Как деревенский дом превратился в буржуазный коттедж
Григорий Ревзин о самой успешной из утопий
В 1898 году Эбенизер Говард опубликовал брошюру «Будущее: мирный путь к реальным реформам» («To-Morrow: A Peaceful Path To Real Reform») и через четыре года переиздал ее под названием «Города-сады будущего» («Garden Cities Of To-Morrow»). Это короткий текст. Вначале там краткое осуждение современных Говарду больших городов, далее рассуждение о двух возможных формах расселения — в городе и на природе — и третьей, соединяющей их вместе (теория «трех магнитов» Говарда: город — сад — город-сад).
Этот текст — часть проекта «Оправдание утопии», в котором Григорий Ревзин рассказывает о том, какие утопические поселения придумывали люди на протяжении истории и что из этого получалось.
«Шесть великолепных бульваров, каждый шириною в 40 метров, пересекают город от центра к периферии, разделяя его на шесть равных частей. В центре находится кругообразная площадь около 2 гектаров, на которой разбит прекрасный, хорошо орошенный сад. Вокруг этого сада находятся более крупные общественные здания — Городская дума, главный концертный и лекционный зал, театр, библиотека, музей, картинная галерея и больница <…>. К этим строениям примыкает общественный парк около 60 гектаров, с просторными площадками для игр и отдыха, легко доступный для жителей всех частей города. Вокруг всего парка расположена широкая стеклянная аркада — "Хрустальный дворец",— открывающаяся в сторону парка. <…> Здесь выставлены для продажи готовые товары и здесь делается большая часть тех покупок, которые требуют хорошо обдуманного выбора».
Далее следуют коттеджи жителей с их участками, четвертый парк, потом производственная зона и сельскохозяйственные угодья. Поселение нарисовано в форме концентрических кругов. В городе должно быть 32 тысячи жителей, предлагается не один город, а новая система расселения, когда подобными структурами покрыта вся страна. Этот план занимает не более четверти брошюры, три четверти — это более или менее подробный бухгалтерский расчет необходимых средств для строительства города-сада и определение суммы взноса, который должен внести каждый его будущий житель.
Это самая успешная европейская утопия из всех существующих. Уже в 1903-м начинается строительство первого города-сада в Летчуэрте (Letchworth Garden City), далее начинается строительство нескольких городов-садов в районе Брентам (Brentham Garden Suburb), в основном оконченных к 1915 году (с 1969 года имеет статус национального достояния Британии), в 1920-м создается город-сад Велвин-Гарден (Welwyn Garden City), в 1927-м Говард за выдающиеся заслуги перед страной становится сэром.
С 1909 года города-сады начинают строиться в Америке (Фредерик Лоу Олмстед-младший, Кларенс Перри), во время Великой депрессии эти поселения становятся частью «нового курса» Рузвельта.
С начала 1920-х города-сады становятся идейной основой программы расселения в Веймарской Германии (Герман Мутезиус и Бруно Таут), но при фашистах движение не получило продолжения.
В 1911-м книга Говарда переведена на русский, в 1908-м Александр Веснин проектирует первый русский город-сад (Никольское под Москвой), и до революции их проектируется около десяти (комплексные застройки под Петербургом, в Москве, Варшаве и Барнауле включали в себя несколько таких поселений, поэтому не совсем понятно, как их считать), после революции такие проекты возникают массово, но входят в противоречие с жилищной программой большевиков.
После Второй мировой войны город-сад становится азбукой градостроительства, на нем базируется план Большого Лондона и программа «Новые города» в Великобритании, а также план Трумэна по переселению Америки (из больших городов в субурбии было переселено более 40 млн человек).
На эти планы 10-летие спустя СССР ответил жилищной реформой Хрущева, основой которой была утопия Баухауса (о чем, Хрущев, впрочем, не подозревал). Две эти утопии — город-сад Говарда и город-фабрика Гропиуса — стали конкурирующими формами массового расселения в ХХ веке. Причем план Гропиуса — плоть от плоти индустриальной эпохи — потерял актуальность вместе с ее окончанием, а план Говарда остается для многих мечтой. Архитекторы, которым свойственно переоценивать влияние среды на нравы населения, продолжают надеяться, что если людей переселить из продуктов индустриального домостроения в коттеджи в городах-садах, среди них разольется дух добрососедства и мирного удовлетворения бытием, что и составит мирный путь к реальному реформированию электората.
Ошеломляющий успех ставит перед историками архитектуры следующие вопросы. Во-первых, откуда появился этот гений, переселивший в свою мечту сотню миллионов людей. Во-вторых, в чем конкурентные преимущества утопии Говарда, почему из десятков утопий, которые родились в начале ХХ века, именно она выстрелила. В-третьих, да было ли это вообще утопией, если она так триумфально реализовалась.
И нельзя сказать, что на эти вопросы есть внятные ответы. Взялся он из ниоткуда. Из образования у него — средняя школа. В 1871-м, 21 года от роду, он эмигрировал в США, чтобы стать фермером в Небраске, но из этого ничего не вышло. Он перебрался в Чикаго, обучился стенографии, стал работать судебным корреспондентом. В 1876-м он вернулся в Англию и четверть века работал стенографистом в компании Hansard. Из обстоятельств, которые подтолкнули его к созданию утопии, упоминаются две. В Америке он познакомился с Уолтом Уитменом. Но степень дружеского расположения последнего преувеличивать не стоит: Уитмен был гораздо старше Говарда, к моменту их знакомства великого поэта уже разбил паралич, и хотя Уитмен мог заразить его верой в будущее, которой обладал в избытке, но сам он был певцом большого города, заводов, домн — то есть всего, что противоположно идеалу Говарда.
Сам Говард свидетельствовал, что его вдохновил роман Эдварда Беллами «Взгляд назад». Можно спорить о степени совершенства этого произведения (мне лично оно представляется бездарным), но так или иначе о каких-либо новых формах расселения там нет ни слова: герой засыпает в Бостоне в конце XIX века, просыпается через сто лет — и вокруг опять же Бостон. Других источников Говард не упоминает.
Естественно искать секрет этого успеха, вновь и вновь вчитываясь в текст Говарда, но это мало помогает. Эту брошюру характеризуют три главные черты — скромность, занудство и банальность. Из утопистов Говард меньше всех подает себя как мессия. Он предлагает усовершенствование: вот квартира в городе, вот дом на природе, надо это соединить — и все получится. Там есть только морфология, план реализации и смета, причем смета, занимающая большую часть книги, безнадежно устарела. Спор возникает о том, что было особенно привлекательным,— морфологическая или экономическая идея.
«Вся палитра многочисленных российских научных и публицистических трудов, в которых рассматривается феномен города-сада <…>, располагается между двумя "полюсами": 1) город-сад описывается как "зеленое место", то есть рассматривается исследователями — экологами, культурологами, искусствоведами, биологами, дендрологами, ландшафтниками и пр.— со стороны: а) взаимосвязи с естественной природой; б) изобилия специально рассаживаемой зелени в виде бульваров, парков, скверов, садов; в) ухоженного общественного пространства с цветочками на клумбах; г) философской трактовки понятия "сад" как связующего звена между "природой" и "человеком"; 2) город-сад представляется как продукт "живописной планировки", то есть описывается другой категорией исследователей — архитекторами-планировщиками, дизайнерами архитектурной среды, транспортниками и пр.— со стороны: а) красивой трассировки криволинейных проездов и пешеходных связей с велосипедными дорожками и без оных; б) застройки малоэтажными домами (коттеджного типа); в) удобных коротких связей с окружающей природой (речкой, озерком, березовой рощей)… Практически во всех научных и публицистических трудах, рассматривающих феномен города-сада, эти расхожие описания упорно повторяются на разный лад. И все они не имеют никакого отношения к идее Эбенизера Говарда! Никакого отношения к городу-саду!»
цитата
Идея города-сада не связана с устройством газонов, общественных зеленых пространств или садово-парковым искусством
Я позволил себе обширную цитату из книги ушедшего от нас замечательного историка советской архитектуры Марка Мееровича «Рождение и смерть города-сада» прежде всего потому, что как-то не могу смириться с его смертью (это был совершенно замечательный человек, и вся постсоветская история архитектуры — это прежде всего он). Но кроме того, потому, что эта книжка — лучшее, что написано про город-сад вообще. В этой цитате он кратко перечисляет все конкурентные преимущества морфологии города-сада и решительно их отвергает в пользу экономики. Тут нужно сказать, что Марка Григорьевича прежде всего интересовала проблема «смерти города-сада» в России — почему, несмотря на массовый энтузиазм по его поводу («через четыре года здесь будет город-сад»), этот тип расселения исчез вместе с окончанием эпохи нэпа. Отсюда для него главным оказывается то, что все жители поселения Говарда являются собственниками своих домов и в городе действует развитая система самоуправления — ни того ни другого большевики категорически не принимали.
У Говарда здесь сложная схема. Речь идет о массовой форме расселения, то есть дома должны принадлежать людям, у которых изначально средств на их покупку нет. Город представляет собой акционерное общество, которое кредитует своих членов на сумму, превышающую небольшой первоначальный взнос, и они постепенно становятся собственниками. Дальше возникает следующая проблема: как защитить поселение от игр на рынке недвижимости? Цены на дома до того, как они построены, и после, когда все поселение сложилось, очень разные, в городе у Говарда полно пустого места и есть соблазн продать территорию под новые дома, а это ухудшит качество поселения. Для регуляции всего этого необходимо местное самоуправление с широкими полномочиями.
Хотя точность описания «смерти города-сада» в СССР у Мееровича не вызывает сомнений, надо все же признать, что кооператив Говарда по мере триумфального продвижения его идеи потерялся везде — ни в Большом Лондоне, ни в американской субурбии его нет. Роль акционерного общества как кредитора взяли на себя банки, местное самоуправление в городах-садах сегодня не отличается от местного самоуправления в любом поселении в соответствующих странах. В стране без этих институтов, как, скажем, наша, такие идеи могут казаться недосягаемым идеалом, но там, где они есть, идеи едва ли выглядят пленительно. Вопрос, почему победил именно Говард, остается открытым.
Я подозреваю, что принципиальным для понимания Говарда является то обстоятельство, которое упоминается, чтобы подчеркнуть отсутствие какого-либо профессионального образования и опыта решения градостроительных проблем. А именно его работу стенографистом в компании Hansard (по имени основателя Томаса Керсона Хансарда). Дело в том, что эта компания имела узкую специализацию — с 1809 года публиковала дебаты в английском парламенте. Их стенографисты сидели в парламенте постоянно, записывали все речи, редакторы добавляли к стенограммам все документы, законопроекты, сопутствующие материалы, и раз в полгода Hansard выпускал огромные тома формата In folio (A1), содержавшие полную документацию деятельности парламента и его комиссий за отчетный период.
В принципе подписаться на это издание мог (и может по сию пору) любой желающий. Антон Павлович Чехов оформил подписку для созданной им публичной библиотеки в Таганроге, и эти гигантские тома до сих пор стоят там неразрезанные, занимая целую комнату,— я их там впервые увидел. Но интерес к такому материалу, вероятно, примерно как к материалам фольклорных экспедиций в поморские деревни — их редко кто читает, кроме тех, кто их издает. Но Говард как раз был одним из тех, кто издавал.
В экономической части его проект полностью вдохновлен представленной в 1849 году в парламент работой депутата от либералов Джеймса Силка Бэкингема «Национальные проблемы и средства их решения с проектом образцового города». Этот проект дебатировался в течение почти 10 лет, и, хотя не был принят, основу логики Бэкингема усвоили, видимо, все депутаты.
цитата
Город должен быть акционерным обществом
Это общество строится на основе первого паевого взноса участников и льготного займа (отсюда необходимость парламентской программы), общество выступает кредитором для акционеров, постепенно они полностью выкупают свои дома, город функционирует на основе самоуправления (в том числе экономического).
В морфологической части его проект полностью вдохновлен работой Роберта Пембертона «Счастливая колония», созданной им для Новой Зеландии (в то время английской колонии). От Пембертона происходит круглая форма города, идея многих городов, связанных в одну сеть расселения, ядро города в виде общественного сада, окруженного общественными постройками, идея Хрустального дворца, концертного и лекционного зала, театра, библиотеки, музея, картинной галереи (все это, напомню, на деньги акционеров). Даже пафосные названия радиальных бульваров, соединяющих центр города и периферию,— бульвар Ньютона, бульвар Колумба — взяты Говардом у Пембертона. И хотя Говард, повторяя схему Пембертона, специально подчеркивает, что это концептуальное видение, а не реальный проект, своим успехом он безусловно обязан ясностью и притягательностью схемы, вырастающей из традиции «идеальных городов». Эти совпадения не могут быть случайными. Говард начал работать в компании Hansard в 1876-м, и, видимо, он открыл тома, которые его компания издала за 20 лет до его прихода, и тщательно их изучил. Нельзя сказать, что он ничего не добавил к идеям своих гораздо менее известных предшественников.
Во-первых, он их резко упростил. У Бэкингема экономический расчет создания будущего города занимает около 400 страниц, у Говарда это 40. Масон и христианский мистик Бэкингем попытался насытить город религиозными институциями — например, предполагались совместные трапезы горожан,— это не интересовало Говарда. Пембертон, незаконный сын короля Георга IV, детство провел в приюте, его главным интересом было образование, и поселение он спроектировал как своего рода кампус христианского университета, где все жители беспрерывно учатся и нравственно совершенствуются. Эта часть замысла Говарду тоже была чужда. Его работа выглядит не как стенограмма выступлений предшественников, а как студенческий конспект, в котором юное дарование выделяет главное, игнорируя тараканов высоких побуждений, которые извинительны профессорам в силу преклонного возраста. Для успеха предшественникам Говарда не хватало не ума — наоборот, его было в избытке. Им не хватало банальности мышления. Ее Говард обеспечил.
Во-вторых, и в этом достоинство Говарда, он решительно превратил все жилье в городе в коттеджи. У Бэкингема и у Пембертона предполагались, кроме коттеджей, таунхаусы и многоквартирные дома — для них еще был важен идущий из истории утопии дух общинности. Можно в принципе предположить, что здесь на Говарда повлиял самый первый английский проект города-сада, книга Джозефа Ганди «Проекты… сельских домов»,— там поселение круглой формы, тоже парк, и все жилье — отдельные дома. Но Ганди опубликовал свои проекты в 1805-м, до начала работы Hansard, они были известны только специалистам, к которым Говард не относился. Я думаю, скорее он исходил из реалий английского рынка жилья конца XIX века, где буржуазный дом стал очень распространенным и очень желаемым типом жилья. Соединение этого типа с акционерным обществом позволило значительно демократизировать коттедж — из жилья бизнес-класса он переместился в эконом-класс.
Можно сказать, что частный дом плюс имя города-сада — это есть самое важное, и я даже не стану это оспаривать. Однако мне представляется принципиально важным, что Говард — не одиночка, совершивший небывалое открытие. За ним стоит столетняя английская традиция утопической мысли, развивавшаяся на основе протестантизма и британского законодательства, британского сельского прихода и британского парламентаризма. Это была огромная интеллектуальная, законодательная и экономическая работа, к которой Говард подобрался через служебный вход для стенографистов. Он вынес оттуда все самое важное.
цитата
Нельзя сказать, что мир захватила утопия Говарда — мир захватила британская традиция модернизированного сельского расселения, когда деревенский дом превращается в буржуазный коттедж
Важен все же и нейминг — и это третья новация Говарда. Мне кажется, опыт работы в газете в Америке чему-то его научил (а может, это знакомство с Уитменом). Он понимал важность имени не так, как аристократы Бэкингем и Пембертон, строившие парламентские речи по правилам высокой риторики. В их проектах парков и зелени не меньше, чем у Говарда, но слова «город-сад» нет. А это имя делает проект. Жизнь в саду, в раю — здесь есть воспоминание об утопическом идеале. Поэтому Говарда можно рассматривать в ряду утопистов как замыкающее звено. Это утопия, выродившаяся до реальности.
Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram