Чем выращенные в России ананасы превосходили любые другие

290 лет назад, в 1732 году, в России впервые начали продавать ананасы, причем отечественного производства; постепенно «царя плодов» стали выращивать в оранжереях по всей империи, а со временем поставлять не только российским потребителям, но и за границу; и знатоки-гурманы неизменно отмечали их особые качества.

«Удивительно расплодились»

Общение Петра I с голландцами принесло немало плодов. В их числе — ананасы. Именно они были питомцами первой оранжереи в новой российской столице.

«Петр Великий, устроя летний Дворец и сад,— писал в 1788 году географ, литератор и переводчик Л. М. Максимович,— велел и речку Мойку, где она из реки Невы происходит, вычистить и глубже выкопать, почему она на сем месте и больше на канал, нежели на речку, походит. В конце сада, вниз по речке Фонтанке, есть с 1715 году преизрядная оранжерея, изобильно наполненная всякими редкими теплейших климатов произрастениями, кои здесь искусным приближением не хуже, как в природных местах натурою, производятся. Начало оранжереи утверждается на том, что в оном году впервые ананасы привезены в С. Петербург из Голландии, и с того времени, как здесь, так и в Петергофе, удивительно расплодились».

Голландцы выращивали ананасы в теплицах с 1630-х годов. Через 40 лет в Англии их возделыванием увлекся Джон Роуз — садовник Карла II. На протяжении столетий голландские и английские ананасники были лучшими в этом деле.

В России «царь плодов», как называли тогда ананас и ботаники, и садовники, и торговцы, и потребители, поначалу рос только в царских оранжереях. Когда в 1730 году призванная на российский престол и обосновавшаяся в Москве Анна Иоанновна повелела выстроить в Лефортово рядом с домом Ф. А. Головина деревянный дворец, названный Анненгофом, и развести при нем сад, то садовник голландец Тимофей Брантгоф выписал для него из петербургских дворцовых оранжерей «20 ананас». Пока же они приживались и подрастали на московской земле, к царскому столу ананасы доставлялись из Петербурга.

О том, что в северной столице их возделывание продолжалось с успехом, сообщали в 1731 году «Санкт-Петербургские ведомости»:

«Посланные в Москву от главного надзирателя здешних Императорских садов Шредера 10 ананасов изволила Ее Императорское Величество милостиво принять и зело удивляться.

Оный искусный садовник размножил сии ананасы в здешних стенах через искусство и труды таким образом, что он оного уже с 1000 рассадил и ежедневно по несколько ставить может».

И когда царский двор в январе 1732 года переехал из Москвы на берега Невы, одним из любимых развлечений Анны Иоанновны стали экскурсии в знаменитую оранжерею.

«В числе известий о первых днях пребывания императрицы Анны в Петербурге,— писал действительный член Императорского Археологического Общества П. Н. Петров,— есть указание, что 5 февраля (1732 года) государыня заехала в большую дворцовую оранжерею и там с удовольствием рассматривала выращенные искусством садовников тропические плоды, между которыми были и вполне дозревшие здесь, в теплице, ананасы… Два, совсем поспевшие ананаса императрица сама сняла с дерева (так в тексте.— "История") и высказала свое полное удовольствие, служившим в оранжерее».

А садовнику Брантгофу, продолжавшему трудиться в Москве в Анненгофском саду, разрешили фрукты «из ранжерей и из саду», в их числе и ананасы, за излишеством продавать. Так что 1732 год можно считать началом торговли русскими ананасами.

«Уже весной можно иметь плод»

Первым частным садом, в котором стали выращиваться ананасы, был сад П. И. Шувалова, раскинувшийся на берегу Мойки.

«Сад Ее Императорского Величества Генерала Аншефа, Генерала Адъютанта, Сенатора, Государственного Межевщика, лейб-компании Подпоручика, Действительного Камергера, орденов святого Апостола Андрея Первозванного, святого Александра Невского и святые Анны Кавалера, Его Сиятельства Графа Петра Ивановича Шувалова,— писали "Санкт-Петербургские Ведомости" в 1756 году,— между приватными садами…достоин примечания».

Садом много лет ревностно управлял искусный садовник Иоганн Лоренц Гофмейстер, «получая всегда в великом изобилии и без всякой остановки все потребности», благодаря чему в саду росли редкие и драгоценные растения. Так, в оранжерее П. И. Шувалова в 1756 году впервые в России принес плоды банан.

В марте там поспевали клубника, малина, вишня, абрикосы и сливы.

«К Пасхе как белые, так синие наилучшие виноградные кисти бывают совершенно зрелы, которые до исходу Декабря месяца беспереводно находятся,— восторгались "Санкт-Петербургские Ведомости".— В сие же время наилучшие и большого роду ананасы приносят изрядные плоды, и оные также с Апреля месяца до Генваря всегда в великом числе находились. Притом ананасные кроны и другие от них небольшие планты в одно лето до наибольшего, то есть до такого совершенства приводятся, что следующей уже весной можно иметь плод. Наилучшие из сих молодых плант приносили плод в 2 фунта весом, хотя они, как прежде объявлено, росли токмо одно лето, на что обыкновенным образом два или три года требовалось».

Ананасов у Шувалова выращивалось столько, что они употреблялись не только в свежем виде.

«Десерт его был по-тогдашнему наивеликолепнейший,— писал в 1786 году историк генерал-майор, сенатор, действительный тайный советник князь М. М. Щербатов, критикуя сластолюбие графа П. И. Шувалова,— ибо тогда как многие из живших век вкусу ананасов не знали, он их в обильстве имел и первый из приватных завел ананасовую большую оранжерею. Вины, употребляемые им, не токмо были лучшие, но не довольствуяся теми, которые обыкновенно привозятся и употребляются, делал дома вино ананасовое».

Приготовить из ананаса вино было делом нехитрым.

Даже в домашних лечебниках встречались советы на этот счет:

«Сок, выжатый из спелого ананаса, если дня два побродит, то сделается подобен вину отменно приятного вкуса, прекрасного цвета и бесподобного запаха. Он, кажется, холодит, но весьма скоро упоевает, так что опасно несколько излишнее употребление оного».

В 1757 году И. Л. Гофмейстер открыл торговлю ананасной рассадой. В объявлении об этом говорилось:

«У садовника Гофмейстера имеются продажные хорошие ананасовые произрастания, по 3 рубля самый большой и средний по 2 рубля каждая штука».

Превосходно поставленное дело не упало и после смерти графа П. И. Шувалова, при другом садовнике. Так, «Санкт-Петербургские ведомости» сообщали и в 1762, и в 1763 году:

«В доме камергера графа Андрея Петровича Шувалова у садовника Вольфа продаются ананасы с плодами».

«Культура ананасов приняла громадные размеры в Петербурге,— писал историк П. Н. Столпянский,— и во всяком несколько уважающем себя дворянском доме того времени необходимою принадлежностью являлась ананасовая теплица, что ясно видно из ряда объявлений о продаже домов».

«Святотатство против природы»

В середине XVIII века ананасы добрались до Урала. В Красном Селе близ Соликамска у промышленника Г. А. Демидова была роскошная оранжерея.

О Демидове и его саде в 1742 году сообщал естествоиспытатель, адъюнкт химии и натуральной истории Петербургской Академии наук Иоганн Георг Гмелин:

«Он также большой любитель естественных наук, особенно науки о растениях, большое количество которых он не только сушит в бумагах, но и содержит изящный сад, который стоит ему немалых расходов; и в котором для этой страны есть поистине королевская оранжерея».

И хотя Г. А. Демидов с семьей переехал в 1747 году на постоянное жительство в Петербург, за садом и оранжереями продолжался прекрасный уход.

Современники утверждали, что соликамские ананасы регулярно привозились в столицу и преподносились императрице Елизавете Петровне.

Правда, недостатка в ананасах царский двор не испытывал — их немало росло в дворцовых оранжереях. Так, в марте 1759 года «Московские ведомости», сообщая о том, что 22 февраля при Императорском летнем дворце под смотрением садовника Эклебена созрели бананы, добавляли:

«Трудами помянутого садовника и ананасы до того приведены, что Ее Императорскому Величеству по все месяцы во весь год подносятся свежие и зрелые фрукты, из которых в прошлую осень некоторые были весом с лишком по два фунта с половиною».

Демидовский сад был в отличном состоянии на протяжении следующих 20 лет, о чем свидетельствовал географ и путешественник Н. П. Рычков, побывавший в Соликамске в 1770 году:

«Сад разделен на множество оранжерей и цветников, из которых каждая особливо заключает в себе растения других стран. Из овощей родятся там ананасы, лимоны, апельсины, померанцы, фиги, дули, груши и различных родов вишни и яблоки».

С 1772 года владельцем Красного Села стал солепромышленник и горнозаводчик А. Ф. Турчанинов. При нем оно походило на «дворцы Шехерезады», и ананасы по-прежнему росли и зрели и отсылались в Петербург, теперь — ко двору Екатерины II.

В Москве и Подмосковье ананасы распространились по частным оранжереям из ананасниц графа П. Б. Шереметева, находившихся в Кусково.

Самая крупная коллекция «потомков» кусковских ананасов — около двух тысяч — была в усадьбе Горенки, принадлежавшей действительному камергеру, сенатору графу А. К. Разумовскому, который был зятем П. Б. Шереметева.

К концу XVIII века в Первопрестольной столице ананасы стали продаваться в торговых рядах. Путешествуя по России в 1793 году, ученый-энциклопедист Петр Симон Паллас заехал в Москву, в которой не был 20 лет. Он был поражен, как в ней все подорожало и как усилилась роскошь. Паллас отмечал, что дешевы здесь только фрукты и овощи, благодаря развитию садоводства. Летом в Москве, сообщал ученый, очень дешевы сливы, персики, абрикосы, вишни и яблоки; даже появились ананасы, которые до 1770 года были редкостью.

В некоторых усадьбах, когда одновременно созревало множество ананасов (а храниться долго зрелые плоды не могут), с ними поступали как с капустой — рубили и засаливали в кадках. В воспоминаниях князя П. А. Вяземского о Ю. А. Нелединском-Мелецком — поэте, тайном советнике, сенаторе, статс-секретаре императора Павла I — есть подтверждение этой национальной особенности обращения с ананасами:

«Он (Нелединский-Мелецкий.— "История"), который был большой лакомка, никогда не решался есть соленые груши, сливы, персики, ананасы и с негодованием признавал подобное соление в домашнем хозяйстве, у нас обычное, за святотатство против природы.

Как, говорил он, натура ущедрила эти плоды особенною сладостию и душистым вкусом, а мы унижаем их до разряда огурца или капусты».

Некоторые помещики, имея ананасы в изобилии, украшали ими не только праздничный стол, но и комнаты: в прикрепленные к стенам гирлянды из зелени вплетались ананасы. Об одном таком счастливце вспоминал князь И. М. Долгоруков, поэт и драматург, действительный статский советник. Будучи с 1802 по 1812 год гражданским губернатором Владимирской губернии, он бывал на праздниках в селе Дубки Покровского уезда у помещика А. А. Бехтеева.

«Кроме театра, музыки, фейерверку и балу,— писал И. М. Долгоруков,— к умножению тщеславной роскоши, вся зала убрана была фестонами из зелени, сквозь которую сияли разноцветные стаканчики, а вместо кистей коптились ананасы натуральные, дабы показать, в каком изобилии у них сей плод разведен был».

В 1812 году свежими русскими ананасами насладились наполеоновские офицеры.

Сюрреалистическую картину нарисовал в своих мемуарах Антуан Ван Дедем, командир пехотной бригады в дивизии генерала Луи Фриана.

После кровопролитного боя под Смоленском он, контуженный в грудь, провел ночь в сожженном городе под открытым небом, на площади, лежа на роскошном диване и объедаясь персиками и ананасами из разрушенных оранжерей.

О своей первой «встрече» с ананасами в сентябре 1812 года вспоминал и капитан Доминик Пьер де ля Флиз, служивший помощником главного хирурга французской армии и императорской гвардии Наполеона, не вернувшийся из русского плена во Францию и ставший врачом Демьяном Петровичем Флизом.

«Прогуливаясь по Москве,— писал Флиз,— я встретил родственника моего, старшего врача 45-го линейного полка. Он квартировал в окрестностях города, за несколько верст, и просил меня навестить его. Он жил с полковником своим на прекрасной даче, окруженной садом и оранжереей. Полковник угостил общество офицеров отличным обедом, вин было множество. Но удивили меня поданные ананасы, найденные в хозяйской оранжерее. В первый раз отведал я этого плода, обыкновенного в России, редкого во Франции и неизвестного в Италии».

«Слишком замысловаты и сложны»

В 1820 году о русских ананасницах заговорили в Европе. В связи с вышедшим в свет описанием паровой ананасной оранжереи, построенной в Петербурге архитектором К. А. Тоном по проекту графа Д. А. Зубова, которое, по словам И. Брюханова, петербургского садовника с тридцатилетним стажем, возбудило в современниках уважение к паровой системе тепличного садоводства.

«С того времени, как начали разводить ананасы в Европе,— писал Брюханов в 1826 году,— ревность садовников не ослабевала; они даже не думали о средствах к избавлению себя хотя от некоторой части тягостных работ в ананасных теплицах. Для согревания корней сих нежных Американских растений, кои содержат и доселе везде почти в горшках, употребляли по старинному обыкновению или дубовую кору, или деревянные опилки с навозом, не скучая частым перебиванием, перекладыванием и переменою их».

Петербургский садовник отмечал, что первые опыты в согревании тепличных грядок водяными парами предпринял в 1788 году англичанин Уэйкфилд в Норвиче.

«Кажется, и в самой Англии прибор сей не обратил на себя внимания,— писал Брюханов,— а может быть, и совсем презрен был, по сложности и невыгодности. По крайней мере, достоверно известно то, что англичане до 1820 года не думали принимать в теплицах и оранжереях своих паровую систему нагревания, ибо по плану Векефильда (так в тексте.— "История") устроена была только одна еще теплица у лорда Дерби в Кноуслее, в 1792 году».

После того как стало известно об отоплении теплицы по способу графа Зубова, англичане взяли его на вооружение и даже занялись его усовершенствованием.

«Ревность их произвела, однако ж, такие приборы, кои, при всей выгоде их для садоводства, слишком замысловаты и сложны, а потому едва ли могут войти во всеобщее употребление»,— отмечал Брюханов.

Но и способ графа Зубова оказался не идеальным, в чем убедился петербургский садовник лично.

«Прибор графа Зубова» представлял собой паровой котел с несколькими металлическими трубками, которые были соединены с деревянными ящиками-корытами с водой, расположенными под тепличными грядками. Горячие пары из котла по трубкам попадали в воду корыт, нагревали ее и производили новые пары, которые поднимались в грунт парников.

«Вскоре по издании описания сего способа,— сообщал Брюханов,— мне поручена была устроенная по оному паровая теплица на даче Ее Сиятельства княгини Долгоруковой… Скоро открылись в содержании оной и настоящие затруднения: 1) по неимению водопровода, доставление в оную воды производило частые и тяжкие работы. Ящики… требовали для наполнения 40 ушатов воды (ушат — 22–25 литров.— "История"), которую через три дня по начатии действия паров надобно было дополнять, а через три недели и совсем переменять, ибо она начинала всегда через таковое время портиться и вредить растениям».

Другие недостатки заключались в том, что грунт, насыщенный парами, не мог просохнуть в течение целого года, отчего ананасы получались слишком водянистыми.

Деревянные ящики с водой очень быстро сгнивали, а котел представлял собой огромную опасность и требовал «употреблять привычных и заботливых людей для присмотра и управления огнем». Трубки в местах спайки или от ржавчины нередко разрывались.

«Словом,— писал Брюханов,— я скоро на опыте удостоверился, что весь прибор сей требует беспрерывных забот и издержек… К оставлению сей системы имел я поводом еще и то, что нигде, как в С. Петербурге, так и в окрестностях его, не находил в паровых теплицах ананасов столь крупных и столь отличных по вкусу, какие получал некогда на коре, в течение тридцатилетней службы моей в Царском Селе, при иностранных садовниках, особливо же в последние годы, когда я был помощником их и имел власть действовать по своему усмотрению».

О способах согревания ананасных грядок и о составе почвы садовники спорили весь XIX век. Некоторые иностранцы предлагали делать верхний слой грядок из дубовых листьев вместо сравнительно дорогого и непредсказуемого дубильного корья; другие пробовали использовать виноградные выжимки; кто-то вообще отказывался от земли и выгонял ананасы только на воде.

«Мало-помалу оставили Россию»

До отмены крепостного права возделывание ананасов в России процветало, хотя мало кто из помещиков знал, какова себестоимость благородного плода, созревшего «в искусственной атмосфере теплиц». Просто иметь ананасницу считалось хорошим тоном.

Но в Москве и вокруг нее в первой половине XIX века были тепличные хозяйства промышленного типа, которые поставляли на рынок и ананасы. В 1830–1850-е годы этим занимались в садовых заведениях Пискарева, Гучкова, Аребеджанова. Их отличные ананасы высоких сортов всегда отмечались на «выставках предметов до садоводства относящихся». Российское общество любителей садоводства в Москве даже отправило несколько ананасов И. Е. Пискарева за границу. Журнал Министерства внутренних дел сообщал об этом в 1841 году:

«Ананасы, которые, по редкой красоте своей, величине и виду, были признаны отличнейшими и отправлены в Париж, где и распроданы с выгодою для садовника».

Но обычно эти плоды продавались в двух российских столицах. П. И. Сумароков, характеризуя прекрасный климат Московской губернии, писал в 1839 году:

«Груши, вишни спеют под открытым небом, вдвое дешевле, и обозы с ананасами, персиками, абрикосами, белыми сливами идут отсюда в Петербург».

После реформы 1861 года, а также с подорожанием топлива вокруг Москвы ситуация изменилась.

«Во времена крепостного права,— писал опытный садовод К. О. Шульц в 1901 году,— помещики привозили специалистов-садовников, которые вышколивали немало доморощенных садовников… Но после освобождения крестьян иностранные ананасники мало-помалу оставили Россию, а доморощенные, дурно толкуя полученную свободу, совсем отбились от рук, побросали места, и ананасы попали в руки несведущих людей. Последние, продолжая культуру на авось, очень редко добивались удовлетворительных результатов, и общество мало-помалу привыкло к мысли, что эта культура если не прямо разорительна, то во всяком случае не рациональна, убыточна, и ее оставили».

С 1870-х годов специалисты по садоводству время от времени брались агитировать соотечественников заняться выращиванием ананасов. Так, в 1873 году С. Е. Смирнов, действительный член Российского общества любителей садоводства в Москве писал:

«Что касается выгод от разведения ананасов, то можно утвердительно сказать, что это одна из наивыгоднейших отраслей плодоводства.

У садовника, знающего дело, теплица в 10 саж. длины и 3 с половиной саж. ширины даст дохода от 500 до 600 руб. с одних ананасов, не считая того, сколько тут можно иметь зелени, как то: огурцов, бобов, салату, редиса, а близ столиц — тропические растения, которые идут легко в продажу. Сбыт плода верен».

К концу 1880-х годов о русских ананасах снова заговорили, и не только в России, но и за рубежом. В некоторых крупных имениях тепличную выгонку ананасов поставили на рациональных основаниях, и эта отрасль садоводства сделалась выгодной.

«Как на крупный пример,— писал в 1889 году плодовод В. В. Пашкевич,— мы можем указать на обширную выгонку ананасов в имении Прусиново в Минской губернии и того же уезда, принадлежащее графу Эмерику Карловичу Чапскому.

Здесь выгоняется на плоды до 3000 ананасных растений, и плоды отсюда расходятся как в Россию, так даже и заграницу.

Имеются также еще ананасные теплицы в имении Кухтицах той же Минской губернии, Игуменского уезда, принадлежащем графу Грабовскому, в имении князя Паскевича-Эриванского в Гомеле, Могилевской губернии, в сотницком имении г. Давыдова, Суджанского уезда Курской губернии, в Петербурге, Москве и их окрестностях, и во многих других местностях».

Известно, что графу Чапскому четыре ананасные теплицы приносили 2000 рублей в год, ананасы продавались оптовикам от 80 копеек до 1 рубля 20 копеек за штуку. В 1887 году на Всероссийской сельскохозяйственной выставке в Харькове он был награжден малой серебряной медалью «за большое производство ананасов». А в 1901 году на Минской сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставке его сын — К. Э. Чапский — за ананасы был отмечен похвальным листом.

В Волынской губернии в имении «Романовское» графа Г. Г. Стецкого также в парниках выгонялись ананасы — до 2500 штук в год. Плоды находили сбыт в Киеве, Одессе и Бердичеве.

«Но культура этих вкусных фруктов, при вздорожании топлива и улучшении путей сообщения, кажется, начинает падать, так как на рынке не может выдержать конкуренции с привозными из более теплых стран»,— писал обозреватель Минской выставки.

Действительно, в Петербурге за год продавалось до 600 ящиков по 12–14 ананасов, приплывавших из Сингапура и с Цейлона.

И в 1907 году К. О. Шульц забил тревогу:

«Очень мало таких растений, которые вызывали бы столько пессимизма между садоводами, как ананас. Об его культуре говорят, как о чем-то сказочно-недосягаемом, непостижимом, более того — об ананасах совсем перестали говорить и, судя по тому, что в течение последних лет ни один из наших журналов о них даже не заикнулся, можно судить, что это растение у нас постепенно теряет право гражданства».

Одной из серьезных причин Шульц считал то, что «тип хороших садовников старой школы уже почти вымер». А новый тип, воспитанный школами садоводства и садовых рабочих, по мнению Шульца, был больше похож на автоматы, на чиновников, которые о культуре ананасов не имеют никаких представлений.

Консервные фабрики, покупая цейлонские ананасы по 25 рублей за пуд, готовы были платить по 40–60 рублей за пуд русских ананасов, поскольку они обладали драгоценным запахом и вкусом, в отличие от срезанных в незрелом состоянии заморских плодов.

Кондитеры, приготовлявшие варенье, самое изысканное и дорогое, на каждый пуд привозных ананасов клали по десять фунтов русских.

Спрос на отечественные ананасы не падал, но предложение отставало.

К. О. Шульц разъяснял:

«Донецкий угольный бассейн, лесистые губернии, Бессарабия с огромными скирдами соломы, которые сжигаются зря, далее — торфяники и наконец, фабричные центры, выпускающие уйму отработанного пара совсем непроизводительно. В таких-то местностях культура ананасов явится не только не разорительной, а доступной всякому, кто располагает дешевым топливом».

Но призывам его никто не внял. И ананасы «мало-помалу оставили Россию».

В книге, изданной в 1954 году, уже совсем в другой России, давались советы продавцам фруктовых отделов:

«Ананасы не произрастают в Советском Союзе, поэтому не каждый потребитель знает, что представляют собой эти плоды, как их следует употреблять в пищу и хранить в домашних условиях. Поэтому продавец должен… сообщить покупателю, что перед употреблением в пищу плоды очищают от кожуры, удаляют их сердцевину, а мякоть разрезают на ломтики различной формы… Ананасы могут быть также прекрасным десертом для праздничного стола, в этих случаях рекомендуется подавать их с шампанскими винами».

Светлана Кузнецова