Корреспондент “Ъ” передает из Новой Таволжанки

В воскресенье белгородский поселок Новая Таволжанка оказался известен на весь мир: в нем несколько часов шел бой с зашедшей с территории Украины диверсионной группой. Корреспондент “Ъ” Александр Черных и фотограф Анатолий Жданов побывали на окраине поселка и обнаружили, что в его окрестностях активно идет артиллерийская дуэль — снаряды буквально свистели у журналистов над головой. Несмотря на это, в Новой Таволжанке остаются мирные жители. О том, почему они не уезжают,— в репортаже “Ъ”.

Как только в полдень воскресенья появились первые сообщения об украинской диверсионной группе в приграничном поселке Новая Таволжанка, мы с фотографом Анатолием Ждановым решаем ехать: «Если не пропустят, хоть дым на горизонте снимем». В холле белгородской гостиницы встречаем корреспондента «Лайфа» Андрея Тишина, договариваемся ехать вместе — все-таки безопаснее.

Прикидываем, что напрямую — через Шебекино — точно не вариант. В объезд ощутимо дольше, но шансы проскочить, наверное, выше. Так и получается: на двух блокпостах вооруженные люди внимательно проверяют документы, заглядывают в салон, в багажник — и пропускают дальше «на свой страх и риск». По дороге мы действительно снимаем столбы дыма на горизонте — где-то напротив Шебекино. Там же слышим первые раскаты артиллерии, пока еще далекие.

На въезде в Новую Таволжанку низко стелется плотный белый дым: горит массивный элеватор, рядом тлеет сухая трава в поле. Тяжело дышать, хочется кашлять. Пусто — ни людей, ни машин; сразу кажется, что невидимые наблюдатели смотрят именно на тебя. Постоянно бахают взрывы, уже громкие — значит, «прилетает» рядом. «Небо еще чистое, как назло,— хмурится Андрей.— С таким небом мы у любого дрона как на ладони». После очередного громкого взрыва я не выдерживаю: «Слушайте, как-то здесь злобно очень...» Коллеги соглашаются: «Не будем рисковать. Заезжаем, смотрим что-как и сразу уезжаем, не задерживаемся».

Размечтались. В первом же проулке мы видим людей — и идем к ним.

— Я сам в другом поселке живу, мы еще несколько дней назад уехали к родным подальше в область,— говорит седой мужчина.— А сейчас приехал дочь забрать. У нее три ротвейлера, она поэтому не хотела уезжать: некуда их девать.

— В пункты временного размещения берут и с собаками.

— Ну это с какими? С маленькими. А у нее они породистые, полтора-два года, здоровые уже. Вот пытались найти, куда их пристроить. Белгородский питомник уже переполненный, нам сказали. Удалось найти передержку где-то под Грайвороном — там тоже неспокойно, но лучше, чем здесь.

Из дома выходит молодая женщина, за ней выбегают три крупных пса. Они кружатся вокруг меня и обнюхивают бронежилет. «Ко мне, ко мне,— нервно командует им хозяйка.— Быстро в машину! Быстро!» Двое слушаются, а третий отбегает в сторону. Тут раздается громкий взрыв; пес прижимается к земле и дрожит.

— Хасан! Хасан! — женщина подбегает к нему, присаживается, гладит.— Хасан, пошли...

Еще один взрыв. Испуганный пес пытается сбежать, хозяйка хватает его за ошейник. Он упирается, вертится, выкручивая ей руки. «Хася, ну пошли, Хасенька,— женщина тащит его к машине.— Не бойся, бедненький! Поехали, поехали! Ты же тут не проживешь!» Пес снова припадает к земле и хозяйка, не выдержав, начинает плакать: «Хасик, ну поехали, ну пожалуйста!»

У соседнего дома на скамейке сидит пожилая женщина — именно таких рисуют иллюстраторы сказок про добрых бабушек. Седые волосы убраны в пучок, старые очки с толстыми линзами, уютная шерстяная кофта, черная юбка и яркие полосатые вязаные носки. У ног сидит маленькая дворняжка. Снова слышен звук взрыва; бабушка всхлипывает — говорит, что ей очень страшно.

— Почему же вы не уезжаете?

— Да куда мне ехать! — отмахивается она.— Некуда ехать!

— В Белгороде есть ПВР, я там вчера был, своими глазами видел. Там принимают людей, кормят, размещают потом по общежитиям,— рассказываю я. Но бабушка недоверчиво ворчит: «Куда ехать, как ехать...»

— Послушайте, поедемте с нами? — я оборачиваюсь на коллег, они кивают.— Как вас зовут?

— Лидия Алексеевна.

— Лидия Алексеевна, у нас есть место в машине. Давайте мы вас отвезем прямо до Белгорода.

Она начинает волноваться:

— В Белгород? А жить там на что? А пенсию как получить?

— Там в ПВР есть отделение пенсионной службы. Они выплачивают пенсию прямо на месте, я сам это видел. Поедемте, здесь ведь, правда, очень опасно оставаться.

— У нас у собаки ни ошейника нет, ни поводка...

— Там все вам дадут.

— И кот у нас еще есть...

— И кота возьмем.

Бабушка растерянно молчит. Потом качает головой:

— Это собираться надо. А у меня ничего не собрано. И документы нужны. И дед не собрался...

— Берите деда и поедете вместе.

— Сережа! — взволнованно зовет она.— Сережа, иди сюда.

Из дома выходит сухопарый пожилой мужчина. Молча встает рядом с женой.

— Уговаривают вот ехать...— всхлипывает она. Как будто жалуется. Мужчина вопросительно смотрит на нас, я хочу спокойно ему все объяснить, но тут раздается особенно громкий взрыв — и меня как будто прорывает:

— Ну вы видите вообще, что творится?! Поедем с нами, мы вас отвезем в Белгород, в ПВР. Там большой пункт размещения, там накормят, дадут место поспать. Там безопасно, туда с собакой можно. Чего вы будете здесь ждать, пока вас тут это... Поехали с нами, через два часа будете в Белгороде.

— А дальше что? — спокойно спрашивает мужчина.

— А дальше мы вас отвезем в ПВР. Там вас оформят...

— Ох, я по натуре одиночка,— всхлипывает бабушка.— Мне сложно с другими жить.

— А из ПВР вас направят в общежитие. Там переждете дня три, пока все не утихнет...

Меня заглушает очередной взрыв.

— За три дня это все не утихнет,— констатирует мужчина. Он поворачивается и уходит обратно в дом. А Лидия Алексеевна продолжает отнекиваться: «А вдруг я уеду — и тут все разграбят... А вдруг дом загорится, некому будет потушить. Тогда вообще на старости лет ни с чем останемся».

— Ну жизнь ведь дороже! — убеждает ее Андрей.

Тут раздается громкий резкий свист, мы с коллегами падаем в траву. В этот раз звук взрыва просто оглушает. Мы выжидаем несколько секунд, потом поднимаемся — нет, уже не в полный рост. Сидим на корточках и смотрим на Лидию Алексеевну. Она даже не сдвинулась со своей лавочки.

После такого близкого прилета мы хором уговариваем ее уехать. «Не хочу я,— всхлипывает она.— Не-не-не. Сегодня не. Если шо — потом позвоним главе, нас заберут-вывезут».

— Могут ведь уже и не приехать,— осторожно говорит Андрей.

— Ну нет, ну и бог с ними! — бабушка раздраженно машет на него рукой.— Буду в подвале сидеть, пока не сдохну. Куда я на старости лет... с моей пенсией только уезжать.

— Вас бесплатно же поселят,— напоминаю я. Но Лидия Алексеевна меня не слышит. И Андрея не слышит, и Толю — и даже взрывы. Она сидит на лавочке, раскачивается, теребит в руках очки и всхлипывает:

— Всю жизнь проработали, а пенсию получила девять тысяч. И сидим, считаем... Еще и забомбили теперь, вообще каюк. А труд адский на элеваторе был — и пыляга, и все такое, а всю жизнь там проработала. А он машинистом до сих пор там телепается, а у него уже 50 лет стажа. Хоть бы хлеба буханку принесли, больше нам ни-че-го не надо. Тут бы дожили жизнь. Помрем так помрем. Ладно... все будет нормально...

Именно в этот момент снова раздается звук взрыва — и она снова заводится:

— Чего вы... прямо я тут расстроилась с вами! А так-то ничего было, уже привыкли. Живая буду. И как я все побросаю? На меня оставили соседи сколько. Там наверху — и кабан, и собака, овчарка здоровая, и куры. И тут у Зойки и гуси, и куры, все на свете...

Взрыв.

— Хозяйство у людей! Жалко ж тоже.

— Это не стоит жизни,— убеждает ее Андрей.— Не стоит жизни. Жизнь — это самое дорогое, что есть.

— Да какая это жизнь! — перебивает Лидия Алексеевна. Ее лицо кривится, как у несчастного обиженного ребенка. Она всплескивает руками: — Ну какая это жизнь? Какая это жизнь? Как мы живем на старости лет?! Вроде бы налаживаться начало, а тут то банки какие-то (видимо, имеются в виду телефонные мошенники.— “Ъ”), то что-то еще...

Снова взрыв.

— А теперь вообще — шляться по чужим углам,— она всхлипывает…— А я на очереди на квартиру...

И еще взрыв.

— Этот дом на мамку оформлен был, я его и не оформляю, вы же видите — развалюха. 36 лет стою на очереди на квартиру в городе! Дед 50 лет проработал — и что получил? Что мне делать-то? По углам скитаться? Ничего не хочу!

Лидия Алексеевна часто и глубоко вздыхает. Ее душит обида на то, как несправедлива в итоге оказалась жизнь. Она снова повторяет про 36 лет рабочего стажа, говорит что-то про советскую власть, про «три инстанции», про то, что «куда ни пойдешь — все у них ничего нету». И заканчивает: «Никогда не просила, не требовала ни у кого ничего — и сейчас не буду! Просто хлеба, пожрать чего-то. Чтобы не умирать голодной смертью».

Мы сдаемся и перестаем уговаривать. Отдаем ей всю еду, что нашлась в машине. Постепенно Лидия Алексеевна успокаивается и обещает: «Если что, мы с дедом в подвале укроемся». Неожиданно к дому подъезжает легковушка, из нее выходит крепкий молодой мужчина. «Это Саша, сосед,— радуется бабушка.— Он нас всегда опекает, всегда помогает, лекарства привозит. Он молодец. Он наш ангел-хранитель». «Вам в Белгород? Давайте провожу вас, проедете быстрой дорогой»,— предлагает Александр. Мы соглашаемся. «Ангел-хранитель» мчит на полной скорости по грунтовкам, шоссе и дорожным развязкам, мы стараемся не отставать. Дым на горизонте напоминает, что здесь все еще очень опасно. Проезжаем пару совершенно пустых поселков; успеваю заметить, что придорожные кафе и заправки укреплены мешками с песком. Мчим дальше; над головой низко-низко пролетает военный вертолет, а мы продолжаем нестись по пустой дороге, не соблюдая никаких скоростных ограничений,— а затем наш «ангел-хранитель» резко тормозит. И мы дисциплинированно ждем, пока красный сигнал сменится на зеленый. Сейчас в Белгородской области граница мирной жизни проходит там, где люди еще обращают внимание на светофоры.

Александр Черных, Белгород—Новая Таволжанка