Как в Москве открыли памятник Фиделю Кастро

22 ноября на Новопесчаной улице в Москве открыт памятник Фиделю Кастро. В церемонии участвовали президенты России и Кубы. Специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников считает, что она получилась пронзительной и — главное — не могла не получиться.

В этот день Москву накрыл, как известно, ледяной дождь, то есть во льду было все сверху донизу, до самых облаков, и даже, кажется, воздух, леденевший на ветру.

И можно было только представить себе, как чувствовали себя здесь, на Соколе, члены кубинской делегации, приехавшей открывать памятник легендарному Фиделю. Но они держались и не искали для себя теплых местечек. Хотя разве не хотелось им сейчас больше всего на свете, как, впрочем, и всем без исключения москвичам, оказаться сейчас где-нибудь на Кубе?

Журналистов, впрочем, приютил грузинский ресторан «Колхи» на углу Новопесчаной и Сальвадора Альенде, который с Островом свободы как мог объединял тоскующий по ней попугай жако Пика, слишком хорошо понимающая, что ей-то век Свободы не видать, и поэтому время от времени пользующаяся беспроигрышной фразой «Наливай, братан!», которая произносится так отчетливо и с таким чувством, что остается просто благодарно кивнуть и исполнить.

Тем более что президент РФ Владимир Путин в это время по видео-конференц-связи открывал будущее ледоколам «Якутия» и «Урал» и по всем признакам не спешил на Новопесчаную.

Наконец был дан сигнал: «Едут!», и у памятника соединились две колонны: журналистов и членов делегаций. Все хотели быть в первом ряду, так что поприжали даже скульптора Алексея Чебаненко и архитектора Андрея Белого.

— Слава богу, получилось поучаствовать в конкурсе, которое организовало Российское военно-историческое общество по созданию памятника, инициатором создания которого выступило Министерство обороны,— рассказал Алексей Чебаненко.— Мы создали множество вариантов великого Фиделя.

Хотелось посмотреть, конечно, на каждый. И даже, быть может, установить. Но говорят, он не любил идею памятника себе, хоть, как мы видим, и не смог полностью избежать.

— Нам хотелось передать его в расцвете сил! Он заражал энтузиазмом всех вокруг! — рассказал Алексей Чебаненко.

— Но как передать такой энтузиазм в бронзе? — удивлялся я.

— Показать его молодым, каким помнят наши родители! — воскликнул скульптор.— Когда приезжал в Москву в 1963 году, после Карибского кризиса! Молодой, задорный!.. Это великий человек, который рождается раз в столетие!

Нет, Фидель, однажды захватив, не отпустил пока Алексея Чебаненко.

— Он должен быть твердо стоящим на двух ногах,— добавил скульптор.— Не в контрапосте, не как-нибудь еще, а твердо стоит! В лицо ему дует ветер!

Я невольно обернулся, чтобы убедиться в этом. Да, материя, которой пока скрывали памятник, облепила его фигуру и лицо. Угадывалась разметавшаяся по лицу борода. Но может, это было что-то еще.

— Он смотрит вдаль. Он с сигарой, потому что Фидель без сигары — это все равно что Куба без Фиделя,— уронил афоризм с таким видом, как будто у него таких еще много, Алексей Чебаненко.

— Этот образ, который Леша сделал,— вступила Татьяна Самарская, директор Студии имени Грекова, где он работает,— курировал министр обороны Сергей Кужугетович Шойгу. И вот он пришел... Человек он творческий, заходил часто... И вот он говорит: «Таким именно я его помню! Таким он и был!»

Стало ясно, что таким он и будет.

С таким Фиделем они и выиграли конкурс, объявленный по заказу Минобороны.

— Здесь (на площади Фиделя Кастро.— “Ъ”) изначально мы планировали разместить его, конечно, по центру,— продолжил Андрей Белый.— Но тут есть коммуникации. И получилось только так.

Да, нельзя было не обратить внимание на то, что Фидель стоит ближе к одному краю дороги, как будто отошел, чтобы кого-то пропустить.

— Так что мы его развернули, так чтобы фоном после него был именно парк,— объяснил архитектор.

Впрочем, теперь получалось, что Фидель идет из парка прямо к подъезду соседнего дома по каким-то своим революционным делам.

При этом в руке у него зажата сигара (в таких случаях скульптору следует, как известно, быть внимательным и не допустить ситуации, когда одна сигара будет у человека в руке, а другая — в зубах. Подобного рода инциденты случались с кепкой Владимира Ильича: ее при открытии памятника вдруг замечали на голове и в руке вождя одновременно).

— Сам памятник, если брать его с постаментом,— добавил Андрей Белый,— четко вписывается в куб. Куба вписывается в куб! У него размер 3,65 на 3,65 (метра.— “Ъ”), и от плитки до верха — тоже 3,65! Часть скалы, на которой он стоит, откалывается, и тогда видна точная карта Кубы!

— Для Алексея нет вообще ничего невозможного! — воскликнула Татьяна Самарская.— Этот памятник — за полгода, памятник маршалу Василевскому — за месяц!!!

— В активе — памятник Ефремову...— потупился скульптор.

— Но не Михаилу? — на всякий случай уточнил я.

Не пришло ведь еще, быть может, время.

— Михаилу Ефремову,— покачал головой Алексей Чебаненко.— Но другому. Полководцу. Доблестному генералу!

Упор был сделан на «доблестному».

Да, другой Михаил Ефремов пока отличился другими доблестями. За них памятники не ставят, а сносят.

— А памятники Маргелову, Шокальскому!..— продолжил скульптор.— Памятник ополчению Москвы, четырем дивизиям... Все по заказу Министерства обороны... Открыт в Ясенево, а должен был стоять прямо тут, перед фонтаном!..

Министерство обороны наступало хотя бы в Москве. Обступало ее памятниками.

Среди гостей я заметил теперь философа Александра Дугина. Он рассказывал, что в то время когда Куба сохранила верность идеалам социализма, «а мы-то — нет!».

— В таких условиях Фидель Кастро становится геополитической фигурой! — воскликнул Александр Дугин.— Идет война цивилизаций, и значение Кубы вырастает на глазах! И запомните, наши ракеты снова будут на Кубе! Не верите? Спросите у этого памятника!

Мне и правда хотелось у него что-то выяснить, расспросить, узнать важнейшее, ведь после него тоже не с кем поговорить... Да просто хотя бы заглянуть ему в глаза... Но нет, затянули в дерюгу с ног до головы... Но может, Александр Дугин еще хоть что-то знал...

— Евразийское движение было инициатором установки этого памятника,— пояснил Александр Дугин в ответ на мой вопрос.

Я удивился: вроде же скульптор рассказывал, что инициаторами были Минобороны и Военно-историческое общество.

— Задались вопросом, почему нет памятника Фиделю Кастро, не нашли его — и решили действовать! — рубанул рукой как ледорубом стылый воздух Александр Дугин.— Год назад, накануне СВО!

То есть неслучайно, дал он откровенно понять.

— Мы нашли скульптора...— сообщил Александр Дугин.— Мы и старое общество российско-кубинской дружбы... Искали и нашли!

А как же конкурс, хотел спросить я, о котором рассказывал сам скульптор, а как же Минобороны?.. Ой, ладно, может, Александр Дугин нашел какого-то другого скульптора...

Тут сообщили, что оба президента, России и Кубы, уже тут. Они вышли из машин, подошли к памятнику, с которого сдернули наконец ткань. Бронза пропиталась, мне казалось, зеленью. Фидель был и правда молодой, каким его и знал, видимо, нестареющий Сергей Шойгу, и не похож на себя позднего. Но он и правда куда-то стремился, и вообще был подвижный и даже, правда, можно сказать, живой. Я подумал, что это ведь удача скульптора. Да и самому Фиделю повезло.

Бронза, правда, уж очень была зелена, ну и что с того? Летом зато не будет бросаться в глаза, а зима когда-нибудь закончится, хоть сейчас и нет такого впечатления.

Владимир Путин, конечно, произнес речь:

— Фидель и его соратники всегда самоотверженно защищали суверенитет родной страны; не позволили, чтобы ее сломили интервенция наемников, санкции, финансово-экономическое эмбарго, попытки внешней изоляции! — Владимир Путин произносил выстраданные за последний год слова.— Отстояли право Кубы на собственную модель развития в соответствии с национальными, а не навязанными извне ценностями! Добились того, чтобы в мире учитывали мнение Кубы и уважали ее интересы!

Этого, правда, пока нельзя сказать о России. Но ведь и специальная военная операция до сих пор в разгаре. Не все еще потеряно.

— Для многих поколений наших сограждан образ Команданте всегда был овеян романтической славой, отвагой, победами! — говорил Владимир Путин.— В словах известной советской песни «Куба — любовь моя!» отражались наши искренние, восторженные чувства не только к Острову свободы и всему кубинскому народу, но и непосредственно к Фиделю, чья мощь, энергия и несгибаемая воля притягивали и до сих пор притягивают к себе как магнит!

Продрогшие кубинские гости вокруг меня жадно ловили каждое слово Владимир Путина и все, кажется, понимали, хотя потом выяснилось, что почти никто из них не знал русского языка.

— Мне посчастливилось, дорогие друзья, неоднократно встречаться с Фиделем Кастро, и в моей памяти остались многочасовые беседы с ним, особенно наш последний разговор в июле 2014 года,— продолжил Владимир Путин.— Он говорил о вещах, удивительно созвучных времени! Времени становления многополярного мироустройства: о том, что независимостью и достоинством не торгуют, о том, что каждый народ имеет право на свободное развитие, на выбор своего пути, а в по-настоящему справедливом мире не может быть места диктату, грабежу и неоколониализму! Поражали его энциклопедические знания, глубокое понимание сути событий, острота ума, точность оценок.

Да, ни одного случайного слова. Команданте бы тоже понял.

— Наша страна неизменно поддерживала свободолюбивый кубинский народ и руководство республики. И мы знаем, что это взаимно! — завершил Владимир Путин.

Он, впрочем, базу-то Лурдес на Кубе закрыл. Широкий был жест. Кубинцы оценили.

— У Фиделя были теплые отношения с советскими и российскими лидерами! — рассказал президент Кубы Мигель Диас-Канель.— Он восхищался Юрием Гагариным и Валентиной Терешковой!.. Он много раз посещал СССР... До последнего дня ловил новости из России... Дорогие товарищи! Сегодня мы перед вами подтверждаем: новые поколения кубинцев, которые последовательно занимают государственные должности в стране, привержены идеалам дружбы и солидарности с Российской Федерацией! Россия знает, что она может рассчитывать на Кубу! Вечная слава историческому лидеру кубинской революции, главнокомандующему Фиделю Кастро Рус!

— Глория!!! — выдохнули кубинцы вокруг меня.

Глаза их горели. Они смотрели на Команданте. Он смотрел сквозь снег и ветер куда-то еще.

Я испытывал сейчас к этим людям какую-то нежность. И, между прочим, зависть. Они были непреклонны. Они готовы были идти до самого конца вместе со своим Команданте.

Да, Глория. Что тут еще скажешь.

— А вы тоже думаете, что русские ракеты еще вернутся на Кубу? — спросил я потом лидера КПРФ Геннадия Зюганова.

— Думаю, нет, и в этом нет необходимости,— засмеялся Геннадий Зюганов.— Новые системы ракет позволяют решать все вопросы успешно с нашей национальной территории. Вполне! Недавно показывали: вернулся американский челнок, который летал над планетой и все заснял... Мы сделали это 30 с лишним лет назад! Я смотрел, как запускали наш «Буран»!.. Он без пилотов сел с точностью 30 сантиметров при очень большом боковом ветре!

— Вы видели его? — спросил я Геннадия Зюганова, кивнув на Фиделя.

— Мне он нравится! — признался лидер КПРФ.— Он тот, кто приезжал к нам тогда!

— Зря отдали базу? — прямо спросил я Геннадия Зюганова.

— Нельзя было отдавать...— вздохнул он.— Ну нельзя... Они не пережили...

Через 30 минут у памятника уже никого не было. Команданте остался один. Непобежденный. Непокоренный. Один-единственный на всю Москву с сигарой в руке.

И он был выше всех этих разговоров.

Метра на полтора.