Кем был и чему учил Константин Ушинский

Объявленный в России указом президента Владимира Путина Год педагога и наставника приурочен к 200-летию одного из основоположников отечественной педагогики — Константина Ушинского. Впрочем, знакомое большинству из нас из первых школьных учебников имя Ушинского относится к тем именам, чтить которые имеет смысл не только в связи с датами. О том, кем был, как жил и за что боролся Константин Ушинский,— в материале Марии Башмаковой.

«За свободу мыслей и передачу оных воспитанникам лицея»

В Санкт-Петербурге перед фасадом главного корпуса Российского педагогического университета на набережной реки Мойки, 48 стоит памятник. Посторонние не могут зайти на территорию вуза — прочитать имя на монументе невозможно. Казалось бы, логика подсказывает, что вуз, носящий имя Александра Герцена, должен быть украшен его скульптурным образом. Вопрос «Кому установлен памятник в РГПУ?» нередко звучит в петербургских викторинах. Правильный ответ — нет, не Герцену, а Константину Ушинскому. Герцен поначалу был определенно ближе советской власти, чем Ушинский с его педагогическими идеями. Памятник Ушинскому собирались ставить еще при «старом режиме», в 1914 году, но эти планы были нарушены войной и революцией, и вернулись к ним только в 1945-м — кстати, в тот же год Совнарком постановил издать 11-томное Полное собрание сочинений педагога. Впрочем, с одиннадцатитомником Академия педагогических наук РСФСР успела раньше: работа над отливкой скульптуры по эскизу Всеволода Лишева и Всеволода Яковлева началась на следующий год после завершения издания, в 1953-м, а установлена она была только в 1961-м. Советская педагогика в итоге сделала Ушинского кумиром: его именем называли стипендии, учебные заведения, улицы. Его принято было представлять демократическим педагогом, пострадавшим от самодержавия, не слишком фокусируясь на христианской и консервативной основе его общественно-политических взглядов.

Скорее всего, знаменитый педагог бывал в стенах Петербургского Воспитательного дома, который по распоряжению императора Павла I стал самостоятельным учреждением и был взят под покровительство императрицы Марии Федоровны. Ее имя теперь носит Фундаментальная библиотека РГПУ — университет занимает здание Воспитательного дома.

Константин Ушинский родился в Туле, а детство мальчик провел в Новгород-Северске Черниговской губернии — он происходил из малороссийских дворян старинного рода. Отец его, Дмитрий Григорьевич, окончил курс в Московском университетском благородном пансионе — лучшем по тем временам среднем учебном заведении России, участвовал в войне 1812 года, делал военную карьеру, потом оставил ее, а когда сыну исполнился год, был переведен на службу в Полтавскую торговую палату. Мать, Любовь Степановна Ушинская, урожденная Карпинская, умерла в 1835 году. Возможно, именно она привила сыну интерес к чтению: дома была богатая библиотека.

После окончания новгород-северской гимназии в 1840 году Ушинский поступил на юридический факультет Московского университета, где, как отмечал его биограф Матвей Песковский, «выделялся в студенческой среде самостоятельностью, независимостью своих воззрений».

Во время обучения Ушинский подрабатывал частными уроками, университет окончил с отличием. После выпуска стремился найти свое действительное призвание. В 1846 году после защиты магистерской диссертации Ушинский получил назначение в Демидовский юридический лицей в Ярославле на должность профессора законоведения, государственного права и финансов.

В лицее Ушинский проявил себя как ученый-энциклопедист и талантливый лектор, но преподавал там всего три года. Уже с первых шагов деятельность молодого профессора, пытавшегося реформировать устаревший курс, вызвала недовольство руководства. Ушинского упрекали не только за «самовольное» изменение учебных программ, но главное, как отмечал «начальник Ярославской губернии» генерал-майор Алексей Бутурлин,— за «дух своеволия и непокорности начальству», «за свободу мыслей и передачу оных воспитанникам лицея».

Попечитель лицея писал: «Ушинский имеет большое влияние на студентов; он мог бы быть полезным в лицее, но нужно иметь за ним постоянное наблюдение со справедливой строгостью в отношении к службе».

В сентябре 1849 года Ушинский ушел из Демидовского лицея, отказавшись исполнять требование директора составить подробнейшие программы каждой лекции: он посчитал, что эта регламентация убивает «живое преподавание», а «решиться на такое убийство честный преподаватель никогда не отважится». Свое увольнение он оправдал необходимостью проконсультироваться со столичными медиками.

«Воспитание за дверьми здания»

Оказавшись без средств к существованию, Ушинский разослал в различные учебные заведения России три десятка ходатайств с просьбой предоставить ему место учителя — и ни на одно не получил ответа. Двери школ, не говоря о высших учебных заведениях, оказались для него закрыты. Ушинский некоторое время занимался переводами статей из иностранных газет и журналов, написанием рецензий и обзоров, потом от безысходности устроился в Министерство внутренних дел, в департамент духовных дел и иностранных вероисповеданий.

Служба в департаменте была не слишком обременительной, но приносила лишь 400 рублей в год. Карьера чиновника Ушинского не привлекала — это были мучительные пять лет службы ради заработка. Впрочем, в свободное время он занимался философией, изучал психологию, социологию и естествознание. В 1851 году, будучи, как сейчас сказали бы, в служебной командировке в Черниговской губернии, он посетил родные для него места и вновь встретил подругу детства — Надежду Семеновну Дорошенко, с которой вскоре обвенчался. У супругов родились шестеро детей: Павел (1852), Вера (1855), Надежда (1856), Константин (1859), Владимир (1861) и Ольга (1867).

Жалованья, получаемого Ушинским в департаменте, семье откровенно не хватало. Но в конце 1853 года бывший начальник Ушинского в Демидовском лицее Петр Голохвастов предложил ему место преподавателя русской словесности и законоведения в Гатчинском сиротском институте, который Голохвастов возглавлял теперь в качестве директора. 1 января 1854 года Ушинский вышел на новую работу в институт, где через год станет инспектором классов. Учреждение, в котором он теперь трудился, было создано как сиротский воспитательный дом распоряжением императрицы Марии Федоровны в 1803 году; в 1837-м Николай I преобразовал его в институт, готовивший главным образом как раз будущих чиновников. К моменту прихода Ушинского это было большое профессионально-юридическое учебное заведение, в котором училось около 600 человек — по сути, целая система школ, от начальных, где обучали элементарной грамоте, до высших классов с курсами законоведения, финансов и педагогики.

Воспитание лояльности будущих государственных служащих требовало строгости, но в ситуации нехватки средств получалось, судя по отклику Ушинского, не слишком блестяще: «Канцелярия и экономия наверху, администрация в середине, учение под ногами, а воспитание — за дверьми здания».

Ушинский старался покончить хотя бы с воровством и доносительством среди воспитанников. В здании учреждения он нашел архив одного из прежних инспекторов, Егора Гугеля, одного из основоположников светского дошкольного образования в России. Книги и записи пылились в запертом шкафу, который несколько лет никто не открывал. В этом собрании — «полное собрание педагогических книг», под влиянием которых Ушинский позже напишет статью «О пользе педагогической литературы» — и станет постоянным автором «Журнала для воспитания».

Для него это не первый журнал. Еще до ухода из департамента, в 1852 году, он начал писать в «Современник», а потом вел в нем обзор иностранной прессы вместо Николая Чернышевского. «Современник», основанный Александром Пушкиным, в 1846 году получил второе дыхание благодаря новым издателям Николаю Некрасову и Ивану Панаеву. В девятом номере за 1852 год вышла большая статья Ушинского «Поездка за Волхов». Путевой очерк высоко оценил Иван Тургенев. Впрочем, в 1854 году Ушинский покинул журнал, не согласившись со слишком левыми взглядами его редакторов. После этого он еще год публиковался в менее политизированной «Библиотеке для чтения» — отдавал туда переводы с английского из Чарльза Диккенса и Уильяма Теккерея.

Но главным его интересом был, конечно, «Журнал для воспитания»: здесь он напечатал «Три элемента школы» (речь идет об администраторах, воспитателях и учителях — и о различных сочетаниях этих трех элементов) и «О народности в общественном воспитании» — и быстро стал известным педагогом.

Этому способствовало наступившее время: в начале 1855 года умер император Николай I, чье противоречивое правление началось в день восстания декабристов, а закончилось крайне неудачной для России Крымской войной. Вторая половина 1850-х — преддверие Великих реформ Александра II. Россия пыталась осмыслить неудачи, оценить опыт прежнего, николаевского царствования и заглянуть в будущее — а где, как не в школе, это будущее создается? Ушинский изучал теорию и историю педагогики, собирал и анализировал материалы о народном образовании в различных странах, писал педагогические статьи и благодаря им стал заметен.

«Сильный характер и упорная воля»

В 1859 году Константин Ушинский направил императрице Марии Александровне по ее просьбе «Письма о воспитании наследника русского престола», где обосновывал выбор пути воспитания цесаревича Николая Александровича, которому исполнилось тогда 16 лет. Николаю не суждено будет взойти на русский трон: в 1865 году он умрет от туберкулезного менингита во время поездки в Европу. Но в 1859-м дать августейшей семье рекомендации по поводу воспитания наследника — высочайшая честь для 36-летнего педагога (и повод для зависти недругов).

Еще недавно мелкий чиновник департамента МВД, Ушинский стал не чужим для Марии Александровны: в январе 1859 года именно она рекомендовала назначить его инспектором классов Императорского воспитательного общества благородных девиц — в Смольный институт. Институт, созданный еще в 1764 году (и просуществовавший до 1932-го, после революции — за границей), с начала 1808 года помещался в специально построенном архитектором Джакомо Кваренги здании и представлял собой консервативное учреждение, в котором начальница — статс-дама Мария Павловна Леонтьева — поддерживала без изменения порядки 1830-х годов. Инспектор классов Ушинский занимался организацией учебной работы.

В те времена воспитанницы проводили в Смольном девять лет практически в полной изоляции, а обучение сводилось к танцам, музицированию и изучению пары иностранных языков. Ушинский был с этим категорически не согласен, хотя критика его была скорее консервативна: он считал, что женщину надо готовить как помощницу мужу, воспитательницу детей, просветительницу народа, а не как «эфемерное создание, вечно отдыхающее на ложе из роз».

Выпускница Смольного педагог и писатель Елизавета Водовозова в книге «На заре жизни» оставила описание внешности Ушинского, заметив, что художник мог бы написать с него портрет религиозного фанатика, настолько вдохновенным и суровым могло быть его лицо: «Худощавый, крайне нервный, он был выше среднего роста. Из-под его черных густых бровей дугою лихорадочно сверкали темно-карие глаза. Его выразительное, с тонкими чертами лицо, его прекрасно очерченный высокий лоб, говоривший о недюжинном уме, резко выделялся своею бледностью в рамке черных как смоль волос и черных бакенов кругом щек и подбородка, напоминавших короткую густую бороду. Его тонкие, бескровные губы, его суровый вид и проницательный взор, который, казалось, видит человека насквозь, красноречиво говорили о присутствии сильного характера и упорной воли». Юная смолянка, «пораженная красотой» Ушинского, облила духами его шляпу, желая произвести впечатление. Эксцентричное проявление восторга было у институток в порядке вещей. Но инспектор не обрадовался, а рассердился глупой выходке, потому барышни сочли, что он наглец, «злец» и «невежа». Стиль поведения Ушинского многим воспитанницам казался дерзким и неучтивым.

Но Елизавета Водовозова позже характеризовала появление Ушинского в Смольном как «луч света», а сам институт называла «окаменевшим в своей неподвижности», с «допотопными устоями».

Посетив уроки, педагог пришел к выводу: барышни невежественны, учителя не всегда пригодны. Девушки на шестом году обучения немецкому языку не могли перевести с листа прочитанное и пересказать своими словами. С произведениями Шиллера и Гете старшеклассницы были не знакомы, поскольку их учитель считал, что девушки ничего не поймут в этих сочинениях. Ушинский, вспоминает Водовозова, возражал, что «только идиота может не заинтересовать гениальное произведение». С уроками русского и литературы тоже вышла незадача: учитель вместо диктантов читал, гримасничая, басни Крылова. Учебника у девушек не было, библиотеки в классе — тоже, Пушкина, Гоголя, Грибоедова воспитанницы не читали, зато учитель театрально декламировал им стихи.

Ушинский остался недоволен и педагогами, и воспитанницами. Неудобно вышло и с субординацией: авторитет классных дам в Смольном был непререкаем, а инспектор классов критиковал их работу и делал им замечания при воспитанницах. Ушинский полагал, что институт добился бы более значительных успехов, «если б при приеме классных дам руководствовались правилом приглашать умственно развитых, а не особ, умеющих кадить всякой пошлости», которые «притупляют умственные способности и озлобляют сердца». С воспитанницами педагог бывал прям и говорил как с равными, что те быстро оценили: из дерзкого «злеца» Ушинский превратился в интересного смельчака.

Константину Ушинскому многое удалось за два года, проведенные им в Смольном. Он значительно изменил старые порядки и заложил основу нового стандарта женского образования в России.

Он буквально совершил революцию, добившись отмены разделения учениц на «благородных» и «неблагородных», то есть фактически уравнял в правах девушек из разных сословий. Он потребовал вести занятия на русском, а не на французском языке.

Позже Ушинский напишет, что умственное, нравственное развитие начинается с овладения родным языком. Он называл родной язык «удивительным педагогом», который «легко и основательно» учит очень многому, будит мысль ребенка, формирует множество понятий, взглядов, развивает мышление. С любовью Константин Ушинский писал о русском народе, создавшем «тот глубокий язык, глубины которого мы и до сих пор еще не могли измерить».

Ушинский добился почти полной смены преподавательского состава Смольного и составил новый учебный план с углубленным изучением естественных наук и литературы. Он предложил углубить курс географии — «в ней результаты всех наук, которые необходимо знать образованной женщине». Учебные курсы он требовал строить по принципу усвоения знаний — от простого к более сложному, что для его современников отнюдь не было очевидно. Новшеством стал курс гигиены. «Сбереженье здоровья — не только своего собственного, но и целой семьи — находится в руках матери и хозяйки, а незнание самых главных гигиенических правил ведет иногда к гибельным последствиям»,— писал инспектор. Ушинский открыл двухлетний педагогический курс, по окончании которого девушки могли преподавать. Это для многих воспитанниц открыло ранее почти немыслимую возможность самостоятельного заработка. При значительном расширении учебного плана время обучения в институте удалось сократить с девяти до семи лет, причем воспитанницы наконец-то получили право уезжать домой на каникулы и праздники.

«Ключ свободной, здоровой и цветущей государственной жизни»

При Ушинском в Смольном была введена практика педагогических совещаний и преподавательских конференций для обмена опытом. Ушинский сумел сплотить вокруг себя единомышленников, которые разделяли его взгляды. Он устраивал «педагогические четверги», или журфиксы, во флигеле Смольного института, где жил с семьей. Здесь толковали о новостях литературы, государственных реформах — и о реформах воспитания и образования.

Константин Ушинский считал, что учителя обязательно должны участвовать в воспитательном процессе. До этого по давней традиции преподаватели только учили, не вмешиваясь в жизнь воспитанниц, даже не оставались наедине с ними вне присутствия классных дам. При новом инспекторе учителя стали неформально разговаривать на уроках со слушательницами, отвечать на их вопросы, участвовать во вручении наград и праздниках, обсуждать успехи и неудачи воспитанниц.

Ушинский за сравнительно короткое время успел сделать Смольный лучшим женским учебным заведением в России. Но, несмотря на растущую популярность педагога и расположение к нему царской семьи, положение его не было простым.

«Взгляды Ушинского современникам виделись революционными,— говорит директор Фундаментальной библиотеки РГПУ им. А. И. Герцена Натела Квелидзе-Кузнецова.— Он понимал народность иначе, чем она была выражена в циркуляре министра народного просвещения Сергея Уварова (1786–1855; министр с 1833 по 1849 год, идеолог так называемой официальной народности.— “Ъ”): “Народность состоит в беспредельной преданности и повиновении самодержавию”».

Начальнице института Марии Леонтьевой не нравилось постоянное вмешательство инспектора в воспитательную сферу, которая прежде принадлежала только ей. Конфликт достиг своего пика в тот момент, когда при обходе выпускных классов на торжественном акте выпуска 1861 года Ушинский вместо начальницы сам прошел рядом с императрицей Марией Александровной. Леонтьева увидела в этом вызов. Кроме того, на инспектора написал донос законоучитель Смольного института Василий Гречулевич, обвиняя Ушинского в «распространении безбожия и безнравственности».

Обвинение в безбожии было брошено человеку, который писал, что «дело народного воспитания должно быть освещено церковью, а школа должна быть преддверием церкви». «В одном христианстве есть неисчерпаемый ключ свободной, здоровой, вечно развивающейся и цветущей государственной жизни»,— размышлял педагог в «Письме о воспитании наследника русского престола». Ушинский, в то время уже широко известный в России педагог, тяжело переживал доносы и скандал, но был в итоге отстранен от педагогической работы.

В середине 1861 года Евграфа Ковалевского в должности министра народного просвещения совсем ненадолго сменил крайне консервативный граф Евфимий Путятин. Министр был сторонником жесткой дисциплины в университетах, а начальное образование предлагал полностью передать церкви. Из-за столкновения с Путятиным Ушинскому пришлось покинуть должность главного редактора «Журнала Министерства народного просвещения», которую он занимал с 1860 года. «Все русское просвещение отдали в руки идиоту и изуверу, который... думает дать новое направление русскому воспитанию и просвещению, а следовательно, и русской истории...— писал Ушинский о Путятине в одном из писем.— Взгляд у этого господина на воспитание такой, что он выразил следующую мысль: “Всякая педагогика — вздор; дите надобно учить так, чтоб его рвало, тошнило (sic) от ученья”». Уже в декабре на фоне волнений студентов и закрытия Петербургского университета Путятин ушел в отставку, и место его на следующие несколько лет занял имевший репутацию либерала тайный советник Александр Головнин, при котором Ушинский продолжил сотрудничать с «Журналом Министерства народного просвещения» как публицист.

В 1861 году вышла детская хрестоматия Ушинского «Детский мир», первый массовый учебник русского языка для начальной школы.

Все то, что он выбрал для «Детского мира», до сих пор входит в учебники чтения и литературы: «Сказка о рыбаке и рыбке», «Зима», «Зимняя дорога» Александра Пушкина; баллады Василия Жуковского; стихи Михаила Лермонтова, Федора Тютчева; произведения Ивана Тургенева («Воробей» из «Записок охотника») и многое другое. Впервые «Детский мир» вышел тиражом 3600 экземпляров и в первый же год был переиздан дважды. Книга переиздавалась 68 раз, за первые 25 лет было продано более миллиона экземпляров. И тем не менее великий для России 1861 год стал годом разочарования для Константина Ушинского: он лишился возможности преподавать в Смольном. Скандалы плохо сказались на состоянии его здоровья.

Императрица Мария Александровна, впрочем, продолжала принимать участие в судьбе Ушинского. С 1862 года он числился чиновником Собственной Его Императорского Величества канцелярии, а именно ее IV отделения, которое еще называли ведомством императрицы Марии Федоровны, жены Павла I, принявшей под свое покровительство благотворительные учреждения. Пеликан, изображенный на эмблеме Года педагога и наставника, фигурировал как раз на эмблеме ведомства как птица, готовая разорвать собственную грудь, чтобы вскормить птенцов.

Практически сразу после нового назначения Ушинский с семьей отправился в долгую поездку по Европе, которая могла считаться командировкой: на все пять лет ему сохранили содержание. «Поездка за границу сохранила Ушинскому возможность воплощать свои идеи хотя бы на бумаге,— полагает Натела Квелидзе-Кузнецова.— В поездке он получил огромный опыт зарубежной школы. Да, уйдя из Смольного, он больше не занимал постов, но смог работать. Его поддерживала не только Мария Александровна. Но нельзя было реформировать школу и сказать: “Ушинский прав, остальные нет”. Мудрый правитель хочет сохранить и либералов, и консерваторов, а прогрессивное найдет себе дорогу».

«Ласковость без приторности, справедливость без придирчивости, доброта без слабости»

В поездке Ушинский знакомился с женскими гимназиями, народными школами и первыми детскими садами в Швейцарии, Германии, Франции, Италии и Бельгии; изучал опыт иностранных коллег. «Осмотрев множество заграничных школ для малолетних детей, я понял, что воспитание и учение детей, по крайней мере до восьмилетнего и даже до десятилетнего возраста, более на месте в семье, чем в общественной школе,— писал, в частности, Ушинский.— Я желал бы, чтобы русская женщина, испытав глубокое наслаждение самой учить и развивать своего ребенка, не уступала этого наслаждения никому без крайней необходимости».

В перерывах между поездками Константин Ушинский несколько раз возвращался в Россию — так, он провел в Петербурге лето и осень 1864 года. За это время он получил цензурное разрешение на печатание написанного им за границей школьного учебника «Родное слово», состоящего фактически из трех книг. К нему прилагалось руководство для учителей и родителей — первое полноценное методическое пособие. Коллега и фактический соавтор Ушинского в этой работе Лев Модзалевский писал, что «переделка “Родного слова” предпринималась Ушинским много раз по мере того, как он обогащался новыми и новыми опытами и наблюдениями в заграничных начальных школах, и по мере того, как он вдумывался и вчитывался в русскую народную литературу или делал опыты обучения над собственными детьми... Он прочитывал мне, как гостю, некоторые места и тут же радикально переделывал их. Обилие новых и новых мыслей постоянно как бы препятствовало известному труду окончательно вылиться в одну определенную форму. Автор был постоянно недоволен собой и своим произведением».

В «Родное слово» вошло множество текстов Ушинского — художественных, естественно-научных, библейских. Работа над учебником и «Книгой для учащих» заняла около двух лет. Пособие содержало рекомендации не только по преподаванию, но и по организации учебного процесса в целом. Ушинский считал, что «в школе должна царствовать серьезность, допускающая шутку, но не превращающая всего дела в шутку, ласковость без приторности, справедливость без придирчивости, доброта без слабости, порядок без педантизма и, главное, постоянная разумная деятельность».

Успех «Родного слова» был громадным, оно выдержало не менее полутора сотен переизданий только в России.

Пока книга готовилась к печати, Ушинский принимал участие в обсуждениях устройства женских семинарий для подготовки сельских учительниц на заседаниях Педагогического общества. Он входил в комитет по составлению проекта организации подобных семинарий и возглавлял его, делал сообщение о состоянии высшего женского образования за границей и читал на собрании общества реферат «Педагогика как искусство». Ему аплодировали. У автора возникла мысль о возвращении к педагогической работе в России, и он даже обратился к главноуправляющему IV отделением Собственной Е. И. В. канцелярии принцу Петру Ольденбургскому с прошением об увольнении со службы — но вместо увольнения ему продлили командировку в Европу.

«Скромно, терпеливо, с непритворным уважением»

Будучи автором учебных пособий и методических текстов, Константин Ушинский сомневался в возможности формализации педагогического опыта: «Педагогика не наука, а искусство — самое обширное, сложное, самое высокое и самое необходимое из всех искусств,— писал он в работе “Человек как предмет воспитания”.— Как искусство, оно кроме знаний требует способности и наклонности, и, как искусство же, оно стремится к идеалу, вечно достигаемому и никогда вполне не достижимому: идеалу совершенного человека».

Константин Ушинский считал основой образования его народность, поясняя, что нет воспитательной силы у абстрактных идей и систем, заимствованных у других народов. Методической основой образования он считал наглядность — и простой эта мысль кажется нам сегодня во многом благодаря его усилиям. Будучи первопроходцем во многих областях, связанных с обучением и воспитанием, открывая и формулируя вещи, которые выглядят сегодня незыблемо очевидными, Ушинский всегда подчеркивал связь этики и науки, а учебу ради учебы критиковал, утверждая, что только образование сформирует правильное понимание жизни, которое сделает человека полезным себе и обществу. Оптимальным способом подачи материала он считал диалог, а обучение в формате менторских текстов и лекций ценил невысоко, считая живое общение более эффективным. «Не уметь хорошо выражать своих мыслей — недостаток; но не иметь самостоятельных мыслей — еще гораздо больший»,— писал он. По мнению Ушинского, у педагога есть более важная задача, чем передать знания,— научить мыслить.

Коллеги называли его учителем учителей. «Ушинский — это наш действительно народный педагог, точно так же, как Ломоносов — наш народный ученый, Суворов — наш народный полководец, Пушкин — наш народный поэт, Глинка — наш народный композитор»,— написал о нем Лев Модзалевский.

Матвей Песковский в 1893 году назвал Константина Ушинского «отцом русской педагогики», а советский и российский историк и педагог Эдуард Днепров в своей книге «Ушинский и современность» (2007) пишет о нем как о «страстном» и «бескомпромиссном», полагая, что человек, наделенный такими качествами, обречен на непонимание и конфликты с ретроградами.

Дочь Константина Ушинского Вера оставила воспоминания об отце. Она характеризовала его как человека чуткого, справедливого, не склонного к сентиментальным проявлениям. Однако же педагог всегда находил время на домочадцев. Будучи «религиозным, но не набожным», он читал детям Евангелие и русских классиков, играл с детьми, за границей сам учил их русскому языку и географии. В быту Ушинский был строг и аскетичен, от всех домочадцев требовал иметь и исполнять определенные домашние обязанности.

Окончательно вернувшись в Россию в 1867-м, Ушинский много времени проводил в Крыму и планировал перебраться в Киев. В Симферополе он встречался с учителями казенной гимназии, при которой работал основанный на методике Ушинского «образцовый класс по способу наглядного обучения». «Дружественный тон, которым автор “Родного слова” говорил с учителями, мягкость обращения и простота быстро привлекали к нему всех,— писал позже один из преподавателей гимназии.— Он смотрел на каждого учителя как на равного себе товарища и скромно, терпеливо, с непритворным уважением слушал всякое замечание и возражение… Проэкзаменовал всех учениц, поступивших в первый класс. Учительницу поразило, с каким искусством великий педагог опрашивал детей. Он ставил вопросы просто, ясно и в то же время так, что по ответам можно было легко понять, насколько подготовлена и развита та или иная ученица».

В эти годы Ушинский работал над исследованием «Человек как предмет воспитания». В 1868-м вышел отдельным изданием первый том, а спустя год — второй. Однако закончить свою книгу Ушинский не смог. Третий, самый важный, том, который был посвящен собственно педагогическим проблемам, остался незавершенным. Автор страдал слабыми легкими, но не только проблемы со здоровьем и карьерные неурядицы подломили его силы. Страшным ударом стала смерть в 1870 году старшего сына Павла в возрасте 18 лет в результате несчастного случая на охоте. Вскоре после этого Ушинский с сыновьями Константином и Владимиром поехал лечиться в Крым, по дороге простудился и остановился для лечения в Одессе, где и умер. Лечивший Ушинского врач Владимир Шкляревский, профессор Киевского университета, составил медицинское свидетельство о том, что Ушинский страдал «хроническим воспалением легких», что эта болезнь требовала «вместе с хорошими климатическими условиями почти абсолютного воздержания от всякой напряженной деятельности» и что «именно усиленные ученые литературные работы Ушинского, которыми ознаменовались последние годы его жизни… с медицинской точки зрения были для него пагубны, потому что истощили его слабые физические силы и были существенной причиной его преждевременной кончины…»

Похоронили Ушинского в Киеве, на территории Выдубицкого монастыря. На его надгробном памятнике под простым крестом из белого гранита была сделана надпись: «Константин Дмитриевич Ушинский — автор “Детского мира”, “Родного слова”, “Педагогической антропологии”, умер 21 декабря 1870 года на 47 году жизни».

Материал подготовлен при поддержке Министерства просвещения и Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена