Принцип Мимино
Вахтанг Кикабидзе как архетип советского кино
Колоритный и фактурный актер Вахтанг Кикабидзе не мог пожаловаться на невостребованность — помимо фильмов Георгия Данелии на его счету добрых полтора десятка киноработ разного калибра. И все-таки его карьера резко своеобразна. О том, почему ее пиком стала заглавная роль в фильме «Мимино», размышляет Михаил Трофименков.
Не будем лицемерить: выдающимся драматическим актером Кикабидзе не был, да никогда на это звание и не претендовал. Нет-нет, на кинокарьеру он был так или иначе обречен и в силу известности, и в силу мужественной фактурности. Фактуру благополучно эксплуатировало приключенческое кино («Я, следователь» Георгия Калатозишвили, 1972). Кто ж не помнит коварного мистера Джона Глэбба, резидента ЦРУ в африканском государстве Тразиланд и по совместительству наркобарона, из фильма Владимира Фокина «ТАСС уполномочен заявить» (1984).
Единственным, кто творчески использовал фактурность Бубы, оказался, как ни парадоксально, греческий эмигрант-коммунист Манос Захариас. В его фильме о гражданской войне в Испании «Псевдоним: Лукач» (1977) Кикабидзе азартно сыграл вожака анархистов Дурутти. Огромный, затянутый в кожаную сбрую, отважный и катастрофически недисциплинированный, он вел своих верных бойцов в самоубийственную атаку и сам погибал от выстрела в спину. Несправедливо забытый фильм, несправедливо забытая роль.
Что же касается эксплуатации эстрадной славы Бубы, то ее визитная карточка — «Мелодии Верийского квартала» (1974) Георгия Шенгелая. Милый, слащавый лубок-мюзикл, где Кикабидзе честно отрабатывал столь же слащавый образ фаэтонщика Павле, неудачливого, грустноглазого отца-одиночки.
Еще раз: пусть драматическим актером Буба не был, но он сумел стать чем-то несоизмеримо большим — мифом, архетипом, символом, лицом советского кино.
И произошло это благодаря встрече с Георгием Данелией. Впрочем, сам Данелия подтрунивал: это он, обрусевший грузин, стал известен на исторической родине благодаря Бубе. Но трагикомедия «Не горюй!» (1969), уникальная по сочетанию разухабистого веселья и смертной тоски, в одночасье сделала Бубу не просто всесоюзной звездой.
Его герою, молодому сельскому врачу Бенжамену Глонти, на экране словно передавал звание советского киногрузина номер один сам Серго Закариадзе, легендарный «отец солдата». Недаром же Буба запевал на экране «Шен Хар Венахи», ту самую песню, которую Закариадзе пел в фильме Резо Чхеидзе. Страшно сказать, но в роли доктора Буба положил на обе лопатки самого Жака Бреля, в том же году сыгравшего во французской экранизации повести Клода Тилье, действие которой Данелия перенес в Грузию начала ХХ века. Безусловно, он был инструментом, на котором играл гениальный режиссер, но сколь чутким инструментом.
Всего Данелия и Кикабидзе работали вместе на четырех фильмах. Но ослепительный авантюрист Герцог («Совсем пропащий», 1973) и усталый капитан Фома Каланадзе («Фортуна», 2000) померкли на фоне великого Валико Мизандари, он же Мимино («Мимино», 1977).
Валико стал, если угодно, воплощенным символом советского интернационализма и национальной особости. Соединил в себе и национальное самолюбование, и национальную самокритику, и всемирную отзывчивость грузинского народа. Грузил кур на вертолет и мечтал о белоснежных лайнерах. Менял кепку-аэродром на элегантную униформу международного пилота. Хотел Ларису Ивановну и мерз в щегольских штиблетах на московском морозе. Гордо вышагивал «па-аэродрому» с зеленым надувным крокодильчиком и пел по телефону незнакомому собеседнику из Тель-Авива. Не любил плохих людей до такой степени, что кушать не мог, и, уходя от них, невзначай задевал стулом люстру.
И на актуальный вопрос «Что же такое был СССР?» можно с полным правом, невзирая на все, что Буба наговорил об СССР в последние годы жизни, ответить: «Это был Мимино».