«Дитя тьмы»: беременность как боди-хоррор

В российский прокат выходит мексиканский хоррор «Дитя тьмы: экзорцизм» дебютантки Мишель Гарсы Серверы, отмеченный призами Торонто, Трайбеки и Ситжеса, где соревнуются фильмы ужасов. За ничего не значащим русским названием скрывается самобытная история о материнстве, черпающая энергию из мексиканской мифологии и идущая дальше «Ребенка Розмари» и даже образчиков «французского нового экстрима».

Текст: Алексей Филиппов

Валери (Наталия Солан) ждет ребенка. В разноцветной квартире где-то в Мехико. В объятиях любящего мужа Рауля (Альфонсо Досаль). Идиллия трескается однажды ночью: молодая женщина видит незнакомку в доме напротив. Та спрыгивает с балкона, а затем, пренебрегая открытыми переломами, ползет в сторону дома Валери. С тех пор в ней поселяется страх преследования. Что кто-то готов вломиться в ее жилище, причинить ей физическую боль, а то и хуже — навредить малышке. Ни Рауль, ни родственники ничего подозрительного не замечают, списывая видения Валери на беременность.

Впрочем, тревожный фон возникает гораздо раньше. Например, у подножия 33-метровой статуи Святой Девы Гваделупской в Окуилане, куда Валери вместе с матерью поднимается по 640 ступенькам (последние 100 метров — с молитвой и на коленях): покровительница нерожденных детей должна благословить на материнство. Следующий тревожный сигнал — превращение мастерской Валери в детскую: ребенок еще не родился, а уже занимает место ее работы, вытесняет трудовую идентичность. Или семейная встреча на День матери оборачивается россказнями о том, как Валери неумела в обращении с детьми: в юности чуть не убила соседского мальчика, случайно уронив его с лестницы. В общем, не все так радужно — и дело вряд ли в разбушевавшихся гормонах.

Полнометражный дебют Мишель Гарсы Серверы обречен на сравнения с «Ребенком Розмари» — скорее за неимением лучшей аналогии из числа широко известных, чем из действительного сродства. Хотя постановщица и сама показывала съемочной группе фильмы Полански (еще — «Отвращение» и «Жильца»), а также «Бабадука» и «Что-то не так с Кевином». Все — о тревоге перемены участи, которую несет «чудо материнства», но ни один — о сопутствующем ущербе, цене рождения и мифологии размножения, пронизывающей цивилизацию с древнейших времен и до наших дней.

Даже «Месть нерожденному» Бустильо и Мори — радикалов из «французского нового экстрима» — или эффектный малобюджетный хоррор «Преместь» британки Элис Лоу не шли дальше констатации, что беременность — тот еще боди-хоррор. Нередко чреватый галлюцинациями и кровавым стремлением зачистить мир от всех потенциальных для ребенка угроз. Сервера в «Дитя тьмы» предлагает трансформацию пострашнее. Валери из бритоголовой панк-сорванки перекраивает себя в гордость семьи — и идет в университет, по стопам покойного брата. Ну и дальше понятно что: брак, большая квартира, супружеский долг.

Ужас, звенящий за кадром и искажающий лицо артистки Солан, ни на секунду не позволяет поверить, что все идет по плану. Пускай ее фантомные «переломы» и напоминают судороги в ногах беременных, а видения — следствия пред- или постродовой депрессий. Атмосфера принуждения и переходящей в раздражение фрустрации настолько переполняет кадр, что сочные цвета интерьеров из чествующих жизнь превращаются в погребальную гамму. Даже отвлекающий маневр с просмотром по телевизору «Плакальщицы» Рене Кардоны, мексиканского хоррора 1960-х, не убеждает рассматривать мистику как подраздел фантастики. Интрига лишь в том, кто эта «костяная женщина» — как фильм называется в оригинале,— сопровождающая Валери в момент отвращения к новой роли. Агентесса внешнего социального давления или внутренней оппозиции, страха целиком подчиниться безликой норме?

Тут Мишель Гарса Сервера эффектно использует мексиканский миф о женщине, собирающей кости в пустыне. Huesera — та, кто сберегает самые крепкие признаки жизни (в случае Валери — контуры личности), воскрешая их скорбным пением. И специализация «костяной женщины» на волках здесь особенно к месту: не каждому дано жить в стае и нести потомство, какие бы райские условия ни были созданы.

И дело не в задорном бунтарстве — воспоминания о квире и панке подчеркивают радикализм перемен,— но в самой конституции личности. Той боли, которую несет переступание через себя: открытый перелом — красивый образ. Зазубрины костей ранят не только обладательницу скелета, но и окружающих, подвергают риску тех, кто хочет, казалось бы, блага. И тут «Дитя тьмы» примиряет мистические и психотерапевтические практики: иногда лучший выход — просто отстать от человека. Не ломать его — тут довольно буквально — в угоду чужим представлениям о счастье. Тем более когда цена столь драматически высока.

В прокате с 30 марта

Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram