Как появился особый управленческий спорт

100 лет назад, в мае 1923 года, на фоне усиливающегося финансового дефицита началось введение общегосударственного режима экономии, причем одной из основных мер называлось сокращение и упрощение управленческого аппарата и говорилось, что «из него будут изгнаны воры и мошенники», ведь при продолжении прежнего курса, как считал И. В. Сталин, «все, что берется у крестьянства, придется тратить на содержание самого аппарата,— и тогда политический крах».

«На 5 заключенных 11 лиц администрации»

Катастрофическое положение с продовольствием в России после Октябрьской революции вынудило новую власть ввести распределение продуктов по классовому принципу. Население страны было разделено на три категории. По максимальным нормам снабжались рабочие физического труда. Ко второй категории были отнесены служащие по найму и рабочие, занятые менее тяжелым физическим трудом. В третью категорию включили «лиц интеллигентных и свободных профессий» и прочих граждан, не попавших в первые две группы.

27 июля 1918 года Коллегия Народного комиссариата продовольствия (Наркомпрод) предписала своим органам во всех населенных пунктах городского типа ввести «классовый паек». Но цель — накормить прежде всего пролетариат — не была достигнута. Претендентов на пайки в новой структуре власти оказалось больше, чем продуктов. Например, Карательный отдел Народного комиссариата юстиции писал губернским комиссариатам юстиции в 1918 году:

«Если в местных тюрьмах, сплошь и рядом, на 11 заключенных приходится 17 служащих, на 5 заключенных 11 лиц администрации, то таковое положение далее нетерпимо и местные власти, спокойно созерцающие подобные порядки, действуют в высшей степени небрежно.

Мы немедленно предлагаем искоренить подобные порядки, немедленно сокращая штат служащих и увольняя излишнее их количество на общем основании, или же, где возможно, закрывая излишние места заключения с переводом содержимых в них заключенных в другие места.

Но одновременно необходимо и упростить администрацию, ибо для места заключения с незначительным количеством заключенных вполне достаточно сокращенного состава администрации, напр., из трех надзирателей (при восьмичасовой смене) без начальников, помощников и т. д. В этом отношении мы даем соответствующие полномочия Губернским Комиссариатам Юстиции с донесением нам об исполнении».

Но 24 апреля 1919 года Наркомпрод издал распоряжение «О порядке причисления ответственных советских работников к 1 категории классового пайка». А 15 января 1921 года комиссия по снабжению рабочих при Наркомпроде установила особый паек для ответственных политических и профессиональных работников, а также ответственных сотрудников местных, областных, губернских, уездных и районных советских учреждений.

И расширение штатов продолжилось.

«Бесспорно установлено,— писали "Известия" в феврале 1923 года,— что во время гражданской войны произошло разбухание аппаратов советских организаций не только в центре, но и на местах».

Кроме того, гарантированные поставки продовольствия требовались для Красной армии, для многочисленных сотрудников Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК), для развивавшихся параллельно с госаппаратом органов большевистской партии и огромной армии ее пропагандистов… Все это обеспечивалось с помощью принудительного изъятия продовольствия у крестьян.

«Вместо сотни негодяев и бездельников»

В 1919 году Совет народных комиссаров несколько раз предпринимал попытки сократить штаты как центральных, так и местных учреждений народных комиссариатов. Это было предписано постановлением от 25 марта 1919 года. Затем, 3 июня, вышел новый приказ — «О продолжении работы по сокращению штатов в советских учреждениях и о мерах упорядочения работы канцелярий советских учреждений», в котором говорилось:

«Поручить Государственному контролю совместно с Комиссариатом труда представить проект постановления о полезном применении труда освободившихся советских служащих.

Сокращение штатов по образцу центральных управлений должно распространиться на все советские учреждения без изъятия как в центре, так и на местах.

Поручить Государственному контролю найти несколько инструкторов-специалистов для инструктирования по правильной постановке канцелярской работы в советских учреждениях».

28 сентября 1922 года вышел декрет СНК «О мерах к сокращению числа служащих и рабочих учреждений и предприятий, состоящих на государственном бюджете».

Работавшая тогда в управлении закавказских железных дорог В. Н. Векилова, наблюдавшая все эти преобразования, писала в своем дневнике:

«Содержание всеобщей, огромной и бестолковой канцелярии-казармы было государству не под силу.

Появилась необходимость "сократить" этот избыточный штат бумажных паразитов, рационализируя и уплотняя работу. Но так как целый слой работников снимать нельзя по партийным и национальным соображениям, то снимались по большей части беззащитные (не защищенные никакими "подпорками") и поэтому наиболее добросовестные, ибо дрожащие за свое жалкое содержание, служащие. Но тогда работа начинала отставать; биржа переполнялась безработными. Опять набор новых служащих. Опять сокращение. И так, без конца, мучительные сжимания и раздувания государственных органов».

После того как в марте 1921 года на Х съезде ВКП(б) был принят план новой экономической политики и был взят курс на товарно-денежные отношения, хозяйственный расчет и развитие рынка и торговли первым делом взялись за реформирование волостных исполнительных комитетов.

«С переходом в связи с новой экономполитикой на хозяйственный расчет,— подводили итоги этой работы "Известия" 4 февраля 1923 года,— все органы стали стремиться к сокращению и удешевлению аппарата, в особенности тогда, когда были прекращены денежные выдачи из центра и органы губерний и уездов стали переводиться на местные средства, которых было далеко недостаточно для содержания аппарата».

Историк С. Б. Веселовский, живший в первые послереволюционные годы в Подмосковье, отмечал 30 мая 1922 года в дневнике:

«В нашем уезде осенью волсоветы были сокращены и в исполкомах были оставлены по 3 чел…

Вообще у нас сейчас в Михневе, резиденции сов. власти, курьезное сборище лишившихся престола царьков.

Одни уволены за пьянство и вымогательство, другие за пьянство и казнокрадство, третьи за сокращением штатов, четвертые за упразднением "учреждений", в которых они сидели. Вместо сотни негодяев и бездельников, сидевших на шее у народа, осталось десяток отборных дельцов».

Правда, уменьшение числа служащих на уездном и губернском уровне шло с большим трудом. Весь 1922 год продолжались дискуссии о том, каким образом следует сокращать эти аппараты. Законодательным путем вопрос так и не был решен. На местах происходила стихийная реорганизация, в каждой губернии по-своему.

В финансовой программе на 1922−1923 годы, представленной председателю Совнаркома РСФСР В. И. Ленину замнаркома финансов РСФСР Г. Я. Сокольниковым, говорилось:

«В области борьбы с бюджетным дефицитом необходимо, прежде всего, исходить из ясного сознания, что у советского государства нет ни экономических, ни, в частности, финансовых ресурсов для содержания всего того громадного административного и хозяйственного аппарата, с которым оно вышло из эпохи "военного коммунизма" и содержание которого в эту эпоху обеспечивалось методами, неприменимыми в условиях нового периода, когда отвергнута экспроприация мелкой собственности, а процесс экспроприации крупной собственности закончен».

«И тогда политический крах»

На XII съезде ВКП(б), состоявшемся в апреле 1923 года, генеральный секретарь ЦК РКП(б) И. В. Сталин, заявил, что советская государственная машина прекрасна, лишь отдельные ее составные части плохи.

«Мы,— говорилось в его отчете съезду,— хотим иметь госаппарат как средство обслуживания народных масс, а части этого госаппарата хотят превратить его в статью кормления… Либо самый государственный аппарат, налоговый аппарат будет упрощен, сокращен, из него будут изгнаны воры и мошенники, и тогда нам придется брать с крестьян меньше, чем теперь, и тогда народное хозяйство выдержит; либо этот аппарат превратится в самоцель, как было на юго-востоке, и все, что берется у крестьянства, придется тратить на содержание самого аппарата,— и тогда политический крах».

В том же докладе И. В. Сталин поведал о показательной истории с Промбюро Юго-Востока (Организационное бюро по восстановлению промышленности, являвшееся полномочным представительством Высшего совета народного хозяйства, ВСНХ). В нем работало около 2 тыс. работников.

«Тов. Ворошилов с отчаянием говорил мне, что нелегко было управиться с этим аппаратом,— сообщал И. В. Сталин,— и для управления его нужно было создать добавочный маленький аппаратик, т. е. для управления аппаратом управления. Нашлись добрые люди: Ворошилов, Эйсмонт и Микоян, которые взялись за дело по-настоящему. И оказалось, что вместо 2 тыс. работников в аппарате можно иметь 170. И что же? Теперь дела идут, оказывается, гораздо лучше, чем раньше. Раньше аппарат съедал все, что вырабатывал. Теперь аппарат обслуживает промышленность.

Таких фактов уйма, их много, их больше, чем у меня волос на голове».

На XIII съезде РКП(б), состоявшемся в мае 1924 года, И. В. Сталин сообщил:

«По данным статистики, служащих наркоматских, значит, служащих тех учреждений, которые состоят на государственном бюджете, было в прошлом году 1.500 тысяч с лишним, в этом году осталось, будто бы, 1.200 тысяч. Сокращение на 300 тысяч. Но если перейти к учреждениям, работающим на основе хозрасчета, то оказывается, что в этом году мы имеем в этой области около 200 тысяч (цифр за прошлый год нет), т. е. того, что мы выиграли на учреждениях госбюджетных в смысле сокращения, мы в значительной мере проиграли на учреждениях, работающих на основе хозрасчета. Я уже не говорю о том, что часть служащих перешла на местный бюджет, т. е. не попала в данное исчисление. В общем, количество служащих осталось то же самое, если не увеличилось».

Несколько радовали цифры по служащим в профсоюзном и партийном аппарате: количество первых сократилось с 28 до 27 тысяч, количество вторых — с 26 до 23 тысяч.

«Сокращение наркоматских аппаратов на 2–3 сотни тысяч служащих, в то время как сбоку выросли новые аппараты — тресты, синдикаты и проч.,— нельзя назвать, собственно говоря, ни сокращением, ни упрощением аппарата,— подводя итог, сказал Сталин.— Партия должна принять все меры к тому, чтобы заветы Ленина в этой области были проведены железной рукой».

Первыми почувствовали эту руку беспартийные. В наркоматах и центральных ведомствах на 1 марта 1923 года коммунистов было 8%, через год их доля возросла до 13%.

Но, несмотря на сокращение штатов, фонд заработной платы в наркоматах значительно вырос. В январе 1923 года он составлял 16 миллионов червонных рублей, а в декабре того же года — 33 миллиона! Зарплата служащего выросла на 72%.

В. В. Куйбышев, глава Центральной контрольной комиссии РКП(б), докладывал XIII съезду ВКП(б):

«Процент лиц, получающих спецставки, по отношению к общему числу сотрудников крайне высок, он достигает 30% и выше.

Средний размер спецставок большой.

В общем он колеблется от 200 до 500 рублей, а в отдельных исключительных случаях, которые нам пришлось наблюдать, он достигает 1500 рублей. Мы недавно наблюдали случай оплаты специалистов, и в том числе коммунистов, в правлении банка в сумме 1200 рублей в месяц. Конечно, этот коммунист привлечен к ответственности и понесет соответствующую кару. В некоторых наркоматах крайне высокие ставки, а в других чрезвычайно низкие… Мы постановили бороться за урегулирование спецставок».

ЦКК предложила ограничить количество специалистов, получающих спецставку, и установить потолок — она не должна быть выше 360 рублей в месяц.

«Наш обследователь констатировал,— продолжал В.В. Куйбышев,— что кредит на зарплату распространяется между центром и местами неравномерно. Наблюдается резкое колебание в оплате, падающей на работника в центре и на местах».

«Сокращение довели до пределов»

В 1923 году сократили Красную армию до 610 тысяч. Немного уменьшили штат и бюджет госбезопасности. В 1924 году была предпринята новая попытка урезать смету ОГПУ. На что Ф. Э. Дзержинский отправил в Политбюро ЦК РКП(б) служебную записку, в которой говорилось:

«Сокращение сметы ОГПУ на 5 мил. рублей после имевшего место в прошлом опер. году сокращения с 72 мил. до 59 — ставит нас в положение, когда мы не в состоянии будем выполнять возложенную на нас задачу. Сейчас внутреннее положение в смысле натиска всяких антисоветских и шпионских и бандитских сил — очень напряженное. Мы уже сокращение довели до пределов».

Особой головной болью для ЦК ВКП(б), ставшего, по сути, главным отделом кадров страны, была дороговизна кооперативного аппарата. А. А. Андреев, секретарь ЦК ВКП(б), возмущался с трибуны XIII съезда партии:

«Наша кооперация на одного своего служащего продает товаров в 5 раз меньше, чем частник…

Посмотрите на аппарат Центросоюза. На 1-е октября 1923 г. в нем числилось 3.046 чел., на 1-е марта 1924 г. он сократился немного — до 2.361 чел. Спрашивается: зачем столько сотрудников нужно Центросоюзу, зачем ему такой огромный дорогой аппарат, не лучше ли сократиться с тем, чтобы выходящие от него товары были дешевле?»

Работа местных ЕПО (единых потребительских обществ) подчас была бессмысленной и беспощадной.

«Вот вам Мордовское местное сельское ЕПО Рязанской губ.— продолжал А. А. Андреев.— Ежемесячный доход этого ЕПО выражается в 60–70 пудах хлеба. Расход по этому кооперативу равняется ежемесячно 110–115 пуд. хлеба. Сколько, вы бы думали, служащих в этом ЕПО? Казначей, бухгалтер, заведующий, приказчик, закупщик, председатель, сторож, контрольная комиссия — итого около 10 человек, около 10 ртов, которые едят кооперативный хлеб. Конечно, товарищи, может быть, это один из худших примеров, но если мы даже возьмем лучший случай, то и там дело обстоит из рук вон плохо в отношении дороговизны нашего кооперативного аппарата».

Промышленность и транспорт все еще были убыточными, так что по-прежнему на «содержание аппаратов» тратилась львиная доля того, что бралось у крестьянства. После очередного съезда, конференции или совещания брался курс на усовершенствование каких-либо учреждений, но каждый раз все происходило по накатанному.

«Непрерывно идут сокращения по службам, т. е. просто выкидывают людишек на улицу с тем, чтобы назавтра набрать новых по признаку знакомства»,— записал в дневнике в ноябре 1924 года литературовед и преподаватель Р. Ф. Куллэ.

Кремлевские мечтатели объясняли некачественность государственного аппарата чуждым социальным происхождением его сотрудников.

«Мы знаем,— говорил председатель ВСНХ СССР А. И. Рыков на II Всесоюзном съезде Советов в 1924 году,— что до сих пор этот советский аппарат отнюдь не всегда является инструментом диктатуры пролетариата… Мы можем провести постепенную замену оставшегося нам в наследство аппарата новым человеческим составом, вырабатывающимся и выдвигающимся снизу,— рабочими и крестьянами. В этих целях Союзное правительство обратило особое внимание на постановку дела подготовки красных спецов во всех отраслях. За последний год мы развернули очень широко сеть школ, высших школ, которые должны нам дать нашего молодого советского деятеля, советского чиновника. Только тогда, когда этот новый состав придет на место старого, спецевского состава, оставшегося нам в наследство, только тогда слово "советский чиновник" потеряет тот неприятный привкус, который он имеет до сих пор, и станет достойным званием».

А для того, чтобы с крестьян было удобнее брать на содержание «аппарата для обслуживания народных масс», их согнали в колхозы. Когда же возмужали красные спецы, начались «сокращения» 1937 года. Но это ничуть не изменило ситуацию. Попытки усовершенствовать, улучшить и сократить госаппарат в последующие десятилетия не прекращались. И результат всех этих усилий оставался неизменным.

Светлана Кузнецова