«Серебряная птица и радужная рыба»: история одной китайской семьи, оказавшейся сильнее большой истории

На XVI Большом фестивале мультфильмов в Москве покажут «Серебряную птицу и радужную рыбу» Лэй Лэя — неспешный и до странности спокойный рассказ о Китае времен «Культурной революции», который видела и в котором выживала семья режиссера.

Текст: Иван Давыдов

Спотыкаешься сразу. Пытаешься определить жанр — и не можешь определить жанр. Документальный пластилиновый мультфильм? Семейная сага, фоном которой становится большая история? Большая история представлена через фотографии, но на фотографиях — самые обычные, маленькие люди. Герои упоминают председателя Мао, отец режиссера, например (и сын врага народа), мечтает, чтобы председатель Мао встретился с его отцом, поговорил, чтобы все в деревне увидели и поняли, какой на самом деле хороший человек его отец… Но зритель не видит ни Мао, ни других творцов большой истории. Документальное повествование оборачивается сказкой, большая история тонет в фантазиях маленького мальчика, а сам мальчик едва не тонет в горной реке.

Все не то. Сложно разобраться с жанром. Хотя вообще это разговор. Странный жанр для полнометражного мультфильма — разговор. Режиссер разговаривает с отцом. Включает диктофон, объясняет, что речи говорить не надо, а надо отвечать на вопросы. Что-то идет не так, они начинают сначала. Иногда в беседу вклинивается дед.

Но на самом деле разговор — это еще не история. Это только каркас истории. Отец Лэй Лэя вспоминает пятидесятые годы ХХ века, время, когда он был совсем еще ребенком. Глазами этого ребенка и пытается режиссер посмотреть на мир. Повествование — очень медленное, медитативное (хронометраж фильма — час 43 минуты), так создается контраст: от рассказа о тех временах, да еще и от такого рассказа, который ведется при помощи анимации, коллажей, нарезок из фото и пропагандистских картинок, ждешь драйва, динамики, но ничего этого нет. Семейная история — дело неспешное.

Разговор — каркас. Он тоже неспешный, режиссеру приходится задавать наводящие вопросы, вытягивать из отца воспоминания. И часто он отвечает просто: «Я был тогда очень маленький, я не помню». И самыми яркими моментами становятся — как положено в семейной истории — вовсе не грандиозные события, а незначительные детали, важные для своих. «У твоего деда был велосипед. С фарой. На дорогах в сельской местности тогда не было фонарей. Он дважды падал с велосипеда. Два перелома. Он не был хорошим велосипедистом».

Есть семейный альбом с фотографиями. Это тоже часть каркаса. По альбому от фотографии к фотографии бегут дети, чтобы рассказать отцу страшную новость: мама умерла. Умерла и превратилась в серебряную птицу. Или серебряная птица — это самолет, на котором учится летать сводная сестра героя? Или детский самолетик, то и дело врывающийся в кадр?

Есть реальность — это черно-белые фотографии, страницы из журналов, кадры хроники. Есть жизнь, которая реальности не равна. У своих на фотографиях вместо лиц — смешные пластилиновые рожицы. Разноцветные пластилиновые люди живут в черно-белом фотографическом мире, и с ними происходят разные чудеса. Их история — шире, богаче, чем отрывочные воспоминания двух стариков, прошедших через репрессии. Их история состоит из метафор.

Здесь ловушка. Нарочитая примитивность анимации провоцирует расслабиться, визуально мир мультфильма вроде бы устроен довольно просто. Но требуется изрядное внимание, чтобы все режиссерские намеки считать, чтобы не пропустить ничего важного.

И тут ты понимаешь, что ты не зритель, ты — читатель. «Серебряная птица и радужная рыба» — это визуальное стихотворение. Вот отец героя (и дед режиссера) подходит к кровати, на которой только что умерла его жена. И кровать начинает исчезать, растворяться, осыпаться пылью… Вот отец находит новую жену — и сыну на руки из озера выпрыгивает радужная рыба. Кстати, спойлер: если ждете сказки про злую мачеху, то зря. Она добрая. «Она очень хорошо готовила. Мы очень много ели разных вкусных вещей». И для Лэй Лэя именно она — любимая бабушка.

Детский сад — это птичья клетка, в которую запирают мальчика. «Культурная революция» — страшный чернильный дождь, грязно-черные капли, которые падают с неба и в куски разбивают разноцветных пластилиновых людей. И на месте родного дома — тоже, конечно, разноцветного — начинает плескаться грязно-черное море.

И пожалуй, ключевой момент: лица, лица, разноцветные пластилиновые лица. И вдруг в кадр вторгаются живые — то есть чужие этому миру, то есть всесильные человеческие руки. Огромные руки. И начинают лица комкать, мять, и получается бесформенный ком.

Непонятные горные чудовища преследуют семью ссыльных, мост, с которого герой, маленький мальчик, падает в реку, превращается в дракона — куда в китайской истории без дракона? Дед и бабушка спорят за кадром: сам он спасся или его вытащили прибежавшие на помощь крестьяне? «Сам!» — доказывает бабушка. «Председатель Мао сказал, что надо учиться плавать, и я хорошо плавал»,— смеется отец. Он учился плавать, а еще он, сын врага народа, учил жителей горной деревушки петь «Интернационал». Смешно и трогательно.

Страшные времена кончаются, семья оказывается сильней истории. Словно бы устав, Лэй Лэй в спешке долистывает альбом. И видит себя — маленького толстощекого мальчика. «Мы тебя не подвели?» — спрашивает отец. «Все нормально, я могу кое-что подправить в фильме». Но ничего не правит, пускает нас внутрь живой беседы. Жизнь — это черновик.

«Тебе понравилось лицо бабушки в моем фильме?» — спрашивает внук деда. Дед мнется, и мы чувствуем, что бабушка где-то там, рядом с ним. «Нет. Я помню ее не такой. Она была не такая. Она была умная и красивая, твоя бабушка».

Кинотеатр «Иллюзион», 6 ноября, 16.30

Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram