Председатель Российского Красного Креста Павел Савчук о гуманитарной работе в условиях кризиса

Российский Красный Крест (РКК) в рамках реагирования на украинский кризис привлек 455 млн руб., из них 195 млн — внутри страны и около 260 млн — по линии Международного движения Красного Креста и Красного Полумесяца. Благодаря этому помощь получили 500 тыс. человек, приехавших в Россию после начала боевых действий в Донбассе и на Украине. Председатель РКК Павел Савчук подчеркивает, что организация выступила основным координатором гуманитарной помощи по всей стране. При этом на международном уровне роль РКК часто «приуменьшается». В интервью корреспонденту “Ъ” Наталье Костарновой он рассказал, как удается поддерживать диалог с зарубежными партнерами, какие уроки РКК извлек из споров о сборе средств для пострадавших в результате пожара в «Зимней вишне» и для чего нужен отдельный закон о Российском Красном Кресте.

«Как из всех нуждающихся выбрать самых нуждающихся»

— В последнее время у благотворительных и гуманитарных организаций, к сожалению, было много работы. Как бы вы описали этот год?

— Год был очень тяжелый. Для нас особенно было важно, чтобы необходимость экстренного реагирования на украинский кризис не привела к тому, что наша обычная деятельность по поддержке уязвимых категорий населения России сократилась или вообще исчезла. А иногда это как бы кажется очень логичным — бросить все силы на какой-то вопрос и заниматься только им. Поэтому в этом году у нас было три основных вектора: реализация наших социальных программ, реагирование на украинский кризис помощью беженцам и переселенцам и наша деятельность по обновлению организации. Что касается украинского кризиса, он стал огромным вызовом. Более 4,5 млн человек прибыли в Россию, по данным МЧС, беженцы и переселенцы как из Донбасса, так и с разных территорий Украины. РКК выступил основным координатором гуманитарной помощи по всей стране. Мы собирали средства, передавали и помогали какое-то время с обустройством пунктов временного размещения, выдавали гуманитарную помощь тем, кто живет вне пунктов временного размещения. Ведь особенность именно украинского кризиса 2022 года в том, что большая часть беженцев жила вне ПВР. С одной стороны, многие подумают, что это хорошо, потому что, значит, у них есть собственные средства на жизнь. Но, с другой стороны, нам тяжелее выйти на таких людей.

— А как вы им помогаете?

— Мы использовали инструменты, которыми до нас гуманитарные организации в России не пользовались. Это различный тип ваучерной поддержки. Вообще взяли курс на то, чтобы даже в самой непростой ситуации создать человеку комфортные условия, чтобы он чувствовал себя полноценным членом общества, чтобы мог взять не то, что мы ему принесли в пакете, а пойти в магазин и на этот ваучер, на 5 тыс. руб., купить то, что ему нужно. Или пойти в аптеку с аптечным ваучером. Кроме того, ближе к осени мы начали предоставлять людям материальные выплаты, потому что в это время года растут потребности, и уже более 54 тыс. человек получили подобные выплаты от РКК.

— Дважды может семья или человек получить ваучер?

— Так как ресурсов у нас не так много, как нам хотелось бы, всегда приходится делать сложный выбор, готовы ли мы этой семье дать два раза помощь или эту помощь мы должны разделить на две семьи. Для того чтобы упросить себе задачу, мы определили самые уязвимые категории: семьи с детьми и особенно с детьми-инвалидами, пожилые люди, многодетные. Материальные выплаты могут также получить беременные женщины и одинокие родители. Когда эти группы переселенцев охвачены помощью, мы расширяем категории, либо делаем дополнительные выплаты, если на это есть основания. Например, в Воронежской области мамы с новорожденными получают каждый месяц подгузники и детское питание. До сентября помощь выдавали всем обращавшимся каждый месяц, а с сентября — только новоприбывшим на территорию области. Это объясняется снижением потоков гуманитарной помощи, сокращением наших запасов. Ну и всегда, конечно, бывают люди, которые немного недовольны. Они считают, что им нужно дать больше какой-то помощи, и поэтому мы всегда стоим перед очень непростым выбором. Вообще работа в благотворительной сфере, в Красном Кресте, этим и сложна: как из всех нуждающихся определить самых нуждающихся и как справедливо распределить помощь? Предстоит в этом направлении еще много работы — выработка стандартов и методической базы.

«Если бы был закон, мы бы сейчас работали по-другому»

— Еще весной этого года вы говорили, что ждете закон про Российский Красный Крест. Но закона нет. Почему?

— В процессе принятия закона не все зависит от нас. Минздрав объявил о том, что закон будет внесен в Госдуму будущей весной, и в весеннюю сессию, надеемся, будет рассмотрен. Для этого нужно стать в план законотворческой деятельности. Но, конечно, закон нам очень нужен. И наверное, если бы он был сейчас, может быть, мы работали бы еще более эффективно.

— Что вы имеете в виду?

— Без этого закона мы просто одна из сотен и тысяч некоммерческих организаций, которые работают в нашей стране. Мы обращаемся с какими-то запросами, как любое НКО может обратиться за помощью к региональным властям или муниципальным. Ну, и почему чиновники должны рассмотреть наши письма в приоритетном порядке? А ведь, например, помещения мы просим не себе под офисные центры, мы просим для того, чтобы люди не стояли на улице или в душном коридоре, или не толпились в небольшом холле, ожидая помощи. Чтобы они нормально, по-человечески, в комфортных условиях ее получали. У нас иногда эти региональные отделения располагаются в подвальных помещениях. В таких случаях хочется обратиться к главам регионов и спросить, вам бы приятно было таким образом получать помощь? Отмечу, что это мировая практика, в 80 странах мира есть подобные законы о национальных обществах. И во-вторых, это расширение наших возможностей решения гуманитарных задач. Законодательно будет закреплена обязанность органов власти взаимодействовать с Российским Красным Крестом для получения информации. А почти все наши обращения связаны с интересами и правами людей, оказавшихся в уязвимом положении. Наконец, закон закрепит роль национального общества в гуманитарной сфере, как и во всем мире, и послужит в том числе защите логотипа и эмблемы Красного Креста, чтобы они не использовались в мошеннических и коммерческих целях. Посмотрите, сколько частных клиник пользуются нашей узнаваемой эмблемой.

— Что делает РКК не такой, как другие российские НКО?

— Мы работаем в соответствии с очень четкими регламентами и нормами. Эти нормы закреплены в уставе Международного движения Красного Креста и Красного Полумесяца и уставе РКК, в решениях международных конференций, в которых участвуют, например, МИДы всех стран. Эти основополагающие принципы помогают нам не занимать никакую политическую сторону. Они помогают нам работать с людьми, которые имеют разные взгляды, и государство, принимая закон, берет на себя обязательство — в законе это прописано — уважать наши принципы, не оказывать давление, не вовлекать в какие-то там политические моменты.

— Ваши российские коллеги по сектору не возражают против стремления РКК получить особое положение?

— Знаете, я тоже вначале думал, что будут какие-то такие недовольства. Но, честно говоря, я их не услышал. Наверное, все понимают, что все-таки Российский Красный Крест имеет определенные отличия: исторически и практически. Мы можем использовать международные гуманитарные возможности, международные средства, международную экспертизу, привлекать дополнительных сотрудников из всех стран мира для того, чтобы помочь людям на территории России. Мы помогаем и сотрудничаем со многими организациями как российскими, так и международными, и в этом плане являемся, может быть, даже оператором таких гуманитарных программ.

«Даже в самые тяжелые годы национальные общества стараются поддерживать диалог»

— Вы по итогам голосования вошли в состав правления Международной федерации обществ Красного Креста и Красного Полумесяца от Европейского региона — впервые за десять лет там есть представитель России. Что это значит на практике? Что это изменило в вашей работе? Какие добавились у РКК возможности?

— Это были открытые выборы тайным голосованием, которое проводят все национальные общества со всего мира на Генеральной ассамблее. Мы избирались от Европейского региона и заняли со 105 голосами второе место. На первом — Франция, она собрала 124 голоса. В правление входят 26 человек со всего мира, не так уж много. Для нас это возможность представлять интересы национальных обществ всего русскоговорящего региона, наших приграничных стран, с которыми мы находимся в очень тесной коммуникации, исторически, ценностно, географически, культурологически. То есть членство в правлении — это больше не про РКК, а про участие в глобальной гуманитарной работе, принятии ключевых решений и постановке ключевых вопросов, от которых и будет зависеть гуманитарная ситуация в мире. И, конечно, это оценка нашего вклада в разные исторические периоды в общую гуманитарную работу. Например, подходы к работе с пациентами с туберкулезом во всем мире основываются именно на опыте Советского общества Красного Креста и Красного Полумесяца.

— Украинский КК, напротив, настаивал на исключении нашего национального общества — после того как вы собрались открыть отделение в Ростове. Какие действия вам пришлось предпринять, чтобы этого не случилось?

— Новости, о которых вы говорите, касались деятельности МККК. Это организация, которая оказывает помощь людям, пострадавшим в результате вооруженных конфликтов и в других ситуациях насилия. Наше Ростовское региональное отделение действует с 1894 года. Более того, Ростовское региональное отделение активно работает на протяжении всего украинского кризиса, оно не закрывалось, и мы не планировали открывать в этом году второе представительство в этом субъекте страны. В одном регионе может быть только одно региональное отделение.

Отмечу, что даже в самые тяжелые годы, какие бы ни были отношения между странами, национальные общества стараются поддерживать диалог, иногда выступая единственными лицами, организациями, которые поддерживают этот контакт. И тот случай, о котором вы говорите, конечно, для нас это стало такой… неожиданностью. Но мы уверены в том, что мы делаем. Это наша страна, это люди, которые нуждаются в помощи, и мы действуем в строгом соответствии с нашим уставом и основополагающими принципами. И у нас, и у наших коллег нет сомнений в правильности наших действий. Наверное, если бы такие сомнения были, то какие-то санкции были бы предприняты в отношении РКК. В то же время, к сожалению, на наш сайт были DDoS-атаки, были атаки на электронные почты и были громкие заявления в западных СМИ.

— А что за заявления?

— Ну про то, что обвиняют нас то в одном, то в другом, и все муссируется в СМИ. Например, что у нас нет доступа в ПВР или мы нарушаем правила движения и так далее. Но наша твердая позиция: ничто не должно отражаться на людях. Иногда видим, надо признать, и преуменьшение роли, вклада Российского Красного Креста в помощь беженцам. И нам самим нам это неприятно и в профессиональном плане, и по-человечески. И это недопустимо по отношению к сотрудникам, волонтерам, которые каждый день помогают беженцам.

— Как это проявляется, что значит — преуменьшение роли?

— Стараются не выводить на первый план деятельность РКК. Из всех приграничных с Украиной стран мы находимся на втором месте по количеству беженцев. Больше только в Польше. Если мы обсуждаем какие-то вопросы, связанные с тем, что делается по украинскому кризису, какая помощь идет беженцам, то в моей логике идти нужно, начиная с тех стран, в которых наибольшее количество беженцев. И стараться сосредоточить ресурсы нужно именно в этих странах. А мы иногда видим противоположный процесс... Мы не нарушаем никакие законы, не совершаем преступления, мы работаем так, как во все времена работало наше национальное общество.

И если в какой-то момент работа в интересах людей окажется вне закона для кого-то из наших международных партнеров, то думаю, это станет точкой невозврата в гуманитарном движении всего мира.

— Как идет взаимодействие с Украинским КК?

Мы несколько раз обращались к коллегам, чтобы установить каналы диалога. Мы понимаем их опасения, и поэтому наш диалог мог бы носить исключительно гуманитарный и конфиденциальный характер. Он важен, например, в вопросах восстановления семейных связей переселенцев. Поэтому мы и в начале кризиса обращались, и в середине кризиса, но ответа не получили.

— Вы много говорите о принципе политической нейтральности. Но при этом, например, Международная федерация не работает в Крыму и денег на крымские и севастопольские отделения не выделяет.

— Действительно, Международная федерация не оказывает финансовую поддержку этим региональным отделениям в рамках украинского кризиса. Стоит отметить, что в 2018 году, когда была трагедия в Керченском политехническом колледже, Международная федерация оказывала поддержку Российскому Красному Кресту. И мы, конечно, всегда будем помнить эту поддержку. Сейчас Крымское и Севастопольское отделения получают полноценную поддержку от центрального аппарата Российского Красного Креста. У них, как и у других региональных отделений, есть возможности от наших грантов, субсидий, субсидируемых проектов, прямой гуманитарной помощи. Мы перераспределяем ресурсы внутри организации и стараемся сосредоточить на этих региональных отделениях средства из наших фандрайзинговых сборов. Десятки тонн гуманитарной помощи были переданы в эти регионы за десять месяцев.

— Сейчас в каких регионах больше всего нужна ваша помощь?

— Добавился Краснодарский край, Севастополь, Крым, потому что туда эвакуировались люди из Херсонской области. И остаются, конечно, приграничные регионы, в которых мы работаем с самого начала. В них ситуация меняется то в одну сторону, то в другую. Если люди видят, что ситуация немножко успокоилась, то хотят вернуться домой. А побыв немного там, возвращаются обратно. Такие потоки нельзя остановить. Кто-то хочет проведать свой дом, увидеться с близкими, а потом по какой-то причине возвращается обратно и снова может рассчитывать на нашу поддержку.

«Российский Красный Крест не подменяет собой государство»

— РКК оказывает переселенцам разовую помощь. А если к вам приходит человек с хроническим заболеванием, например диабетом или ВИЧ, как ему системно организовать медицинскую поддержку?

— У РКК есть очень важное правило: мы не подменяем собой государство. Мы всегда смотрим, есть ли у человека возможность получить государственные меры поддержки. Есть люди, которым где-то отказали в лечении, но такие случаи единичные. В рамках украинского кризиса таких ситуаций мы почти не встречали, потому что по большей части речь о гражданах с российскими паспортами или с паспортами ЛНР, ДНР, либо с украинскими, для которых также введен особый статус, и им не составляет труда получить терапию, как российским гражданам, в государственной сети здравоохранения. Но я помню, что в 2014 году были ситуации, когда мы обеспечивали лекарствами жителей Донбасса. Это были программы на один, на два, на три года. Сейчас такие программы актуальны для беженцев из других стран. Например, с августа 2021 года по январь 2022 года мы оплачивали ведение беременности беженке из Афганистана: у женщины нет российского паспорта, вероятность его быстро получить очень небольшая, а ей рожать. Кроме того, мы покрывали расходы иностранным гражданам на вакцинацию от COVID-19, когда это было необходимо для трудоустройства на работу. Наши региональные отделения тоже очень душевно и внимательно относятся к проблемам переселенцев. Например, в Воронеже председатель нашего отделения купила девушке, приехавшей из Донецка, за свои деньги акушерское кольцо, что ей позволило сохранить беременность. Сейчас она растит сына, назвала мальчика Ильей. Мы создали специальное подразделение, которое называется «Центр РКК по вопросам миграции», где целая группа кейс-менеджеров помогает людям с такими нестандартными жизненными ситуациями.

— Вы оказываете психологическую помощь. Кто и как поддерживает людей в такой сложной ситуации?

— Мы с самого начала сформировали команды специалистов психосоциальной поддержки, которые могут и выдать гуманитарку, и оказать первую психологическую помощь. Кроме того, у нас работает единая горячая линия первой психологической помощи. С февраля на нее поступили почти 14 тыс. звонков с просьбой оказать психологическую поддержку.

— То есть люди готовы говорить с российскими волонтерами? Они лишились дома из-за военных действий. Можно представить, в каком состоянии и настроении они сюда приезжают.

— Звонки бывают совершенно разные. Какие-то, конечно, на эмоциях: человек плачет, кричит, ругается. Какие-то звонки тихие, человек просто молчит, и психолог, понимая это, подстраивается под ход разговора. У всех разный фон настроения, все находятся в разных обстоятельствах, кто-то давно в России, кто-то совершенно недавно, но сам факт того, что они обращаются за помощью в Российский Красный Крест, что они просто осознают, что им нужна такая помощь, и они готовы ее принять, мне кажется, очень важен. И еще важный аспект — это психологическое состояние самих наших сотрудников и волонтеров. Пройдя через большое количество человеческой боли, напряжение, иногда недовольства, они сталкиваются с психоэмоциональным выгоранием. Условно, вы сидите, раздаете гуманитарную помощь восемь часов, потом люди приходят, на вас, не разобравшись в вопросе, ругаются, пишут жалобы потому, что у вас в эту секунду не было нужного размера одежды. Да, мы, к сожалению, не магазин одежды, мы не всегда можем запастись всеми размерами. Мы пополняем наши запасы, но по мере появления ресурсов.

— А куда можно написать жалобы?

— Пишут нам в центральный аппарат, пишут в различные органы власти, в проверяющие инстанции, пытаясь в чем-то нас уличить — например, позвонили и не дозвонились. Да, к сожалению, иногда бывают очень загруженные телефонные линии, мы тоже видим эти проблемы, мы честно о них говорим и самим себе, и людям. Тут мы просим относиться просто с терпением и пониманием. Мы стараемся расширять наши возможности оказания помощи.

— Боевые действия длятся в Донбассе более восьми лет. РКК, наверное, и раньше приходилось помогать беженцам из республик. Как менялось с годами их число и объем вашей работы?

— За 2014 и 2015 годы более 400 тыс. человек в 50 регионах страны получили помощь от Российского Красного Креста. А за последние 11 месяцев — 500 тыс. человек. Наши возможности, наша активность тоже увеличились. И если тогда кризис начался летом и поэтому людям было комфортнее перемещаться, то сейчас люди уезжали зимой. Потом было лето, потом снова зима, и понятно, их потребности динамично меняются. Надо отметить, что готовность регионов принимать беженцев тоже была на высоком уровне, особенно в южной части нашей страны. Видно, что это были уже отработанные схемы. У нас, конечно, изменились инструменты нашей работы. В этот год мы выдавали почти 18 тыс. аптечных ваучеров. Мы больше, чем в 2014 году, помогали с оснащением пунктов временного размещения, покупали туда фены, телевизоры, холодильники, коляски.

— Вы сказали, что помощь получили 500 тыс. человек, а официально прибыли в Россию 4,5 млн. Что с остальными 4 млн?

— Тут однозначно сказать нельзя. Я назвал цифры Российского Красного Креста, а есть еще государство, множество других организаций. Думаю, что есть и категория людей, которым помощь не нужна, у которых есть родственники в России. Кто-то устроился на работу, у кого-то было здесь жилье... Конечно, мы видим только тех, кто к нам обратился. И, наверное, есть люди, до которых мы не дотянулись. Задача — делать все возможное, чтобы наши гуманитарные инструменты до них дошли, чтобы наши сотрудники до них дошли. Надеюсь, как раз закон нам в этом в будущем поможет.

— Мандат РКК позволяет ему работать только на территории России. А у нас — четыре новых региона. Планируете ли вы открывать отделения в Донецке, Луганске, Мелитополе, Херсонской области?

— На данный момент мы не работаем в новых регионах. Однако мы сотрудничаем с российскими организациями, которые там работают, и стараемся ни один запрос без ответа не оставлять. Мы его переадресуем в те организации, которые имеют там возможность действовать. В Донецке и в Луганске сейчас работает Международный комитет Красного Креста, и мы ежедневно обсуждаем варианты оказания помощи на этих территориях с коллегами. Но вопрос, конечно, очень сложный.

— А в Крыму и Севастополе когда появились региональные отделения РКК?

— В 2014 году они провели свою региональную конференцию и приняли решение войти в состав Российской Федерации. Это было не решение центрального аппарата РКК. Конечно, стоит отметить, что тогда на этих территориях не было боевых действий. Открыть или перезапустить отделение в мирном городе намного проще, чем открыть отделение на территории, на которой идут боевые действия.

— То есть сейчас вы не можете работать в новых регионах, потому что там МККК и это боевые действия — их мандат. А планируете ли в целом?

— Мы не работаем там не из-за МККК. Не совсем так. Международный комитет Красного Креста специально создавался для того, чтобы работать во время вооруженных конфликтов. У них есть большой опыт для этого. И мы активно наблюдаем за работой коллег в этих регионах, потому что если этой работы будет недостаточно или гуманитарные потребности будут требовать включения в этот процесс Российского Красного Креста, то мы, конечно, будем предпринимать какие-то действия.

«С лета объемы гуманитарной помощи снижаются»

— Многие благотворительные организации говорят о проблемах с пожертвованиями на свою основную деятельность. С другой стороны, социологи фиксируют рост активности по поводу помощи пострадавшим из-за боевых действий гражданским людям. Что у вас с пожертвованиями?

— Вовлеченность в благотворительность во время кризисов и трагедий всегда возрастает. Она имеет всплескообразный характер. Сначала люди активно жертвуют. В первые месяцы мы видели очень большие сборы. Всего внутри страны на украинский кризис мы собрали 195 млн рублей, а по линии Международного движения Красного Креста и Красного Полумесяца получили еще порядка 260 млн. рублей.

Но надо признать, что с лета объемы гуманитарной помощи от компаний и физических лиц снижаются.

Это связано с тем, что люди уже привыкли к ситуации, эмоции остыли, и с тем, что, может быть, возможности у людей уменьшаются.

Какие-то компании ушли с российского рынка и перестали нам помогать, это тоже отражается на сборах. Но зато появляются другие компании, о которых раньше мы вообще не знали. Конечно, сейчас у нас оставшихся денег не так много, но мы активно ищем новые ресурсы для того, чтобы помогать людям.

— Основной источник вашего дохода — это фандрайзинг. А что с выделением государственного бюджета?

— В рамках украинского кризиса мы не используем государственные средства. Деньги, которые мы используем в этой работе, 450 млн руб., привлечены в рамках национального сбора, а также выделены нам коллегами из МФОККиКП, МККК, УВКБ ООН и других национальных обществ. Нам не хочется быть обременением для государства. И мы видим свою задачу в том, чтобы дополнять его и поддерживать людей самостоятельно, а не просто передавать людям бюджетные деньги. Государство само может организовать эту систему.

Мы также получаем субсидию от государства на программы по первой помощи и Службе милосердия РКК, другим проектам медико-социального характера.

— После трагедии в «Зимней вишне» в 2018 году на счетах Кемеровского отделения оставалось более 50 млн. РКК тогда в ответ на критику общества проверял его работу. Чем закончилась проверка?

— Проверка закончилась тем, что мы получили от регионального отделения итоговый отчет о расходовании всех средств. Этот отчет сейчас размещен на нашем новом сайте. Тут очень важно понять, что хотят увидеть сами журналисты. Что сегодня собрали деньги, завтра их потратили, послезавтра отчитались. Красивая картинка, люди радостные, получают пакеты с логотипом, все хлопают. Но на практике это совершенно не так. Во-первых, для того, чтобы определить потребности людей, нужно какое-то время. Можно на все собранные деньги, условно, закупить продуктовые наборы и ваучеры. А потом придут люди и скажут: знаете, а помогите мне переехать из одного региона в другой, мне там нужно соединиться с семьей, или что-то еще. И поэтому мы должны понимать, что есть какие-то потребности, которые мы можем предугадать, исходя из ситуации, а есть потребности, которые возникнут из жизни, мы их не можем предугадать. И у нас никогда не было — ни тогда, ни сейчас — задачи потратить деньги в первый день. Мы говорим о долгосрочных мерах поддержки, которые будут длиться столько, сколько необходимо с учетом собранного бюджета.

Но проанализировав ту работу (после пожара в «Зимней вишне».—“Ъ”), мы, конечно, пришли к выводу, что ее можно было сделать в плане прозрачности и подотчетности лучше.

— Но все-таки что пошло не так?

— Я думаю, не смогли дать квалифицированный ответ на те вопросы, которые задавали СМИ. И когда СМИ увидели неконкретные ответы, то возник посыл: ага, значит, вы там что-то хотите спрятать или что-то куда-то хотите забрать. Но, насколько я знаю, в Кемерово в эти процессы были активно вовлечены органы региональной власти, и они бы этого не допустили. Есть же определенные процедуры, всем известные, есть органы прокуратуры, которые могут проверить, есть органы власти, которые могут запросить любые документы. И, насколько я знаю, таких вопросов в этой части нет. Просто это требует от нас большей внимательности при организации сборов. И когда мы начинаем какой-то сбор, мы должны обязательно указывать направление расходования этих средств. Мы должны понимать приблизительно, на что мы их потратим. И, что самое важное — именно вот этого не было в Кемерово — мы должны установить предельную сумму сбора. Там же деньги собирались, пока собирались. Это допустимо в случае с украинским кризисом, так как мы не знаем, когда он закончится, но не в таких ситуациях. С другой стороны, я не могу обвинять своих коллег в случае с «Зимней вишней», потому что может быть обратная сторона, когда денег не хватит, и люди спросят: «А почему вы остановили сбор?»

— Что делает Красный Крест, если денег собрали именно на эту проблему сверх потребности? Как их потратить так, чтобы у жертвователей не осталось вопросов и недовольства?

— В соответствии с новыми стандартами деятельности РКК при открытии каждого целевого сбора формируется специальная комиссия, определяющая направления расходования средств и контролирующая весь процесс, в том числе мониторинг всех мер поддержки и рациональное использование средств. В подобные комиссии входят в том числе и представители пострадавших от тех или иных ЧС и органов власти. После закрытия каждого сбора комиссия распределяет средства по направлениям расходов: выплатам, адресной помощи, санаторно-курортному лечению, психосоциальной поддержке и другим. Так как объем поддержки обусловлен объемом сбора, то, соответственно, чем больше денежных средств, тем больше благополучателей мы можем охватить и более разнообразные меры поддержки им предоставить. Однако мы стараемся распределить всю собранную сумму в соответствии с теми потребностями, которые есть у нуждающихся. Основное решение для того, чтобы жертвователи понимали, как и на что потрачены их средства,— это публикация подробной публичной отчетности по каждому из проектов, на которые осуществляется сбор средств. На наш сайт, который мы перезапустили в этом году, выкладывается постатейная информация об использовании собранных средств. Кроме того, за 2022 году мы опубликуем консолидированный публичный отчет по реализуемым программам.

— После, в августе, источники СМИ в правлении РКК заявляли, что Международный комитет Красного Креста временно прекращает работу с головным офисом Российского Красного Креста и будет взаимодействовать напрямую с региональными отделениями. Действительно ли сотрудничество прекращалось? Куда поступают деньги сейчас?

— Так как и в делегации МККК, и в РКК сменились представители, мы можем только выдвигать свои гипотезы. Но что я могу сказать по поводу текущего момента: в декабре 2021 года в РКК прошла специальная процедура, которая называется Due Diligence Assessment, от Международного комитета Красного Креста. Она, в частности, позволяет оценить финансовую сторону работы и ответить на главный вопрос для партнеров: можно ли в финансовом плане доверять организации. Мы такую процедуру проходили впервые и прошли успешно. Нам были, конечно, предоставлены рекомендации для улучшения внутренней нормативной базы и документооборота. Но коллеги, насколько понимаю, результатом довольны. Нам присвоена определенная ступень финансового доверия. Итогом этого стало возобновление сотрудничества напрямую центрального аппарата Российского Красного Креста и Международного комитета Красного Креста. В ближайшие годы мы снова будем проходить эту оценку для того, чтобы выйти на следующий уровень, и с каждым уровнем система отчетности перед партнером упрощается. Благодаря этому, с конца 2021 года мы перешли на такое централизованное взаимодействие не только с МККК, но и с другими международными организациями, и пока ни у кого вопросов в этом плане к нам не возникало.