Классическая «Игрушка» Франсиса Вебера и ее новый ремейк

В прокат выходит фильм Джеймса Юта «Новая игрушка» (Le Nouveau Jouet), ремейк классической комедии Франсиса Вебера «Игрушка» (1976). Там Пьер Ришар сыграл одну из своих лучших ролей — Франсуа Перрена, ставшего живой игрушкой пресыщенного мультимиллионерского отпрыска и сумевшего перевоспитать своих эксплуататоров. Михаил Трофименков впал от опуса Юта в такое отчаяние, что в терапевтических целях пересмотрел оригинал Вебера.

Наверное, с фильмом Юта надо просто смириться — ну, принять его за социологический феномен, а не за комедию. Да и галльский юмор уже не тот и никогда не будет таким, как во времена великого Вебера, и французские реалии за четверть века изменились бесповоротно. Но в любом случае страшно хочется сравнить два фильма, выписать такие два столбика: что было, что стало.

Итак, был Франсуа Перрен, кудлатый и незадачливый журналист, на которого малыш Эрик ткнул пальцем: «хочу это». При всей бурлескной, казалось бы, самодостаточной пластичности Ришара в его персонаже была неподдельная горечь унижения интеллектуала перед враждебной, но неодолимой властью денег. И бунт, который он затевал на пару с Эриком — издание фанзина против папаши-богача,— был отчаянным бунтом человека, которому судьбой предначертано или сдохнуть, или продаться.

В версии Юта игрушкой становится марокканец Сами. Сыграл его стендапер Жамель Деббуз не лучше и не хуже, чем любой стендапер североафриканского происхождения может сыграть бессмысленного пацана из спального пригорода Парижа, сыплющего улично-народными мудростями типа: «Не грусти, а то хвост не будет расти». Издержки политической корректности тут ни при чем. Так, в американском ремейке Ричарда Доннера (1982) игрушкой становился афроамериканец. Но тамошний герой Ричарда Прайера был, как и герой Ришара, интеллектуалом, писателем, вынужденным работать уборщиком. То есть там был мотив двойного унижения.

Сочувствовать же Сами по поводу того, что его покупают как живую игрушку, у зрителей нет ровным счетом никаких резонов. Потешать мальчишку — чем это хуже и унизительнее, нежели торговать на блошином рынке бессмысленными чайниками о двух носиках? Тереть терки с пацанами с района, каждому из которых то ли Сами чего-то должен, то ли они ему должны? Врать беременной жене, вкалывающей, в отличие от мужа, на реальном производстве, о сногсшибательных перспективах своего малого бизнеса? Типа продажи всей партии своего товара в Литву или перспективах производства чайников с тремя носиками.

Деббуз не просто марокканец по происхождению, но еще и инвалид. Вся Франция знает, что, когда малолетнему преступнику из Нанта было четырнадцать лет, он попал под поезд и с тех пор прячет искалеченную правую руку в карман пиджака. Честь и хвала актеру. Сумевшему, несмотря на тяжелейшую травму, сделать большую карьеру. Но нельзя ли было хоть как-то сценарно мотивировать увечье Сами? А то, воля ваша, странно выглядит реальный пацан, всегда прикинутый в пиджак.

В фильме Вебера антагонистом Перрена был магнат Рамбаль-Коше, сыгранный великим Мишелем Буке, похожим одновременно на иезуита и на любого из премьер-министров или президентов (за исключением де Голля, конечно) Четвертой республики: великолепная икона власти.

В фильме Юта его дублера по имени Филипп Этьенн сыграл Даниэль Отёй, едва ли не лучший французский актер последних десятилетий. Его герой похож уже не на Франсуа Миттерана, а на состарившегося гангстера. Да, с годами он все больше напоминает Роберта де Ниро. Но что-то в Отёе проступает мифологически французское, что-то от Жана Габена и Лино Вентуры.

Наверное, только присутствие Отёя придает хоть какой-то если не смысл, то интерес «Новой игрушке». Что на своего сына, живущего в выморочном виртуальном мире, что на бессмысленного Сами он смотрит с горькой усмешкой человека, помнящего иные времена, когда французская комедия еще была французской комедией, а не балаганом на злобу дня.