Корреспондент «Ъ» Георгий Двали — о скандале вокруг грузинского законопроекта об иноагентах

Народное негодование вокруг грузинского законопроекта об иноагентах, который вывел на улицы тысячи жителей Тбилиси и в итоге был похоронен самими же авторами инициативы, заставило задуматься над целым рядом вопросов. Один из них возник после выступления главы правящей партии «Грузинская мечта» Ираклия Кобахидзе. «Мы будем идти в сторону Европы с нашим христианством, с нашим суверенитетом, с нашей гордостью»,— заявил он, комментируя последствия принятия законопроекта в первом чтении.

Этой тирадой господин Кобахидзе передал суть противостояния, развернувшегося в Грузии на текущей неделе. Дело даже не в том, могут и должны ли неправительственные и общественные организации регистрироваться в специальном реестре в качестве «агентов иностранного влияния». А в том, имеет ли право и может ли Грузия как «суверенная демократия» принимать законы вопреки бурному протесту не только местных НКО, гражданского общества и оппозиции, но и евроатлантического сообщества, куда страна упорно стремится. Эта цель прописана в грузинской конституции, одна из статей которой гласит: власти обязаны делать все для вступления республики в ЕС и НАТО.

Нынешние власти в лице «Грузинской мечты», казалось бы, согласны с целью и конституцию чтят. Но вместе с этим они проводят линию, что у кавказской страны есть «своя гордость и стать», а поэтому она вольна принимать решения самостоятельно, пусть даже иногда и вопреки единодушному мнению евроатлантического сообщества, с подозрением относящегося к попыткам повторения российского опыта с законом об иноагентах.

В РФ закон об иноагентах серьезно осложнил жизнь ряду НКО, гражданских активистов и журналистов. Так почему же в Грузии будет по-другому, если в обеих постсоветских странах термин «агент» имеет одинаково негативную коннотацию в отличие от Запада?

Пассажи о «суверенитете», «христианстве» и «нашей гордости» — самый примечательный нарратив в бурных спорах, развернувшихся на текущей неделе вокруг злополучного законопроекта, который по большому счету ничего «на месте» и не менял. Казалось бы, он не запрещал НКО, но усиливал аргумент насчет «самости» Грузии. При этом подспудно властями Грузии имелось в виду, что те же США и ЕС на эту «самость» злостно покушаются, требуя от грузинской «суверенной демократии» отказаться от принятия документа, похожего (если не по букве, то по духу) на российский закон.

Конечно, авторы законопроекта ссылались не на российские нормы, а на американский закон FARA (Foreign Agents Registration Act), принятый в эпоху борьбы против фашизма, нацизма и коммунизма. При этом в пылу «гордости», упомянутой господином Кобахидзе, законодатели не хотели воспринимать аргументы о разнице между США и Грузией — не столько в плане различия «весовых категорий» этих стран, сколько в плане качества их демократий. Ведь американский закон действует в условиях консолидированной демократии, где существуют независимый суд, мощнейшее гражданское общество, проходят демократические выборы.

Ничего подобного нет в большинстве государств постсоветского пространства, включая и «суверенную и гордую Грузию», где с советских времен слово «агент» носит негативную коннотацию и наверняка служило бы стигматизации всех субъектов гражданского общества и независимых СМИ, получающих финансовую помощь из-за рубежа.

К счастью, за 30 лет независимого развития и сотрудничества с ЕС и США в Грузии уже выросло поколение грузин, легко воспринимающих разницу «двух миров». Именно они без сложных объяснений и особых призывов, инстинктивно предугадав или почувствовав дыхание прошлого, вышли на улицы Тбилиси вечером во вторник. А затем и в среду. В итоге от законопроекта было решено отказаться. Перенос на грузинскую почву «суверенного опыта» большой соседней страны не состоялся. Во всяком случае, пока.