Андрей Винокуров о том, как и почему все ждут выступления главы государства

За годы работы журналистом у меня сформировалось впечатление, что в большинстве случаев ожидание президентского послания Федеральному собранию всегда было более интригующим, чем само его оглашение. Конечно, в день послания его всегда освещали все СМИ, а эксперты интерпретировали основные тезисы. Но пик обсуждения, как это ни парадоксально, все-таки зачастую приходился на время до послания, а не после. И этому есть вполне понятное объяснение.

Первое — техническое. Пока послания нет, поле для предположений, когда оно будет и что в нем будет, гораздо более широкое. Большая интрига всегда открывает больше возможностей для комментаторов. Число статей, колонок, постов в соцсетях прямо-таки стремится к бесконечности. А после того как послание произнесено, поле его интерпретаций становится ограниченным, как и количество строк в нем, зафиксированное на официальном сайте Кремля.

Но есть, на мой взгляд, причина и, скажем так, смысловая. Почему в политической традиции последних лет послание президента палатам Федерального собрания вообще имеет такое значение?

Сложившаяся система принятия ключевых решений всегда завязана на одного человека, президента. Только его слово становится финальным.

Для других акторов борьба за тот или иной поворот событий носит характер скорее кулуарный, чем публичный. Они действительно не могут однозначно ничего прогнозировать, пока президент не скажет свое слово. В этой системе выступление человека, который принимает решения по всем ключевым вопросам, действительно приобретает особое значение. А такое масштабное выступление по всем насущным вопросам, как послание, становится краеугольным камнем дальнейшей жизни как системы, так и общества: трудно не согласиться с теми экспертами, которые говорят, что послание в нашей политической традиции адресуется не только депутатам и сенаторам, но и всем россиянам — как зарисовка тактических и стратегических планов российской власти, чертеж некоторого образа будущего, пусть и самого ближайшего.

Так почему же тогда этот уже оформленный план вызывает меньше дискуссий, чем его ожидание? Все дело в главной ценности, которую наша власть традиционно ставит во главу угла жизни общества,— стабильности. Она подразумевает отказ от каких-то революционных шагов, планомерную приверженность текущему образу жизни, выбранному пути. В такой ситуации образу будущего и не положено быть резонансным. Он должен быть скорее успокаивающим. Поэтому предполагать резонансные, значительные изменения можно до послания, а оно уже потом подводит под ними окончательную черту.

Однако в этот раз создается впечатление, что ситуация немного другая. Интерпретационного ажиотажа вокруг послания меньше. Не думаю, что это связано с тем, что у экспертов и журналистов нет мыслей по поводу его вероятного содержания. Скорее причина в том, что все понимают, насколько высоки ставки, облеченные в слова, которые мы услышим в следующий вторник.

В послании не может не прозвучать тема специальной военной операции и связанных с ней событий. Более того, в нем, скорее всего, будет определен вектор логики дальнейших действий российских властей.

Это действительно та самая точка бифуркации, сойти с которой система может совершенно разными путями. И когда значение слов настолько высоко, гадать по поводу конкретного содержания послания, пожалуй, даже боязно.

Недавно один мой друг, никак не связанный со сферой политики, отказался обсуждать планы на лето. Никто не может знать, что случится в ближайшие дни, пояснил он. Собственно, это сходится с картиной, которую рисуют сейчас на публичных мероприятиях политологи и социологи: в массе своей люди опасаются строить планы на будущее. Как было сказано на одном из круглых столов, они не хотят даже думать о федеральной повестке.

В какой-то мере они снова хотят того же, что раньше и приносило послание: новой стабильности и нормальности. Может ли послание их принести? И возможно ли это? Да и есть ли вообще такое намерение? Ведь кроме тех, кто говорит о необходимости дать обществу и экономике возможность адаптироваться к этой новой реальности, слышны и громкие голоса, требующие дальнейшей мобилизации во всех смыслах. Какой сценарий будет выбран и возможен ли путь между ними, узнаем во вторник.