Угрозы во время пандемии COVID-19 оказались такими же малоэффективными, как и призывы носить маски

Заявления о риске умереть из-за коронавируса оказались с точки зрения профилактики ничуть не эффективнее призывов носить маски, но при этом они значительно повышали тревожность людей. К такому выводу пришла международная группа исследователей (включая ученых НИУ ВШЭ), которая опросила свыше 15 тыс. человек из 84 стран. Авторы настаивают: результаты их работы ставят под сомнение «целесообразность» напоминания людям о том, что они «могут потерять во время пандемии».

С апреля по сентябрь 2020 года ученые из 84 стран анализировали официальные коммуникативные стратегии в работе с населением в условиях пандемии. Исследователи (в том числе российские эксперты из Высшей школы экономики, ВШЭ) пытались выяснить, что выгоднее использовать: позитивную формулировку, подчеркивающую преимущества определенного поведения, или негативную, которая может напугать людей, не следующих правилам безопасности.

Иными словами, какой посыл действеннее: «Носите маску. Спасайте жизни» или «Если вы не будете носить маску, это может привести к гибели людей».

Для этого они опросили более 15 тыс. человек, говорящих на 48 языках. Авторы отмечают, что работа стала «первым столь масштабным и репрезентативным срезом влияния информационных сообщений на поведение людей в период пандемии».

Результаты исследования опубликованы в журнале Affective Science. Они показали, что оба типа сообщений одинаково мало влияют на социальное поведение людей. При этом информация о возможных потерях значительно — в 1,5 раза по сравнению с позитивной информацией — увеличивает тревожность аудитории. Более того, влияние тревоги на секрецию гормона стресса может усиливаться с возрастом. Это потенциально ставит пожилых людей, которые уже сталкиваются с повышенным риском заражения COVID-19, в еще более уязвимое положение.

Чтобы показать, что результаты не зависят от использования конкретной модели, метода анализа или выборки, ученые проверили их на разных пулах данных с использованием различных статистических процедур. Было проанализировано три варианта формулировки и проведено 560 вариантов расчетов на разных выборках. Более 80% моделей показали «согласованные результаты» во всех 84 государствах-участниках. «Мы выяснили, что используемые формулировки и культурно-специфические коннотации не оказывают влияния на полученные результаты в отдельных странах»,— подчеркивает один из авторов исследования, младший научный сотрудник Научно-учебной лаборатории психологии социального неравенства НИУ ВШЭ Ирина Прусова.

Ученые признают, что тревога из-за сообщений о «возможных потерях» была относительно легкой (2,58 из 5 в сравнении с острыми состояниями, связанными с клинически диагностируемыми тревожными расстройствами).

Тем не менее они настаивают, что результаты их работы ставят под сомнение «целесообразность» напоминания людям о том, «сколько они могут потерять во время пандемии».

Комментируя результаты исследования, социолог, основатель центра социального проектирования «Платформа» Алексей Фирсов говорит, что официальные сообщения российских властей об антикоронавирусных мерах носили по большей части «уныло-бюрократический характер». Однако у чиновников «волнообразно» возникали попытки мотивировать людей более агрессивно, обыгрывая чувство страха,— и тогда сообщения становились «жестко директивными». В том числе и поэтому, говорит господин Фирсов, социологи фиксировали низкий уровень доверия граждан к власти в вопросах профилактики и лечения COVID-19. «Разговора с населением, аргументированного, с правильным балансом эмоций, не было найдено ни тогда, ни сейчас»,— уверен Алексей Фирсов.

По мнению психотерапевта телемедицинского сервиса «Доктис» Юлии Болотовой, упор на «негативный» способ коммуникации был ожидаем. Негативные новости вызывают больше внимания медиа, а негативная сторона события так или иначе побеждает позитивную — иначе оно перестает восприниматься как проблема. Соосновательница онлайн-школы психологических профессий «Психодемия» Мария Данина отмечает, что выводы исследования схожи с данными о восприятии предупреждений о нежелательном контенте: «Исследования показали, что предупреждения о потенциальной эмоциональной опасности информации сами по себе вызывают повышенную тревогу. То есть, формулируя предупреждение в ключе того, как это может быть опасно, мы невольно вызываем эмоциональную реакцию на угрозу».

Тревога, возникавшая в период пандемии, со временем никуда не исчезла, продолжает Юлия Болотова, просто появились другие поводы:

«По своим клиентам я вижу, что именно те люди, кто приходил из-за тревоги в период пандемии, сейчас приходят с тревогой по другим поводам — обстановка в стране, опасения потери работы, неопределенность даже ближайшего будущего».

Мария Данина подтверждает, что в 2022 году эксперты «Психодемии» также фиксировали кратный рост запроса на контент, связанный с тревожностью. «Кроме того, увеличился и спрос на корпоративную психологическую помощь. Все это в том числе является следствием событий последних лет»,— считает госпожа Данина.

Юлия Болотова напоминает, что процесс этот не безобидный: «Тревожный человек теряет чувство безопасности, а это базовая потребность. Если он долго находится в таком состоянии, это влияет и на межличностные отношения, на отношения с детьми и на работу. Это, в свою очередь, невротизирует окружающих, и общий уровень стресса даже у людей, самостоятельно менее склонных к тревоге, нарастает».

Наталья Костарнова