Выбор Игоря Гулина

Сослагательное наклонение

Армен Медведев
Киноведческая артель 1895.io

Армен Медведев был важнейшим участником советского, а затем российского кинопроцесса начиная с 1960-х. Главный редактор журнала «Искусство кино», в 1980-х — заместитель председателя Госкино СССР, а в 1990-х — председатель Госкино России, организатор фестивалей, защитник, соратник и друг множества гениальных режиссеров, он был еще и великолепным преподавателем. В конце 2000-х киновед Султан Усувалиев начал записывать лекции Медведева во ВГИКе. Спустя полгода после смерти учителя он собрал часть из них в книгу. Том этот охватывает период от 1920-х до начала 1960-х, от Эйзенштейна и Кулешова до Герасимова и Тарковского — то есть, собственно, до того момента, когда Медведев сам входит в кино. Это устная речь — не совсем стройная, петляющая, часто чуть-чуть ерничающая, будто бы необязательная и бесконечно обаятельная. И это одна из лучших когда-либо выходивших книг по истории советского кино. Медведев обладал удивительно незашоренным, живым взглядом. Кинопроцесс 1920-х и 1930-х в его изложении кажется действом, разворачивавшимся совсем недавно. Речь ни в коем случае не о раздражающем панибратстве с великими. Просто история кино предстает в его рассказах не как перечень магистральных линий и тенденций, достижений и ошибок мастеров, а как пространство с бесконечным количеством потенций (отсюда — название книги, сослагательное наклонение, которого история якобы не знает). Медведев призывал своих учеников скептично относиться к усвоенным штампам, сложившимся образам и сам, даже в 80 лет, был мастером такого обновляющегося взгляда.

Мартин Скорсезе: ретроспектива

Роджер Эберт
АСТ
Перевод Александра Мороз

Умерший в 2013 году Роджер Эберт был самым известным американским кинокритиком ХХ века. Автор не то чтобы особенно глубокий или тонкий, Эберт — безусловный мастер. Его тексты — манифесты здорового среднего вкуса, золотой середины. Мартин Скорсезе — его идеальный герой, такой же мастер, воплощение достойного мейнстрима. Их многое объединяет. Эберт и Скорсезе — сверстники, оба родились в 1942 году, оба выросли в рабочих католических семьях (правда, Скорсезе — в итальянской, а Эберт — в ирландской), оба в детстве влюбились в кино и почти синхронно вошли в профессию. В 1967-м начинающий кинокритик Эберт написал один из первых отзывов на дебютный фильм Скорсезе «Кто стучится в мою дверь?». Через несколько лет, после «Злых улиц», он провозгласит Скорсезе главной надеждой американского кинематографа и будет сопоставлять его с Феллини (это не произвольное сравнение: обоих режиссеров-католиков занимали переплетения вины и сексуальности, также отзывавшиеся в душе критика — о чем он сам пишет в предисловии). В 2008 году Эберт собрал в книгу все, что написал о друге за 40 лет: краткие рецензии, внимательные разборы, хвалебные речи, интервью. Так творческая биография художника переплетается с биографией внимательного, пристрастного зрителя.

Пока еще море принадлежит нам. Фильмы и время Михаила Калика

Наталья Баландина
Порядок слов — Киноведческая артель 1895.io

Книги об интересных советских режиссерах, скажем так, не первого ряда — редкость, и монография Натальи Баландиной — примечательное исключение. Ее герой — автор фильмов «Человек идет за солнцем», «До свидания, мальчики» и «Любить» Михаил Калик, один из художников, переломанных советской киносистемой на заре застоя. В 1960-х Калик числился в надеждах кинематографа вместе со своими друзьями — Тарковским, Кончаловским, Хуциевым. В 1971 году, после цензурных баталий вокруг «Любить», он эмигрировал в Израиль и был по сути вычеркнут из официальной истории. В перестройку известность к нему вернулась, но с былой славой ее уже было не сравнить. Баландина начала заниматься Каликом еще студенткой, в 1990-х, собрала массу архивного материала, поговорила с самим режиссером (он умер шесть лет назад), его коллегами и близкими. Ее книга — вполне традиционная биография, разворачивающаяся от младенчества к старости, через взлеты и драмы (помимо борьбы с киночиновниками, в жизни режиссера были и более серьезные репрессии: в 1951 году он, в то время студент ВГИКа, был арестован по 58-й статье и три года провел в лагерях). Рассказ о жизни перемежается с анализом творчества Калика — одновременно тонкого лирика, знатока детских и юношеских душ и формального новатора, одного из главных последователей французской новой волны в советском кинематографе.

О медленности

Лутц Кёпник
Новое литературное обозрение
Перевод Нина Ставрогина

Лутц Кёпник — американский киновед, медиатеоретик и интеллектуальный историк с крайне разносторонними интересами, автор книг о Вернере Херцоге, Майкле Бее, нацистском кинематографе, Беньямине, Вагнере, а также специалист по осмыслению изменения климата в современном искусстве. В своей книге «О медленности» 2014 года он также дрейфует между историей технологий, философией, фотографией, инсталляциями и собственно кинематографом. Ее тема — медленное искусство. Есть распространенное убеждение: мир все больше ускоряется, технологии рассеивают наше внимание, и искусство, в том числе киноискусство, подстраивается под них — становится раздробленным, дерганым, рассчитанным на мгновенные реакции. Но есть в кинематографе последних десятилетий и обратная тенденция: подчеркнутое замедление. Эта новая медленность, по Кёпнику, вовсе не попытка обернуть прогресс вспять, зацепиться за уходящие формы. Наоборот, ее задача — по-настоящему разглядеть современность, прочувствовать ее, вместо того чтобы погрузиться в каскад спецэффектов. Только неспешность позволяет действительно осознать скорость. Тут может быть множество примеров (Педру Кошта, Лав Диас и пр.), но Кёпник лучше всего знает немецкий контекст. Его герои — Вернер Херцог, Кристиан Петцольд, а также, как ни странно, автор «Беги, Лола, беги» Том Тыквер.

О хождении во льдах

Вернер Херцог
Individuum
Перевод Марина Коренева

Хорошая пара к исследованию Кёпника — книга одного из главных его героев. В 1974 году Вернер Херцог, недавно закончивший «Каждый сам за себя, а Бог против всех», узнал о болезни Лотты Айснер. Матриарх немецкого киноведения, автор классических книг об экспрессионистском кинематографе, глава архива Парижской синематеки, Айснер, обвиненная в левых симпатиях, с начала гитлеровской эпохи жила во Франции, но после войны вновь стала активным участником кинопроцесса на родине. Для поколения «нового немецкого кино», к которому принадлежал Херцог, ее благословение сыграло важнейшую роль: Айснер была мостиком, связывающим молодых новаторов с великой эпохой Ланга, Мурнау, молодого Брехта. Херцог решил, что может спасти Айснер от смерти. Для этого необходимо было дать обет, совершить нечто вроде паломничества — пройти пешком из Мюнхена в Париж, по возможности не пользуясь удобствами цивилизации: ночуя под мостами и на сеновалах, не меняя обуви, обедая чем бог пошлет. Стоит сказать: операция оказалась успешной — Айснер прожила еще девять лет. В дороге Херцог вел путевой дневник, а спустя два года решил издать его книгой. По сути это то же медленное кино — только в прозе: череда длинных кадров, медитативный тревеллинг, наполненный — абсолютно в духе фильмов Херцога — маниакально сосредоточенным напряжением воли, стремлением реализовать избранный план, каким бы безумным он ни казался.

Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram