Почему итоги работы российской банковской системы в прошлом году можно назвать аномальными

О том, как «санкционный» кризис повлиял на разные группы банков и их рейтинги, о специфике и типологичности нынешнего кризиса и размерах возможной совокупной прибыли банковского сектора в 2023 году «Ъ-Банку» рассказал заместитель гендиректора—директор по рейтинговой деятельности «Эксперт РА» Александр Сараев.

«Совокупный убыток показала только первая десятка банков сектора»

— Как вы оцениваете ситуацию в российской банковской сфере?

— Если говорить об итогах кризисного 2022 года, он показал, что и банковская система, и регулятор, и все финансовые органы оказались подготовленными, насколько это вообще было возможно, к подобному развитию событий. Политика, которую вел Банк России долгие годы, хотя и в некоторой степени ослабляла развитие конкуренции, но она же и систематизировала банковский сектор, вычищала слабых, концентрировалась на сильных. И именно это позволило банковскому сектору устоять в 2022 году. Более того, если смотреть на прогнозы, которые делались даже не весной, а в середине года, можно сказать, что сектор показал впечатляющие результаты, выйдя по итогам года в прибыль около 200 млрд руб., хотя в середине года было 1,5 трлн руб. убытков.

— Эта прибыль в основном за счет результата нескольких крупнейших банков?

— Скорее нет, чем да. Мы проводили такую оценку: поделили сектор на группы по размеру и смотрели, как разложился финансовый результат. Для топ-10 банков совокупный убыток составил, по нашим оценкам, около 190 млрд руб. То есть все-таки по крупнейшим банкам сильнее всего ударили санкции, у них наибольшие доли активов были заморожены. А вот банки средней величины, с 11-го по 50-й по объему активов, продемонстрировали усиление финансового результата по сравнению с прошлыми годами, заработав 305 млрд руб. Таким образом, банки второго эшелона впервые за более чем десять лет обогнали крупнейшие федеральные банки. Это связано с тем, что наблюдался и переток к ним корпоративной клиентской базы из банков, попавших под санкции, и определенная миграция физлиц.

В оставшейся части сектора, более мелких банках, мы не увидели значимых изменений с точки зрения финансового результата, банки за пределами топ-50 показали положительный финансовый результат в размере 95 млрд руб., что сопоставимо с уровнем 2021 года. Это связано с тем, что удара санкций по ним практически не было, тем более если учесть, что у них доля ценных бумаг, которые подверглись существенному обесценению, незначительная, как и валютная позиция, а значительная часть активов, в среднем около 25%, хранится как подушка ликвидности на счетах в ЦБ, и когда учетная ставка подскочила, они стали на этом неплохо зарабатывать.

Таким образом, прошлый год был аномальным по распределению финансового результата, совокупный убыток показала только группа топ-10 игроков сектора, остальные группы банков по размерным классам показали положительный финрезультат.

— Помимо переоценки портфелей ценных бумаг на чем банки больше всего теряли в прошлом году?

— Наибольший вклад в снижение прибыли внесло доформирование резервов. В прошлом году банки направили на это в пять раз больше средств, чем в 2021-м. В основном резервы формировались по требованиям к нерезидентам из-за их блокировки, неполученным платежам по евробондам и вложениям в иностранные «дочки» — совокупно на эти цели было направлено более 1 трлн руб. резервов. Выросли и резервы по корпоративным и розничным кредитам, в условиях стресса банки отражают в балансах не только резервы, связанные с фактическим ухудшением показателей у отдельных заемщиков, но и с учетом корректировок МСФО по ожидаемым потерям. На формирование резервов по корпоративным кредитам было направлено 759 млрд руб., по розничным — 613 млрд руб.

— А за счет чего в этих условиях формировалась прибыль?

— Как ни странно, мы увидели, что процентные и комиссионные доходы слабо, но все же росли. То есть в целом банковский бизнес развивался, там не было просадки объемов в доходной части, это очень важно для будущих перспектив сектора.

Аномальные резервы постепенно сойдут на нет, а доходы останутся — это важнейшая предпосылка, исходя из который мы ожидаем значимого восстановления прибыльности сектора уже в 2023 году.

«Наши банки научены прошлым опытом»

— Как банки реагировали на все эти вызовы в течение прошлого года, перестраивали ли они бизнес-модели, меняли акценты?

— Безусловно, сначала, в конце февраля и в марте, на рынке отмечалось состояние, граничащее с оцепенением, растерянностью и паникой. Основной задачей было собраться и перестроиться психологически на то, чтобы работать в новых условиях. Сектор только что вышел из 21-го года, рекордные показатели, все замечательно, ожидания хорошие, бизнес-планы оптимистичные. И тут в один день все переворачивается, сразу попадание под санкции даже тех игроков, которые, я думаю, потенциально готовились к ним, но не ожидали, что будут в первых рядах, ведь в первую волну санкций наряду с государственными попали и частные банки, что стало для них тяжелым вызовом.

Самое сложное — понять, в какой системе координат ты находишься, адаптироваться к ней, найти точку, от которой можно оттолкнуться или что-то начать моделировать. Наши банки очень хорошо научены прошлым опытом, благо кризисы у нас стали уже чем-то обыденным, они свою кредитную политику умеют оперативно адаптировать и пересматривать с учетом конъюнктуры рынка.

По своей природе этот кризис был аномальным. У нынешних сотрудников банков нет опыта прохождения подобного кризиса. Тем не менее процессы, запущенные кризисом внутри сектора, несильно отличались от тех, что наблюдались в предыдущие кризисы. Даже приостановка кредитования была краткосрочной — она продолжалась до того момента, пока банки не донастроили свои системы, не поняли, что происходит. Кстати, ограничения кредитования защищали заодно и потенциальных заемщиков, которые не могли правильно спрогнозировать свое дальнейшее финансовое положение. Вместе с тем кардинально бизнес-модели не изменились. Главное, наверное, с чем пришлось столкнуться,— операционное перестроение с точки зрения формирования инфраструктуры обработки и проведения платежей.

Мы знаем, что большие объемы сверхурочной работы были практически во всех банках, большая нагрузка легла не только на топ-менеджеров, но и на операционистов, сотрудников колл-центров, айтишников, казначеев, сотрудников, которые обеспечивали взаимодействие с западными контрагентами.

Все это вызывало очень большие сложности, особенно на фоне некоторого оттока ключевых сотрудников — как в начальной фазе кризиса, так и осенью, в период мобилизации. Здесь, правда, немного помогла пандемия — в том смысле, что в тот период были отработаны механизмы удаленной работы и часть уехавших осенью сотрудников сохранила рабочие места, перейдя на удаленку, а потом вернулась. И операционные проблемы будут продолжаться. Например, в сфере IT самое болезненное для банков — это, наверное, уход Oracle, практически весь сектор работал на нем. Отечественные же аналоги совершенно другие, непривычные, под них не заточены все основные системы, и это вызывает большую сложность в процессах IT-интеграции.

«Доля просроченной задолженности в кредитных портфелях будет увеличиваться»

— Что изменилось в связи с кризисом в подходах рейтинговых агентств к оценке банков?

— Мы попали в ту же ситуацию, что и сами банки,— ситуацию неопределенности. Мы ожидали, что нам придется многое пересматривать в моделях оценки. Но к середине года стало ясно, что те инструменты, которые мы закладывали в нашу рейтинговую модель в период кризиса 2014–1015 годов и в период пандемийного кризиса, вполне применимы и прекрасно работают и в условиях этого аномального кризиса. То есть ничего принципиально нового в оценке рисков мы не увидели, то же самое, мы знаем, происходило и в кредитных политиках банков. Они проводили определенную донастройку, но это не кардинальные изменения.

— Вы, как рейтинговое агентство, в части оценки рисков на какие моменты больше всего обращали внимание в связи с этим кризисом?

— Ключевой риск для сектора, который мы видели в самом начале кризиса,— это не резервы и не капитал, а риск потери ликвидности из-за оттока средств вкладчиков и кредиторов. Мы тогда практически в круглосуточном режиме взаимодействовали с банками на тему их ликвидной позиции. Наблюдался огромный отток как по валютным, так и по рублевым вкладам. Кроме того, в тот период остановка платежей хотя бы одним банком из топ-50 могла бы резко усилить панику.

Сейчас мы видим, как сильно трясет американский и европейский банковские рынки из-за банкротства Silicon Valley. Благодаря правильным мерам стабилизации нам удалось избежать этого сценария. В частности, резкое повышение ключевой ставки остановило рублевый отток, а так как рублевые пассивы в банках преобладают, это сняло риск того, что какие-то банки просто «вынесут». Среднему вкладчику предложили такую доходность, что желание заработать превысило страхи. Что касается валютных вкладов, а основной их объем формируют депозиты на значительные суммы, то тут основную роль в ослаблении оттока сыграло введение ограничений на снятие наличной валюты со счетов физлиц.

Потом, ближе к середине года, когда риск ликвидности был купирован, все сместилось в сторону уже более традиционного анализа. Это оценка доли в кредитных портфелях «красных» отраслей, то есть отраслей, которые больше всего страдали от текущих ограничений и кризиса в целом. Мы оценивали, какой объем задолженности может ухудшиться и какой объем резервов при этом нужно будет создать банку, сопоставляли этот объем с его буфером по капиталу.

— К каким выводам и рейтинговым действиям вы пришли на основе этих сопоставлений?

— Мы непрерывно вели и обновляли анализ по мере появления новых данных и отчетности. Ряд банков сразу попал в красную зону — мы понимали, что они не смогут рассчитывать на какие-то действенные меры поддержки, рейтинги таких банков были понижены. Это были в основном средние по размеру банки, бизнес которых в значительной степени концентрировался на кредитовании определенных сильно пострадавших отраслей — скажем, машиностроения, авиационной отрасли или черной металлургии, а также банки, ключевым бизнесом которых была работа с ценными бумагами. Были и банки, которые сначала тоже оказались в красной зоне, но в их отношении или в отношении их ключевых заемщиков были реализованы определенные меры поддержки со стороны государства, что позволяло банкам постепенно восстанавливать показатели деятельности и избежать понижения рейтинга — мы всегда учитываем ожидаемую динамику показателей в анализе.

В результате на пике кризиса понижено было чуть меньше 10% банковских рейтингов, при этом во втором полугодии агентство снизило всего один рейтинг, а повысило семь. Положительная динамика сектора во втором полугодии и активное восстановление нашли отражение и в оперативных рейтинговых действиях.

— А если брать в среднем по больнице, насколько в кризис ухудшилось качество корпоративной задолженности?

— На данный момент реструктуризацией воспользовались преимущественно крупные компании. По данным Банка России, на начало этого года доля реструктуризации в портфеле крупных заемщиков составила 20%, тогда как двумя годами ранее, в ковидный кризис, она не превышала 13%. Опыт пандемии показал, что бОльшая часть реструктурированных кредитов не мигрирует в проблемную задолженность, а во многом имеет технический характер.

По нашим оценкам, объем потенциально проблемных кредитов, где заемщики могут столкнуться с реальными сложностями в обслуживании долгов, составляет около 700 млрд руб., или около 6% капитала сектора. С учетом этой оценки мы ожидаем, что в 2023 году доля просроченной задолженности в кредитных портфелях будет увеличиваться. При этом в течение 2023 года доля просроченной задолженности по кредитам МСБ может впервые опуститься ниже соответствующего показателя по кредитам крупного бизнеса по мере реализации проблем крупных заемщиков, которые продолжают испытывать санкционное давление, в том числе за счет сжатия рынков сбыта. Тем не менее рост не будет критичным: в рамках базового сценария мы закладываем долю просроченной задолженности по крупному бизнесу на уровне 6,5%.

— Каковы ваши прогнозы развития ситуации в банковском секторе в 2023 году?

— Мы ожидаем, что уже в этом году прибыльность крупнейших универсальных банков восстановится: если в прошлом году по топ-10 был убыток, то в этом году ждем прибыли в размере около 1 трлн руб. Соответственно, остальные игроки, которые были в некоторой степени бенефициарами кризиса в прошлом году, начнут немного отставать, эффект от перетока клиентов из крупных банков сойдет на нет. Тем более что по последним санкционным пакетам мы увидели, что в них попадают уже и банки регионального масштаба, не входящие даже в топ-50.

С учетом финрезультата банков за пределами топ-10 мы можем увидеть совокупную прибыль по сектору в размере 1,3–1,5 трлн руб. Эта цифра уже отражает необходимый объем резервов, который сектор будет формировать в 2023 году.

Беседовал Петр Рушайло