Умерла Джина Лоллобриджида

На 96-м году жизни в Риме умерла Джина Лоллобриджида, первая европейская кинозвезда, ослепительно осветившая советский оттепельный кинопрокат в фильмах «Фанфан-Тюльпан» (Кристиан-Жак, 1952) и «Хлеб, любовь и фантазия» (Луиджи Коменчини, 1953). Ушла из жизни последняя соперница Мэрилин Монро и Софи Лорен, с которыми Джина всерьез воевала на поле сексапила и прежде всего идеальных телесных пропорций.

«Я видел много звезд на небе, но такой, как ты, не видел никогда»,— подписал Джине свою фотографию на Московском кинофестивале 1961 года Юрий Гагарин. А может, и не подписал. «Я до сих пор не женат, только потому что не встретил такую женщину, как вы»,— сказал ей Фидель Кастро. А может, и не сказал. «Меня называют американской Джиной»,— ревниво посетовала ей Мэрилин Монро. «А меня —итальянской Монро»,— парировала Джина. А может, и не парировала. Когда Софи Лорен застраховала свой бюст на $120 тыс., Джина ответила страховкой на 600 тыс. А может, и не ответила. Говорят, сирийский генерал Атлас запретил своим молодцам стрелять в итальянских солдат в Ливане, чтобы обожаемая Джина не обиделась. А может, и не запретил. Какая разница, если фильм Роберта З. Леонарда с Джиной в главной роли назывался «Самая красивая женщина в мире» (1955).

Джина не была великой актрисой, как Софи Лорен или Клаудия Кардинале, да и не претендовала на драматические роли. Она вообще не хотела быть актрисой и стала ею, по ее собственным словам, «по ошибке». Девчонка, дочь плотника, мечтала стать то ли оперной певицей, то ли художником, и в разгромленном послевоенном Риме рисовала на улицах шаржи на прохожих: эй, синьор, купите, недорого. Но мама заставила ее окунуться в киношный омут. Дескать, три твои сестры уже играют в массовке и приносят в дом немыслимые для нищей, реально нищей семьи деньги. А чем ты лучше? Оказалось, что лучше всем.

Если кино — это всеобщая греза, воплощение коллективного бессознательного, то юная Джина была воплощенной грезой, мечтой психоаналитика. Осиная талия в сочетании с легендарным бюстом, воронова крыла волосы и широко распахнутые глаза. Как ни удивительно, начав кинокарьеру в Италии конца 1940-х годов, она благополучно миновала увлечение жестким, социальным неореализмом: никаких тебе героинь Сопротивления, никаких падших по вине жестокой жизни девиц. Сыграв Озорницу-Марию, предмет вожделения провинциальных карабинеров в «Хлебе, любви и фантазии» Коменчини, она стала символом так называемого розового неореализма. Кино, где все вроде бы как в жизни, но именно что вроде бы. Кино, которое утешало итальянцев: все будет хорошо, и хлеба навалом, и любви в избытке, и любые фантазии исполнятся.

А еще Джина была главной цыганкой мирового кино 1950-х годов. Настоящей, как Эсмеральда в экранизации Жана Деланнуа «Собора Парижской Богоматери» (1956).

Тот, кто не видел, как отплясывает на площади перед собором Джина-Эсмеральда, не знает, не побоюсь этого сказать, ничего об экранной сексуальности былых времен.

Или поддельной цыганкой, как Аделина в «Фанфан-Тюльпане», заманивающая простака Фанфана в ряды королевской армии времен Семилетней войны.

Естественно, Голливуд не мог упустить такой лакомый кусочек, как Джина. В Калифорнию ее заманил, как говорят, безумный и неряшливый плейбой, самый богатый человек в мире Говард «Авиатор» Хьюз. Из ее голливудских опытов в истории остался разве что фильм Кинга Видора «Соломон и царица Савская» (1959). Джина, само собой, сыграла царицу: ну а кого еще она могла сыграть.

В начале 1970-х, неожиданно сыграв в авторском фильме Ежи Сколимовского «Король, дама, валет» (1972), Лоллобриджида практически рассталась с кинематографом. Посвятила себя фотографии и скульптуре, о чем мечтала с юности. В январе 1996 года она привезла свою небольшую выставку на московский кинофестиваль «Лики любви», пила с автором этих строк шампанское и, кажется, была беззаботно счастлива — как героини ее фильмов 1950-х годов.

Михаил Трофименков