150 лет со дня рождения Сергея Рахманинова

Первого апреля отмечается день рождения Сергея Васильевича Рахманинова (1873–1943) — русского композитора, пианиста и дирижера. Это круглый юбилей — 150 лет. В этот день в каждом городе и каждом концертном зале России звучит его удивительно красивая музыка, насквозь знакомая каждому слушателю. Однако Рахманинов принадлежит и мировой культуре. Сегодня его играют и в Европе, и в Америке, и в Китае. Его творчество наградило мир общими ценностями, и остатки этой общности не уничтожены и сейчас — уверен композитор, шеф-редактор издательства «Композитор» и многолетний автор “Ъ” Петр Поспелов.

Возможно, Рахманинов родился не первого, а второго апреля по новому стилю — это зависит от того, как соотносить юлианский и грегорианский календари. Сам Рахманинов указывал именно дату 2 апреля, но биографы до сих пор спорят. Композитор сегодняшнего дня или композитор дня завтрашнего? Еще недавно казалось, что исключительно вчерашнего.

Рахманинов создал более полусотни произведений, большая часть из которых была написана в России по 1917 год включительно. В это же время создавались новаторские партитуры Стравинского, дерзко заявил о себе Прокофьев — и даже на фоне мистически-усложненного Скрябина Рахманинов выглядел анахронизмом. При этом в качестве его музыки никто не сомневался — все дело было лишь в несовпадении с идеей прогресса.

С ранних лет в его опусах, написанных еще в XIX веке, установился элегический, идущий от романтизма, тон, выработалась протяжная русская интонация, а неотъемлемой частью стиля стало подражание колокольному звону. Музыковеды отмечают еще одну важную особенность рахманиновского мелоса — приверженность складу старорусского знаменного пения, когда мелодическая линия разматывается вокруг одного звука, избегая широких скачков. Большая часть его музыки написана в миноре: он с самых юных лет о чем-то грустил, с чем-то прощался — может быть, с Россией, хотя в молодые годы Рахманинова ей еще далеко было до роковых потрясений, а может быть, с самим типом искусства, которому он принадлежал и которым так блестяще владел. Утешение иногда наступало в мажорных апофеозах фортепианных концертов — подобно тому, как весенний дождь смывает с души грусть и тоску.

Уехав в 1918 в эмиграцию, Рахманинов перестал сочинять — родина уже не питала его вдохновения, он чувствовал, что его новые сочинения будут мало кому нужны. Зато как пианист он обрел огромную славу — и в Европе, и в Америке. За ним гонялись агенты, импресарио, папарацци и поклонники. Возможно, в 1920–1930-е годы Рахманинов был самым богатым русским артистом в мире. Его репертуар был широк, он играл и классику, и собственные вещи, из которых особенной популярностью пользовалась Прелюдия до-диез минор — без этого биса Рахманинов не мог доиграть ни один концерт. Автор проклинал свое произведение еще и потому, что как раз на него он не зарегистрировал авторских прав. Иначе он бы мог потратить еще много миллионов на самое важное после музыки дело жизни — бескорыстную, безоглядную помощь людям. В голодные 1920-е от Рахманинова тоннами шли в Москву продуктовые посылки, благодаря им не пропали с голоду МХАТ и Консерватория — сохранились даже расписки Станиславского в получении съедобных пайков. Он поддерживал бедных людей не только в чуждом ему СССР, но и в Европе, и в США — его великодушие могло соперничать только с его же скромностью.

Казалось бы, благозвучный, лишенный агрессии стиль Рахманинова мог бы стать частью советской эстетики — как это произошло с Чайковским. Но пролетарская культура не хотела терпеть в репертуаре буржуазного эмигранта: в 1930-е годы, особенно после подписанного Рахманиновым антисталинского письма в The New York Times, его музыку играть почти прекратили. На родине Рахманинов стал еще более вчерашним днем, чем был до этого.

Однако именно тогда Рахманинов вернулся к сочинению. В поздние годы им создано всего шесть сочинений, зато в их числе — Рапсодия на тему Паганини и Симфонические танцы. Они неплохо вписались в консервативную голливудскую эстетику, но не стали содержательным компромиссом — в них Рахманинов выразил ожидание новых потрясений, как в начале ХХ века это сделал Стравинский в «Весне священной» (в партитуру которой, кстати, Рахманинов, относившийся к Стравинскому с человеческой симпатией, посоветовал вписать финальный аккорд в басу — и младший коллега этому совету последовал).

С началом войны Рахманинов, забыв идейные несогласия, снова стал посылать в Россию деньги. Пишут, что Рахманинов предназначал их на лекарства и на бытовые нужды простых людей, но на них были куплены два военных самолета. Так или иначе, он был прощен и собирался побывать на родине (как это позже сделал его сосед по Голливуду Стравинский), но помешали болезнь и смерть.

С окончанием войны на арену вышел музыкальный авангард, методы Арнольда Шёнберга были приняты даже в университетах США, не говоря уже о Европе, где Рахманинов стал разве что музейным экспонатом. Но авангард не покорил мир, а сменивший его плюрализм разглядел в Рахманинове то, чего как раз не хватало современному искусству — гармонию, органическую красоту, глубокую человечность.

Сегодня наконец-то Рахманинов одинаково принадлежит и России, и миру. Он поселился в настоящем и, нет сомнений, останется в будущем.