На экранах «Заклятие Абизу» Оливера Парка

В прокат вышел фильм ужасов Оливера Парка «Заклятие Абизу», в котором элементы иудейской демонологии вплетены в канву семейной драмы о разрыве традиций и поколений. Рассказывает Юлия Шагельман.

Сколько существует жанр хоррора, столько его авторы обращаются за вдохновением к религии. Конечно, христианству, особенно в католическом изводе, от них достается, пожалуй, чаще всего, но иудейская традиция с ее священными книгами, написанными непонятными широкой публике значками, мистической каббалой, богатым ассортиментом демонов и общим амбьянсом чего-то таинственного, закрытого от непосвященных и в то же время существующего буквально по соседству, тоже неоднократно обыгрывалась в ужастиках. Еще в 1915 году в Германии была снята немая лента о Големе — оживающем антропоморфном глиняном чудовище из еврейских легенд, которое потом появлялось во множестве фильмов, а также в сериалах «Секретные материалы», «Сверхъестественное» и «Шерлок». Помимо Голема, популярностью у кинематографистов пользуются диббуки — души умерших, которые никак не хотят оставлять земную юдоль. Тут можно вспомнить действительно очень страшный фильм Кита Томаса, в российский прокат выходивший как раз под названием «Диббук» (в оригинале The Vigil, 2019), действие которого разворачивалось в хасидской общине в Бруклине.

В эту же среду помещает события своей картины режиссер-дебютант в полном метре Оливер Парк, до сих пор снимавший короткометражки, а также поучаствовавший в хоррор-антологии «Страшные истории, рассказанные на ночь» (2019). Как и молодой талмудист Яков из «Диббука», герой «Заклятия Абизу» Артур (Ник Блад) в этой среде вырос, но потом отошел от традиций, оставил семью и зажил обычной светской жизнью современного американца. Он возвращается в Бруклин вместе с беременной женой Клэр (Эмили Вайсман) для того, чтобы помириться со своим отцом, владельцем похоронного бюро Солом (Аллан Кордунер), который когда-то перестал общаться с сыном из-за его женитьбы на нееврейке. Но все обиды позабыты, и Сол встречает Артура, как полагается встречать блудного сына: распростертыми объятиями и щедро накрытым столом. Он еще не знает, что мотивы сына для этого воссоединения не совсем бескорыстные.

Но зрители, разумеется, понимают, что никакой семейной идиллии тут не предвидится — хотя бы потому, что фильм открывается эпиграфом, объясняющим кто такой (или такая), собственно, Абизу. Это демоница из талмудических легенд, вредящая беременным женщинам и похищающая детей. Надо сказать, что, когда злой дух все-таки появится на экране, он будет похож не на описанную в древних текстах женщину с зелеными глазами и распущенными волосами, извивающимися, как змеи, а на какого-то рогатого Бафомета. (Впрочем, один из сценаристов «Заклятия…» Хэнк Хоффман — сын раввина и изучал каббалу, так что кто мы такие, чтобы спорить.) За эпиграфом следует пролог, в котором еще один житель общины Йосель (Антон Трендафилов), превративший свой дом в хаотичное собрание манускриптов, книг, амулетов и исписавший пол и стены каббалистическими знаками, сталкивается с чем-то ужасным и втыкает себе в грудь нож.

Его тело привозят в морг к Солу, который по старой памяти просит сына помочь подготовить его к погребению, несмотря на сопротивление своего помощника Хэймиша (Пол Кэй), который больше не доверяет Артуру, когда-то бывшему его другом. И правда, это оказывается плохой идеей: Артур, позабывший все, чему его учили, бездумно выдергивает нож из груди покойника, да еще и случайно разбивает висевший на его шее амулет, и таким образом выпускает демона на волю. За новой жертвой тому даже не надо далеко ходить — беременная и ничего не подозревающая Клэр находится в том же доме.

Конечно, «Заклятие Абизу» не погружается глубоко в иудейский мистицизм, заимствуя из него только броские визуальные образы. В основе же фильма лежит универсальная история о семье и о том, насколько ею определяется место человека в мире. Внутренние противоречия терзают оторвавшегося от корней Артура едва ли не сильнее, чем злые духи, и, даже решившись принести самую страшную жертву, он оказывается бессилен перед лицом древнего ужаса.