В интернете вышел документальный фильм о буднях Большого театра

В сети вышел полуторачасовой документальный фильм «Большой. Сезон» о жизни главного театра страны, созданный «МТС Медиа» при поддержке Министерства культуры. Благостный парад героев театра — от новичка-баритона до генерального директора — принимала Лейла Гучмазова.

Фильм начинается историей Золушки — баритона из Саратова Андрея Потатурина, три года назад пославшего свою запись в Большой и попавшего в штатные солисты. О своей новой реальности он бесхитростно рассказывает в камеру: «Это же Большой театр, Эрмитаж какой-то. Тут простых людей не бывает, я их только на YouTube смотрел». Тут же сухонькая профи-концертмейстер наставляет этого нового Онегина перед дуэлью: «Вы мне сейчас какую эмоцию даете? Издевайтесь, а то вы добрый какой-то, как мишка плюшевый». Онегин-Потатурин действительно очень похож на мишку. И он немного ропщет: «Прослушивания, уроки, мастер-классы… голова перестает перерабатывать, жизнь делится на до театра и после».

Фильм перебивают заставки с названием времен года, фоном служат премьеры вокруг пандемии. Режиссер-постановщик Анастасия Попова, она же автор сценария вместе с Мариной Бандиленко, позволяет себе не придумывать концепций (и тем более их не держаться) и попросту любоваться героями. Сюжет как-то без привязки взлетает к звезде Светлане Захаровой, и в ответ на ее «Я не служу, а работаю, просто иногда работаю, как шахтер» художественный руководитель балета Махар Вазиев отзывается: «Она лучшая классическая балерина мира. Я их видел, она лучшая. Если б сегодня не было Захаровой, уровень в Большом театре был бы другой. И посмотрите, как она вкалывает».

Атмосферу создают прозаические будни других вкалывающих — монтажеров и швей, куски репетиций и сцены из спектаклей, а повествование плутает по героям. Торжественное лицо гендиректора Владимира Урина «для прессы» меняется на озабоченное при разговоре о таланте и конкурентной среде. Подкрепляют тезис труды и дни Большого балета. На репетиции «белого» акта «Жизели» истонченный и нервный Махар Вазиев кричит: «Быстрее бежим, девочки! Быстрее бежим, говорю!» И хотя совершенно непонятно, как он отличает в гомогенной белотюниковой массе Машу от Даши, за косые стопы им достается адресно. Вазиев рассуждает о жесткости критериев и страхе пропустить талант, а дебютантка Маргарита Шрайнер трепещет: «Я не верила своему счастью. Понимала, что мне придется стоять в кордебалете и ждать своей очереди. С приходом Махара Хасановича был резкий старт». И к ее речам режиссер монтирует холодный душ шефа: «Я просто слышать не могу больше "я стараюсь"… Да какого черта мне твои старания, кому они нужны? Ты возьми и добейся результата!»

Заметки о кислотности конкурентной среды в фильме разбавляет записной принц Владислав Лантратов, тепло говоря о ролях коллеги Дениса Савина: «Как он это делает, я не понимаю и каждый раз восхищаюсь его уровнем танцовщика и думающего человека». Запыхавшийся Савин на ходу кидает съемочной группе, что будет учить понравившийся ему текст, даже если не выйдет на сцену, а потом блистает в роли Леонта в «Зимней сказке» Кристофера Уилдона, ведь по-настоящему сделанные партии не только не пропадают — вытаскивают спектакль.

Вообще, балет в фильме и представлен объемнее, и смотрится обаятельнее. Интеллигентный Борис Акимов вдруг барски кидает ученикам: «Крутитесь!» Не видя камеру, балерина закидывает ногу куда-то к потолку да так и стоит, ждет лифта. Суровый педагог трубит: «Ногу надо вынуть!» И нежное создание, в сердцах зафутболив носки, падает на пол. Камера только один раз дает замедленную съемку прыжка, попутно заставляя припомнить, что па-де-ша (pas de chat) означает, если буквально, «кошачий шаг».

Дважды камера становится репортажной: ошарашенного Дениса Савина объявляют премьером, и посреди спектакля «ломается» балерина; только что «державший» ее на сцене Игорь Цвирко в том же темпе несется с коллегой в медчасть. Впрочем, эпизоды эти будничные, а единственный претендующий на остроту сюжет достался опере «Мазепа». Начался он с обстрела режиссером нашего знакомого дебютанта: «Андрей, собери мозги в кучу! Хорошо, что ты помнишь название спектакля! Андрюша, улыбайся, ты в руках держишь девку!» (И добродушный Потатурин бубнит за кадром: «В Большом — закаляюсь!») Красавица меццо Агунда Кулаева с полуулыбкой уверяет, что половина режиссерских находок мешает петь. А режиссер Евгений Писарев бьется с дирижером Туганом Сохиевым. Они, конечно, не Дэвид Паунтни и Юрий Темирканов, разругавшиеся до отказа маэстро выйти на поклоны, но, слава богу, камера поймала конфликт — иначе бы фильм получился пресным.

Писарев злится, что маэстро «мыслит, как учили в учебнике по музлитературе», а Сохиев — что опера становится режоперой, но его, мол, задача — донести до зрителя замысел композитора. Дирижер уверяет: «Чайковский тут пишет "там-пам", наши одерживают победу», а Писарев: «Наоборот! Мы показываем не победу, а ужас войны». И только премудрый артист итожит, что все вокруг должно зарядиться негативом, позитивом, смехом и криком, чтобы произошел взрыв и было создано сверхвещество спектакля. Получилось ли сверхвещество фильма? Это смотря для чего он родился. Если для первого знакомства с театром, то, несмотря на странные перекосы, вполне. Если для определения специфики Большого театра — вряд ли, ибо после него кажется, что все театры счастливы и несчастливы одинаково.