«Принято считать, что во всем виноваты власти, но это не так»

Юрист Зульфия Гайсина, назначенная председателем Совета при главе Башкирии по правам человека и развитию институтов гражданского общества в июне текущего года, подвела итоги правозащитной деятельности и рассказала Владе Шипиловой о целях своей работы на новом посту, а также поделилась своими взглядами на реализацию прав человека в Башкирии.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Guide: В этом году обновился состав Совета по правам человека, вы были назначены его председателем. Какие вы поставили себе цели?

Зульфия Гайсина: Юристом я мечтала стать с самого детства. В обществе бытует мнение о недобросовестности представителей юридического сообщества, поэтому хотела показать, что мы в большинстве своем достаточно порядочные люди и многие из нас готовы на безвозмездную помощь тем, кто в ней нуждается. С 2009 года, после увольнения из органов прокуратуры, моя деятельность наполовину состояла из дел, в которых я участвовала исходя из принципа восстановления социальной справедливости. Я начала работу с обманутыми дольщиками, затем круг вопросов стал расширяться, и к 2019 году в составе СПЧ большая часть моей работы была посвящена общественной деятельности в области права. После моего назначения председателем совета приоритеты и задачи, которые я ставила перед собой, не изменились.

Совет создан в целях консультирования главы республики по значимым вопросам, где нарушаются или возможны нарушения прав граждан. Мы реализуем все, что было намечено, и достаточно успешно.

G: Какие итоги можете подвести по работе первого состава СПЧ?

З.Г.: В первом составе мы научились работать самостоятельно — нам не нужно ждать каких-то поручений или указаний главы республики. При необходимости сами организовываем рабочие совещания, направляем запросы, письма, заявления, обращаемся в суды по вопросам реализации прав человека. Если без вмешательства высшего должностного лица оказывается невозможно «достучаться» и доказать необходимость изменений в какой-либо сфере, в этом случае докладываем главе о ситуации, представляем механизм решения проблемы. Вместе с региональными органами власти либо прорабатываем детали, либо вносим коррективы в их деятельность.

Могу с гордостью отметить, что все, что я брала в работу в первом составе, получилось реализовать. Из самого существенного — решился вопрос по выплатам семьям с детьми-инвалидами от трех до семи лет. Практически все, кто обращался за юридической поддержкой, получили выплаты. В нормативный акт на федеральном уровне внесены изменения по порядку расчета среднедушевого дохода.

G: С какими инициативами выступал СПЧ?

З.Г.: Мы направили федеральному СПЧ при президенте РФ обращение по поводу компенсационных выплат для родителей детей-инвалидов и взрослых инвалидов, которые не индексировались еще с 2019 года. Сейчас их размер составляет около 10 тыс. руб. Мы предлагаем довести эту выплату до уровня минимального размера оплаты труда и внести соответствующие изменения в указ президента РФ. Депутаты Госдумы разработали похожий законопроект, в котором предлагается также расширить перечень получателей пособия. Мера повлечет существенные затраты бюджета, поэтому, скорее всего, законопроект будет отклонен.

Кроме того, я столкнулась со странным случаем правоприменения статьи 13.8 КоАП РБ об административных правонарушениях, предусматривающей ответственность за семейно-бытовое дебоширство. По ней привлекли женщину, которую избивал супруг, потому что она во время побоев кричала и нецензурно выражалась, и это слышали дети. При том, что женщина сама вызвала полицию, написала заявление на супруга, а супруг на следующий день написал на нее встречное заявление. Теперь эта женщина уже точно никогда не обратится в полицию за защитой. Мы обратились в прокуратуру Башкирии, чтобы они пересмотрели законность статьи — там достаточно размытые формулировки, которые содержат синонимы слов, употребляемых в Кодексе РФ об административных правонарушениях. В прокуратуре нам ответили, что сократилось количество выявленных обращений по поводу нанесения побоев легкой и средней степени тяжести. Но в связи с чем сократились? Их перестали наносить или женщины перестали обращаться в полицию, поскольку их самих потом привлекают к ответственности? Рассматривают такие дела административные комиссии, которые не разграничивают понятия вины объекта, субъекта, умысла, неосторожности. Мы как консультативный орган не обладаем правом законодательной инициативы, но можем обратить внимание органов власти на необходимость внесения изменений в статью. Либо должна быть выработана практика, что в таком случае недопустимо привлекать к ответственности жертву.

G: Нужны ли какие-то дополнительные меры защиты женщин от семейно-бытового насилия, на ваш взгляд?

З.Г.: Я выступаю за то, что наше законодательство регулирует практически все сферы жизнедеятельности, однако мы видим, что не всегда получается добиться от правоохранительных органов привлечения к ответственности. Руководство МВД говорит, что они работают, оказывают помощь, выезжают на место происшествия, тем не менее, правоохранителям свойственно поверхностное отношение по вопросам конфликтов в семье: поскандалили, затем помирятся. На мой взгляд, правоохранительные органы должны больше внимания уделять профилактике. Большинство трагических, смертельных исходов происходит вследствие того, что женщине некуда уйти из дома, она не может себя защитить. У нас нет такого закона, который бы запрещал дебоширу приближаться к жертве на определенное расстояние.

G: Предыдущий СПЧ поднимал общественно-политические вопросы, например, вносил предложения об изменении законов о местах проведения публичных мероприятий. Правильно понимаю, что новый СПЧ менее вовлечен в политику?

З.Г.: Политические вопросы остались, для совета актуальны все сферы взаимодействия государства, общества и человека, однако правозащитная деятельность всегда сопряжена с определенными сложностями. Нам, правозащитникам, никто ничего не приносит на блюдечке, наша работа — это кропотливый труд, состоящий не только из публикаций в сети, но и из каждодневных хождений по кабинетам, подготовки писем, заявлений, организации совещаний, изучения правоприменительной практики. Результаты зависят только от того, сколько приложено усилий. В состав совета входят успешные правозащитники, и мы знаем, что для решения проблемы недостаточно только о ней сказать, необходимо провести определенную работу, а в большинстве случаев — самостоятельно найти механизм для восстановления прав. Поэтому когда кто-то заявляет о себе, как о правозащитнике, но у него ничего не получается, следует спросить: «А что ты, как правозащитник, сделал для того, чтобы получилось?»

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

G: Как часто проходят заседания СПЧ?

З.Г.: Заседания полным составом с главой республики проходят два раза в год. У СПЧ есть общий чат, в котором мы ежедневно обсуждаем текущие вопросы. Кроме этого, собираемся комиссиями.

G: Прислушивается ли глава республики Радий Хабиров к членам СПЧ?

З.Г.: Конечно. За два года существования СПЧ глава дал 88 поручений по итогам заседаний совета, из которых пока не исполнено 13. Они касаются вопросов, работа над которыми ведется постоянно, например, мониторинг исполнения законодательства о выборах, решение проблем обманутых дольщиков, помощь детям-сиротам.

G: Как вы относитесь к многочисленным судебным административным решениям по закону о дискредитации вооруженных сил, вынесенным из-за одиночных пикетов противников СВО?

З.Г.: Поскольку я правозащитник с юридическим образованием, дать оценку законности могу лишь после изучения материалов административных дел, но с такими вопросами ко мне не обращались. Хотелось бы отметить, что большинство таких судебных актов в последующем используется самими правонарушителями как основание для политической эмиграции, с целью создания видимости непримиримого борца «с режимом», хотя в действительности у человека нет особого мнения относительно существующей ситуации. Как недавний пример — история молодой девушки, которую якобы избили во время утренней пробежки за сестру, привлеченную к ответственности за пикет. Обе девушки эмигрировали, и скорее всего, сейчас ожидают разрешительных документов на проживание и работу в одной из стран НАТО или Евросоюза. Могу вспомнить случаи из своей практики, когда я защищала ребят, задержанных на несанкционированных митингах. Когда граждан лишали возможности проводить мирные публичные мероприятия, причем лишение происходит системно, я считала их право на проведение публичных мероприятий нарушенным. Читала у кого-то из публицистов и согласна с этим, что если в соцсетях человека, который вышел с плакатом «Я за мир» только кошечки, цветочки, а сам он является аполитичным, ничего плохого в этом нет, он пацифист и выражает свою позицию. Но когда на пикет выходит тот, кто постоянно выкладывает информацию о том, что Россия совершает какое-то зло, а весь мир противостоит этому злу, я думаю, что здесь смысл перфоманса имеет противоположное значение. Человек не за мир, а именно за дискредитацию действий вооруженных сил. Я не хочу углубляться в пропаганду, которая ведется с обеих сторон. Я вижу происходящие события в реальности, общаюсь с беженцами с Востока Украины и понимаю, что другого варианта быть не могло. Поэтому я полностью поддерживаю действия нашего руководства.

G: Какие новые задачи появились перед СПЧ в связи с СВО?

З.Г.: Поддержка семей мобилизованных. Глава Башкирии Радий Хабиров постоянно говорит на каждом оперативном совещании, что муниципалитеты должны внимательно относиться к семьям мобилизованных, оказывать им поддержку в реализации прав и гарантий, предоставленных республиканским и региональным законодательством. Эти меры носят заявительный характер и очень важно, чтобы все заявили о необходимости получения помощи и льгот.

Сейчас уже выявляются проблемы. К примеру, бабушки, дедушки, тети и дяди, воспитавшие мобилизованного, не считаются членами семьи, поэтому не могут получить поддержку от органов власти. Это сложный вопрос, который необходимо прорабатывать на федеральном уровне. Предварительно же можно попробовать в судебном порядке установить соответствующий статус.

G: Поступали ли вам жалобы от мобилизованных и их родственников на условия проживания в местах ведения спецоперации?

З.Г.: По проживанию жалоб ко мне не было. Моя работа— понять, есть ли системность нарушений и как ее устранить. Обращения участников СВО поступают, касаются в основном полученных травм и их квалификации. Этими вопросами занимаемся, в том числе с региональными органами власти. Недавно вернулся член Совета Ильдар Бадретдинов, который ездил в зону СВО с гуманитарным конвоем. С ним вместе мы продолжим работу по оказанию поддержки вернувшимся ребятам.

G: Сколько было обращений по поводу ошибочных призывов? Сколько из них подтвердилось, и в результате люди были возвращены?

З.Г.: Призывная региональная комиссия отменила ранее принятые решения военкоматов в отношении 143 человек. В основном это отцы троих детей до 16 лет. При этом их мобилизацию нельзя назвать ошибочной — на момент призыва не было никаких нормативных актов, рекомендаций и указаний о том, что таких людей призывать нельзя. Лишь спустя полторы недели после начала мобилизации, когда большинство мужчин уже были отправлены на слаживание, Генштаб разослал указания военкоматам. Мобилизация выявила безответственность со всех сторон: граждане не уведомляли военкоматы о перемене места жительства, о рождении детей, об ухудшении состояния, соцслужбы также не предоставляли в военкомат соответствующие сведения, предприятия не давали информацию о том, что их сотрудники подлежат освобождению от военной службы, прокуратура не контролировала исполнение требований законодательства. Все ошибки — результат круговой безответственности. При мобилизации человек приходит, его сажают в автобус и отправляют на слаживание. По закону у призывных комиссий нет полномочий и обязательств проводить медицинские обследования, принимать дополнительные документы, потому что все это уже должно быть в военкомате.

Почему-то у общества принято считать, что во всем виноваты власти. Но ведь это не так. Когда начинаешь разбираться в деталях, в большинстве случаев либо вовремя заявление не подали, либо не уведомили, не донесли документы. В результате это все как снежный ком сваливается на человека как нарушение его прав. К примеру, в прошлом году защищала в суде женщину с ребенком-инвалидом, нуждающихся в улучшении жилищных условий. В суде выяснилось, что несколько лет назад она не предоставила ряд необходимых документов, поэтому ее не поставили на учет как нуждающуюся в жилье. В итоге суд удовлетворил иск, хотя муниципалитет в этом случае был не виноват. И таких случаев, когда человек недобросовестно отнесся к своим собственным правам, 90 из 100. Поэтому нужно самим ответственнее относиться к своим правам.

G: А по состоянию здоровья сколько было возвращено мобилизованных?

З.Г.: По моим данным, это единичные случаи. Не более восьми — десяти человек по республике.

G: Вы говорили, что удалось вернуть мобилизованных отцов троих детей. Расскажите об этом.

З.Г.: Мы не можем сказать, что это заслуга только республиканского СПЧ. Это взаимодействие нескольких структур. Отмечу Следственный комитет РФ и заместителя председателя СПЧ при президенте Ирину Киркору. Но ничего бы не получилось, если бы не жены призывников, которые не оставляли в покое никого. Мы же обзванивали всех, кого могли, писали письма в федеральные органы власти, ходили к военным, в прокуратуру. Самое главное, смогли вернуть мобилизованных с приграничных с зоной СВО территорий, хотя изначально нам говорили, что возвращать будут только из мест боевого слаживания.

G: Были ли жалобы на отсутствие положенных выплат мобилизованным?

З.Г.: Вопросы с выплатами решены. Если есть сложности с выплатами, это отдельные случаи, когда не хватает определенных документов либо допущены технические ошибки. Все сложности решаемы.