была ранена в боях, но неизменно оставалась в строю. Но следующий за этим бой вывел Бочкареву из строя. Она оказалась раненой осколком в бедро и в бессознательном состоянии доставлена в лазарет. Четыре месяца потребовалось на излечение, и сейчас, оправившись, Бочкарева прибыла в Петроград и в первый же день своего приезда посетила председателя Гос. Думы Родзянко, к которому обратилась за разрешением организовать маршевую роту женщин, чтобы послужить примером для мужчин-солдат, многие из которых поняли свободу не так, как ее следовало понимать. «Женщина первая родила человека,— говорит Бочкарева,— и мы, женщины, должны первые показать пример, как надо спасти родившуюся уже свободу».

Из дневника журналиста В. А. Амфитеатрова-Кадашева, июнь 1917 года.

…Разложение невоюющего воинства вызвало новое явление: ударников — образуются отряды добровольцев, которые среди всеобщего отупения, братания и подлости хотят продолжать борьбу с немцами. Это, конечно, высокий героизм, но не думаю, чтобы очень полезный: добровольческими отрядами нельзя сражаться с могущественной армией — только зря погибнут лучшие силы, самые честные, энергичные люди, которые очень могли бы пригодиться внутри страны.

Демократия весьма поощряет это движение, полагаю, не без задней мысли: хочется отвлечь внимание настоящих патриотов на внешний фронт от внутреннего безобразия...

Единственное, что в этом движении полезно — это образование женского батальона. Не потому, чтобы сия армада могла принести какую-либо пользу на фронте, но как демонстрация, живой укор: вот, до чего дошла Россия, если бабам приходится браться за оружие! Впрочем, боюсь, что распутство нашей нации достигло уже таких пределов, когда никакие укоры не смутят ее бесстыжих глаз. Но пока с ударницами возятся. Ольга Львовна Керенская (жена А. Ф. Керенского.— «История») носится с Бочкаревой…

«Записалось более 400 женщин»

Из воззвания Женского военно-народного союза к русским женщинам, опубликованного 18 июня 1917 года.

Гражданки, все, кому дороги свобода и счастье России,— спешите в наши ряды, пока не поздно, остановить разложение дорогой нам родины. Непосредственным участием в военных действиях, не щадя жизни, мы, гражданки, должны поднять дух армии и просветительно-агитационной работой в ее рядах вызвать разумное понимание долга свободного гражданина перед родиной.

В женские маршевые отряды, организация которых разрешена военным ведомством, принимаются лица не моложе 16-ти лет (несовершеннолетние с разрешения родителей), с предъявлением паспорта или другого удостоверяющего документа и свидетельства об образовательном цензе.

Затем производятся медицинский осмотр, ознакомление с правилами отряда и принесение присяги в их исполнении (присяга приносится после обучения). Существующие военные правила принимаются полностью; взаимные приветствия, отдание чести, как знак вежливости, обязательны.

Начальство, назначаемое военным ведомством, должно иметь образовательный ценз не ниже среднего.

Для всех членов отрядов обязательны следующие правила:

1) Честь, свобода и благо родины на первом плане, 2) железная дисциплина, 3) твердость и непоколебимость духа и веры, 4) смелость и отвага, 5) точность, аккуратность, настойчивость и быстрота в исполнении приказаний, 6) безупречная честность и серьезное отношение к делу, 7) жизнерадостность, вежливость, доброта, приветливость, чистоплотность и аккуратность, 8) уважение чужих мнений, полное доверие друг к другу и стремление к благородству, 9) ссоры и личные счеты недопустимы, как унижающие человеческое достоинство.

Виновные в нарушении этих правил, как позорящие имя русской женщины, подвергаются самым строгим наказаниям…

(Женские подразделения, кроме Петрограда, начали формировать в Москве, Баку, Вятке, Иркутске, Киеве, Мариуполе, Минске, Одессе, Полтаве, Симбирске, Смоленске, Харькове и других городах.— «История»)

Из публикации «Батальон смерти», журнал «Искры», 25 июня 1917 года.

…А. Ф. Керенский уже утвердил устав женского союза помощи родине и разрешил формировать батальон. До сих пор записалось более 400 женщин.

По распоряжению военного министра, для обучения женщин военному строю и обращению с оружием командированы 10 инструкторов. Женщинам-солдатам отведено специальное помещение. После подготовки их к бою первая рота будет отправлена на фронт в передовую линию.

На фронте женская рота смерти будет совершенно изолирована от остальной армии.

Все работы как в обозе, так и в канцелярии будут совершаться самими женщинами. Командование также поручено женщине. Командиром первой роты назначена Бочкарева, которая, по распоряжению А. Ф. Керенского, произведена в первый офицерский чин.

С первым отрядом женщин выезжает в качестве сестры милосердия жена военного министра О. Л. Керенская, которая дала обязательство в случае необходимости оставаться все время в окопах…

Из публикации «Женский Батальон смерти», журнал «Нива», 30 июня 1917 года.

…Спартанская простота и дисциплина во всем. Встают в 6 часов утра и обучаются на плацу до 9 часов вечера. Краткий отдых и простой солдатский обед. Двойной рабочий день и семь часов сна на голых досках. Обучение строю, ружейным приемам и проч. пройдено всеми четырьмя взводами Женского Батальона очень краткий срок.

Батальон Смерти выступил на фронт 23-го июня…

«Благодаря своей физической слабости»

Из сообщения Петроградского телеграфного агентства, 25 июля 1917 года.

Минск. В «Нашем Вестнике» напечатано донесение командира полка, которым было передано, что женщины вели себя в бою геройски, неся все время передовую службу наравне с солдатами, отвечая контратаками на атаки немцев. Женщины ходили в секреты и разведку, подавая пример храбрости, мужества и спокойствия и поднимая дух солдат.

Начальник сибирской стрелковой дивизии доносит, что поведение батальона в бою выше всякой похвалы. Женщины действовали отважно, останавливали бегущих солдат и прекращали грабежи.

Они отнимали у солдат бутылки со спиртом и тут же их разбивали.

Вне боевой жизни они ведут себя скромно, выше всякого упрека. Солдаты относятся к ним в большинстве случаев доброжелательно, но иногда не обходится без резких выпадов.

Начальствующие признали, что ввиду оказываемого женскими командами нравственного влияния на остальные войсковые части их полезно привлекать в армию в небольшом числе. Что же касается серьезной боевой поддержки, то благодаря своей физической слабости они ее оказать не могут.

Из рассказа прапорщика М. Л. Бочкаревой о первом бое женского ударного батальона, опубликованного 30 июля 1917 года.

В ночь с 7 на 8 июля полк должен был наступать. Работа артиллерии быстро уничтожила немецкие проволочные заграждения и окопы.

По первому приказанию женский батальон безудержно ринулся вперед на первую линию германских окопов.

К нашему ужасу, среди солдат что-то произошло. Часть пошла вперед, большинство же повернуло к врагу спиной. Отчаянные призывы и увещания женщин успеха не имели. В этот момент противник осыпал нас тяжелыми снарядами.

Женский батальон и верные долгу солдаты тем не менее пошли вперед и завладели двумя линиями окопов. В общей сумятице мы сбились с пути. Вместо того, чтобы следовать за полком, мы взяли вправо и попали на место, усиленно обстреливаемое немцами.

Вблизи имелся лес. Батальон рассыпался цепью и пробрался в этот лес.

Призывы на помощь не действовали на трусов.

Солдаты отвечали, что боятся леса, так как там могут быть немцы.

В этом первом бою мы потеряли около 30 убитых и до 70 раненых. Моя помощница Скрыдлова, дравшаяся как львица, тяжело ранена.

Взятый на днях в районе N корпуса пленный германец сообщал, что во время боя 8-го июля… его ротой были взяты в плен несколько русских солдат, среди которых оказались 4 женщины-добровольца батальона Бочкаревой.

Как только немцы узнали, что пленные — женщины, их раздели. Офицеры и солдаты стали всячески ругать и поносить их, насмехаться. Когда настало время отправить пленных в тыл, женщин пустили неодетыми, строго наказав конвойным не давать им одежды.

«Во власти разъяренных самцов»

Из воспоминаний унтер-офицера женского батальона смерти М. А. Бочарниковой.

24 октября перед Зимним дворцом должен был состояться парад… Вот и Дворцовая площадь. Прибыл оркестр какого-то полка, скоро пожаловало и начальство: генерал со штабом (фамилии не помню) и военный министр Керенский…

Но что это? 1-я рота направилась прямо на вокзал, а нашу — правым плечом заводят обратно на площадь. Мы видим, как весь батальон, пройдя церемониальным маршем, также вслед за 1-й ротой уходит на вокзал… И нас ведут к воротам дворца…

Казаки отказались защищать Зимний дворец и ушли 25 октября, оставив пулеметы юнкерам…

Проходя на обед, видела сидевших на полу и стоявших юнкеров. Пока все тихо. Мы уже знаем, что оставлены для защиты Зимнего дворца…

Михайловское артиллерийское училище было обманом уведено перекинувшимся к большевикам комиссаром…

В ночь с 24-го на 25-е броневики покинули Зимний дворец. Остался лишь один броневик, из которого солдаты вынули магнето…

25 октября 1917 года около 9 часов вечера получаем приказ выйти на баррикады, построенные юнкерами перед Зимним дворцом…

Нас обстреливали от арки Главного штаба, от Эрмитажа, от Павловских казарм и Дворцового сада. Штаб округа сдался. Часть матросов прошла через Эрмитаж в Зимний дворец, где тоже шла перестрелка. В 11 часов опять начала бить артиллерия. У юнкеров были раненые, у нас одна убита…

Бой, который мы вели в абсолютной темноте, без знания обстановки и не видя неприятеля, не произвел на меня должного впечатления.

Было сознание какой-то обреченности. Отступления не было, мы были окружены.

В голову не приходило, что начальство может приказать сложить оружие…

Видя, что мы не оказываем сопротивления, нас окружают и ведут к выходу. На лестнице между солдатами и матросами завязался горячий спор. «Нет, мы их захватили; ведите в наши казармы!» — орали солдаты. Какое счастье, что взяли перевес солдаты! Трудно передать, с какой жестокостью обращались матросы с пленными. Вряд ли кто-либо из нас остался бы в живых…

Нас окружает конвой и ведет к выходу для отправки в Павловские казармы; по нашему адресу раздаются крики, брань, хохот, сальные прибаутки. То и дело из толпы протягивается рука и обрушивается на чью-нибудь голову или шею. Я шла с краю и тоже получила удар кулака по загривку от какого-то ретивого защитника советской власти…

Настроение солдат постепенно менялось, начались угрозы, брань.

Они накалялись и уже не скрывали своих намерений расправиться с нами как с женщинами.

Что мы могли сделать, безоружные, против во много раз превосходящих нас численностью мерзавцев? Будь оружие, многие предпочли бы смерть насилью. Мы затаились. Разговоры смолкли. Нервы напряжены до последнего предела. Казалось, еще момент, и мы очутимся во власти разъяренных самцов…

Появление комитетчиков (членов полкового комитета.— «История») подействовало на солдат отрезвляюще. Они начали нехотя расходиться. По очистке от них комнаты дверь заперли. Появились вооруженные солдаты и, окружив нас, внутренними переходами, где никто не встретился, вывели во двор.

Решено было нас переправить в казармы Гренадерского полка, державшего нейтралитет…

«Под влиянием категорического требования»

Из воспоминаний большевика А. Ф. Ильина-Женевского, в октябре 1917 года назначенного Военно-революционным комитетом комиссаром Гвардии Гренадерского резервного полка.

…Было уже совсем темно, когда женщины-ударницы, окруженные конвоем, вступили на территорию Гренадерского полка. Я впервые видел ударниц и потому с особенным интересом приглядывался к ним. В общем, они производили довольно-таки жалкое впечатление. По стриженым головам и простым, грубым обветренным лицам их можно было принять за молодых солдат, но сразу же бросался в глаза их низкий рост (по сравнению с гренадерами они казались прямо карликами), маленькие ручки и так нелепо выглядевшие в обмотках толстые ноги. С тремя из них, в том числе с их командиром, тотчас же по их приходе сделались обмороки. Мы кое-как дотащили их до помещения полкового комитета, посадили здесь на стулья и дали воды…

Из дневника генерала от инфантерии Ф. Я. Ростковского, 29 октября 1917 года.

…Вот уже 5 дней как никаких газет, кроме большевистских, нет. Поэтому никто ничего не знает о действительной войне, иначе говоря, о наступлении немцев, а они, конечно, не зевают.

В прилагаемых вырезках можно прочитать некоторые подробности происходившего. Вырезки эти сделаны из случайно попавшихся газет, потому что газеты, собственно говоря, не выходят — большевики закрыли все те, которые критикуют и относятся враждебно или даже только не сочувственно к настоящему выступлению большевиков. Если и выпускают редакции случайно какой-либо номер газеты, то большевистские власти отбирают не только у продавцов, но и у частных лиц, в учреждениях — вот вам и свобода, о которой так кричали и кричат большевики.

В вырезках описываются ужасы, творившиеся озверевшими солдатами с юнкерами — их не только истязали, но расстреливали в казармах без суда, разбора их вины и преступлений; за то только, что они исполняли свой долг… Расстрел этот был бы сколько-нибудь оправдан, если бы он производился во время стычки, но приход в казармы уже, так сказать, в более спокойном состоянии — это зверство непростительное.

А с женским батальоном что творили?!

Это верх безобразия: насилие, убийства!.. (Далее приводятся фрагменты из двух вырезок.— «История».)

«…В казармах Павловского полка солдаты цинично рассказали, как они расправлялись с девушками женского батальона, и говорили, что некоторых девушек они побросали в Неву…»

«…Когда толпа солдат и матросов ворвалась в Зимний дворец, в этот момент в числе защитников дворца находилось около 200 женщин-солдат. Женщины эти были окружены солдатами и матросами и, после всяческих насилий и издевательств, отправлены в казармы Гренадерского полка. Солдаты разыскивали женщин по всем углам дворца, в лазарете, в подвалах и на чердаках. Не ограничившись их арестом, те, кто по мысли г. Троцких и Лениных, являются орудием социальной революции, не обращая внимания на мольбы женщин, подвергали их, своих сестер, самым возмутительным и непередаваемым насилиям.

Целые сутки женщины-солдаты находились в муках ожидания и если бы не благородное вмешательство английского посла, кто знает, какая участь их ожидала.

Представители женских организаций, как только узнали о положении женщин-ударниц, немедленно обратились за содействием к супруге английского посла.

Со своей стороны сэр Бьюкенен предложил генералу английской службы Локсунай явиться в Смольный институт и потребовать там освобождения захваченных большевиками женщин. Под влиянием категорического требования английского посольства большевики освободили 138 женщин…»

«Лучше бы они нас расстреляли»

Из воспоминаний А. Ф. Ильина-Женевского.

…На другой день (26 октября 1917 года.— «История») я получил распоряжение от Военно-Революционного Комитета освободить ударниц и предоставить им возможность следовать на Финляндский вокзал для дальнейшего направления в свои казармы на станцию Левашово. Я тотчас же объявил им об этом, и они радостно засуетились и начали собираться и строиться, приготовляясь в путь-дорогу. Буржуазная печать впоследствии писала, что пленные ударницы подверглись всякого рода истязаниям, а часть их была изнасилована. Все это, конечно, совершеннейший вздор…

Из воспоминаний унтер-офицера женского батальона смерти М. А. Бочарниковой.

…Под вечер, окруженные конвоем, мы были приведены на Финляндский вокзал. До Левашова должны были следовать одни. Вдруг к поезду подошла большая группа вооруженных с ног до головы матросов, едущих с этим же поездом. До нас донеслось: «А, керенское войско! Пусть едут, в Левашово мы с ними расправимся». Услыхали это и наши конвоиры и уселись с нами в поезд…

Ходили слухи, что погибли все защитницы Зимнего дворца. Нет, была только одна убита, а поручику Верному (командир роты.— «История») свалившейся балкой ушибло ногу. Но погибли многие из нас впоследствии, когда, безоружные, разъезжались по домам.

Насиловали солдаты и матросы, насиловали, выбрасывали на улицу с верхних этажей, из окон поезда на ходу, топили…

Группа доброволиц, сорок или сорок два человека, поехала по домам. В Петрограде видели, как их захватили матросы и увезли в Кронштадт. Они пропали бесследно. Нами было получено письмо от родителей уехавшей с этой группой: справлялись о судьбе дочери.

Вторая группа в тридцать пять человек была в Москве захвачена солдатами и приведена в казармы. От одной из тех доброволиц наши получили письмо, где она, сообщая о случившемся, пишет: «Рассказать, что было с нами, я не в состоянии… Но лучше бы они нас расстреляли, чем после всего пережитого отпускать по домам».

Публикация Евгения Жирнова