Дахбия Б., Вильям М. и закон об иммиграции во Франции

Закон об иммиграции, который должен быть весной поставлен на голосование во французском парламенте, взвешивается юристами и политологами, яростно обсуждается политиками правого и левого флангов и находит все больше понятных французам аргументов в полицейской хронике. Об обществе, взбудораженном предстоящим голосованием,— корреспондент «Ъ» во Франции Алексей Тарханов.

Традиционно во французском обществе есть два полярных мнения об иммигрантах — левые полны сочувствия к несчастным людям, не по своей воле покинувшим родину, правые считают их ордой захватчиков, нахлынувшей, чтобы погубить старую добрую Францию. Между этими полюсами еще множество мнений, но в последние годы они заметно смещаются вправо.

Образ нынешнего иммигранта — это не столько пламенный борец за свободу или честный работяга, который хочет добиться достойной жизни для своих детей, сколько темная личность: преступник, токсикоман, наркоторговец, вор, насильник, в лучшем случае хитрый мошенник, так и норовящий сесть на шею благородному французскому государству, вынужденному принимать на своей территории «всю нищету мира».

Тому способствует полицейская хроника, описывающая преступления, совершенные «понаехавшими». С одной стороны, это логично, учитывая, что иммигранты, особенно те, что находятся в стране нелегально, постоянно украшают своим присутствием сводки происшествий. На печальную статистику ссылается создатель и главный пропагандист закона — министр внутренних дел Жеральд Дарманен. Его поддерживают политики умеренно правого фланга вроде Патрика Стефанини, занимавшегося вопросами иммиграции во времена президентства Николя Саркози. «Мы насчитываем 7% иностранцев среди населения Франции и 22–23% иностранцев во французских тюрьмах»,— говорит он в своих интервью.

В конце 2022 года два громких парижских дела, связанных с иммигрантами, привлекли внимание французов. Первое — происшедшее в октябре жестокое изнасилование и убийство 12-летней девочки Лолы.

Показания свидетелей и неопровержимые улики говорят не в пользу подозреваемой 24-летней Дахбии Б., уроженки Алжира, приехавшей во Францию учиться и затем оставшейся нелегально. Полиция, зная о ее ситуации, выдала ей предписание покинуть страну, так называемое OQTF (obligation de quitter le territoire francais), но женщина совершенно не собиралась этому предписанию следовать. Бессилие властей по отношению к иммигрантке, как уверено теперь общественное мнение, способствовало преступлению.

Второе, еще более громкое, убийство произошло на днях, и его совершил не безродный гость, а хозяин страны.

Вильям. М., 69-летний пенсионер, бывший машинист, элита рабочего класса, с пистолетом в руках прошел по парижской улице д`Энгьен, убивая иностранцев, встреченных им на пути.

Были застрелены двое мужчин и женщина, посетители курдского культурного центра имени Ахмета Кая. Два дня курдская община — с помощью то официальных заявлений, то уличных погромов — требовала, чтобы нападавшего назвали террористом. Власти на это не пошли, признав тем самым гораздо более опасную реальность. На почве ненависти к иммигрантам готовы слететь с катушек даже мирные жители.

Большинство разумных людей резко осудили происшедшее. Для левых убийство стало образцом того, к чему может подтолкнуть французов антииммигрантская пропаганда и, разумеется, заранее порицаемый закон, проталкиваемый правительством. Но в политике то, что для одних белое, для других — черное. Вильям М.— из тех, что составляют верный электорат партии Ле Пен и называют себя коренными французами, francais de souche, в противоположность подсуетившимся в поисках нового паспорта «бумажным французам», francais de papier. Он занимался стрельбой и даже имел в свое время разрешение на оружие, которое выдают только законопослушным членам общества. Однажды его жизнь переменилась — ему пришлось защищать себя и свой дом от двух грабителей-иммигрантов. Один из нападавших был ранен, под суд пошел хозяин дома, а не вор. Вынесенный приговор Вильям М. воспринял как глубокую несправедливость и стал убежденным расистом, в чем теперь с вызовом признается следователям.

Пока что разум торжествует, и ни одна из крайне правых сил не готова открыто поднять убийцу на знамя и сделать его символом «белого сопротивления», как только что сделала Дахбию Б. воплощением «арабской угрозы».

Но исподволь это уже происходит, и люди обсуждают, до чего надо было довести мирного пенсионера, чтобы тот взялся за пистолет. А за год до этого — за саблю, с которой он напал на обитателей иммигрантского лагеря в парке Берси. Пусть родители, а у пенсионера живы родители, говорят о своем сыне как о человеке с больной психикой, крайне правые склонны считать, что руку безумца вела жажда справедливости.

По вполне понятным причинам эти истории звучат в прессе куда громче, чем гораздо более многочисленные ситуации, когда власти щедрой рукой выписывают OQTF, мало заботясь о реальности их исполнения. Не дожидаясь принятия закона, полиция и миграционные службы ужесточили свои правила — что бы ни говорили алармистски настроенные борцы с «понаехавшими». Немало случаев, когда предписания, ломающие жизнь, получают люди, имеющие семью и работу, но не сумевшие вовремя пройти все квесты французской бюрократии.

Адвокаты, занимающиеся правами иностранцев, все чаще признаются в неспособности защитить в подобной ситуации своих доверителей.

Но общественное мнение на глазах склоняется к жесткости, тем более что журналисты перестали проявлять осторожность и скрывать, как это делалось раньше, национальность преступников. Мне никогда не приходилось читать более саркастические комментарии, чем в истории, происшедшей в Нанте, где выходцы из Судана изнасиловали и обокрали женщину. Пострадавшая, убежденная социалистка, обратилась через своего адвоката к общественности, призвав «не смешивать насилие и иммигрантов». На что комментаторы предложили иммигрантам и впредь насиловать женщин левых убеждений, обладающих необходимой широтой кругозора.