Как менялся образ Перми в литературе

Пермь не столь значимый на культурной карте России город, как Санкт-Петербург или Москва. Тем не менее город неоднократно становился героем литературных произведений. Мы изучили, как менялся образ Перми от XIX до XXI века.

Уездный город П

На скамейке на берегу Камы, в Перми, сидит 40-летний мужчина. Он меланхолично смотрит в сторону столицы и погружен в свои мысли. Это бывший государственный секретарь Российской империи Михаил Михайлович Сперанский, известный реформатор, когда-то второе лицо государства. Попав в опалу при дворе Александра I, в сентябре 1812 года высокопоставленный чиновник был отправлен в ссылку в провинциальный город Пермь, где провел почти два года.

Михаил Сперанский тяжело переживал «низвержение с Олимпа». В одном из своих писем он называл пребывание в Перми самым горестным из всех горестных приключений. Утешение бывший госсекретарь находил в религии, занимаясь переводом французского издания трактата католического монаха Фомы Кемпийского «О подражании Христу». Впрочем, граф завершил перевод уже после возвращения на госслужбу.

Представление о том, насколько глубоко провинциальным был губернский город Пермь в XIX веке, можно получить из разнообразных путевых заметок, очерков, дневников и писем. Так, Василий Немирович-Данченко (старший брат известного театрального режиссера Владимира Немировича-Данченко) в очерке «Кама и Урал» (1890 года) отмечает двойственность Перми. Он описывает красоту Камы и городской архитектуры: «Издали с палубы парохода город чрезвычайно красив… На высоком правом берегу Камы прежде всего обрисовались перед нами большие колокольни. Одна из них, по самой середине города, очень напоминает Симонову в Москве. Впереди зеленая чаша Любимовской заимки, налево — городские дома».

Вместе с тем ироничный автор не может обойти вниманием грязные городские улицы, «где городские франты кричат караул на середине площади», а пьяные купцы «находили себе не раз преждевременную могилу».

Литератор Павел Мельников в 1838 году, отправленный руководством Казанского университета в Пермь преподавать историю и статистику в местной гимназии, в своих очерках отмечал остающееся актуальным и в XXI веке несоответствие между городским планом и его воплощением: «Если вам случилось видеть план Перми — не судите по нему об этом городе: это только проект, проект, который едва ли когда-нибудь приведется в исполнение».

Пермский писатель и журналист Михаил Осоргин в воспоминаниях «Времена» также признает, что «родился в глубокой провинции», но радуется и гордится этим. В мемуарах писатель неоднократно описывает театральный сквер, учебу в гимназии, первые литературные опыты. Но самые поэтичные строки, пожалуй, посвящены Каме, где будущий писатель с детства проводил много времени в прогулках на лодке: «Река была для меня едва ли не большим, чем семья, чтение и даже мои литературные опыты, была моим счастьем и моей философией, всем тем, чем для страстного летчика должен быть воздух».

Среди других городских развлечений старой Перми Михаил Осоргин вспоминает лесные прогулки, катание на коньках в городском саду (у современного театра оперы и балета) и бильярд — игру «гимназистам воспрещенную». Бильярду «в маленьком кабачке у Левушки» литератор особенно благодарен, и признается, что эта игра спасла его «от иных, менее невинных юношеских развлечений, процветавших в затхлой гимназии провинциального города».

Не удивительно, что основными проводниками культуры в губернском городе, удаленном от Москвы и Петербурга, поначалу были ссыльные дворяне и интеллигенты. Так, высланный в Пермь участник польского восстания 1863 года Юзеф Пиотровский в 1876 году открывает в городе первый книжный магазин. Он располагался в доходном доме на пересечении Покровской (современная улица Ленина) и Сибирской улиц. Спустя более чем 100 лет, в 2000-е годы, именем мятежного поляка назовут первый (и пока единственный) в Перми независимый книжный магазин.

Считается, что провинциальная Пермь вдохновила Антона Чехова на создание одной из самых известных его пьес «Три сестры». Современный пермский краевед Владимир Гладышев полагает, что прототипами чеховских героинь могли быть основательницы первой в городе частной гимназии сестры Циммерман — Оттилия, Маргарита и Эвелина.

В пользу этой версии говорит то, что Антон Павлович был знаком с Пермью до написания пьесы. В городе писатель побывал в 1890 году по пути на Сахалин. Через десять лет в письме коллеге Максиму Горькому писатель сообщит, что написал пьесу, действие которой «происходит в провинциальном городе вроде Перми». Впрочем, ряд исследователей полагают, что пермские прототипы трех сестер — городская легенда и литературный миф. «Однако иногда мифы оказываются интереснее и увлекательнее реальных фактов. Для города они не менее важны, чем архитектура»,— считает доктор филологических наук, завкафедрой журналистики и массовых коммуникаций ПГНИУ Владимир Абашев.

Город будущего

В начале XX века в литературе возникает новый образ Перми — современного и просвещенного города. Во многом это связано с открытием здесь в 1916 году отделения Петроградского университета. Выражаясь в современных терминах, открытие университета стало одним из первых краудфандинговых проектов в России. Местный предприниматель и меценат Николай Мешков отдал под учебные аудитории ночлежный комплекс в стиле северного модерна, построенный на окраине города. А средства на содержание университета жертвовали представители городской общественности.

Новый университет наряду с городским театром становится одним из главных культурных центров Перми. «С каждым годом, с каждым днем все интереснее делается русская провинция, все шире открывается поле приложения труда и творчества. И в безграничности этих невспаханных полей Пермский край занимает одно из самых богатых и любопытных мест»,— пишет в репортаже с открытия университета Михаил Осоргин.

Вернувшись в Пермь после 14-летнего отсутствия, литератор удивляется, как сильно изменился город, который он знал с детства: «Перед Пермью, столицей Камы, открылись такие перспективы будущего расцвета, которых и учесть сейчас еще невозможно. Выгоднейшее положение на пересечении великого пути рельсового (Петроград — Владивосток) с путем водным (верховье Камы — Астрахань и Рыбинск), на границе России Европейской и Сибири, в районе уральских заводов, делает Пермь городом будущего».

Появление нового образа Перми фиксирует и поэт-футурист Василий Каменский, посвятивший стихи открытию в родном городе университета:

О Пермь, чудесная ты Пермь,
Еще недавно — медведи и кастет,
Невежество и тьма — а вот теперь
Пришел университет.
Трамвай-асфальт-канализация
И пристань всяких инородств —
Вот где цветет цивилизация
Во все пятнадцать пароходств!

В этом же стихотворении поэт называет себя «футур-эстетом» и «в Перми непризнанным пророком». Как и большинство футуристов, Василий Каменский был человеком ярким и эксцентричным, с широким кругом увлечений, от литературы и современной живописи до авиации, и не всегда находил понимание у земляков.

Так, в 1911 году он решил познакомить пермяков с авиацией и пытался организовать на городском ипподроме демонстрационные полеты на аэроплане «Блерио». Окончилось это не так удачно, как планировал литератор: аэроплан под его управлением зацепился за забор и упал на землю. Тем не менее этот день стал запоминающимся событием городской жизни. «Пермь впервые от сотворения мира увидела аэроплан. Собиралось много-много народу посмотреть на диковинку, иные просили разрешения пощупать, потрогать, понюхать»,— вспоминал в мемуарах Василий Каменский.

Позже, в 1928 году, уже при советской власти, Пермь посетил самый известный футурист страны Владимир Маяковский. Главный пролетарский поэт Союза выступил с лекциями и стихами в городской библиотеке (современная библиотека имени Пушкина) и в здании агрономического факультета Пермского университета (сейчас здесь располагается аграрно-технологический университет).

Интересно, что за три дня в Перми Владимир Владимирович сменил две гостиницы. Первая ему не понравилась, так как там не было любимого бильярда. Это обстоятельство расстроило поэта, и он, не раздумывая, переехал в гостиницу «Центральную» (бывшие «Королевские номера»), где мог с удовольствием проводить вечера за любимой игрой.

Юрятин

В том же 1916 году, когда в Перми появился университет, в небольшой заводской поселок Всеволодо-Вильва Соликамского уезда Пермской губернии, опасаясь призыва на военную службу, приезжает молодой литератор из Москвы. Спустя 40 лет этот молодой человек в романе «Доктор Живаго» создаст самый известный образ Перми в литературе XX века, еще через пару лет станет нобелевским лауреатом, но будет вынужден отказаться от премии.

Пока же Борис Пастернак работает в конторе управляющего Всеволодо-Вильвенскими заводами Бориса Збарского. Как отмечает Владимир Абашев, дом Збарских, где жил поэт и писатель, был настоящим «оазисом культурной жизни». А неспешный темп провинциальной жизни позволил Борису Пастернаку рефлексировать и заниматься музыкой, однако окончательный выбор он сделает в пользу литературы.

По служебным делам литератор бывал и в Перми. Позже в «Докторе Живаго» город будет описываться под именем Юрятин. Впервые писатель описывает город из окна поезда: «Там, верстах в трех от Развилья, на горе, более высокой, чем предместье, выступил большой город, окружной или губернский. Солнце придавало его краскам желтоватость, расстояние упрощало его линию. Он ярусами лепился на возвышенности, как гора Афон или скит пустынножителей на дешевой лубочной картине, дом на доме и улица над улицей, с большим собором посередине на макушке». Трудно не сопоставить это описание со Спасо-Преображенским кафедральным собором, расположенным между Камой и Монастырской улицей.

Среди других узнаваемых в Юрятине видов Перми — особняк Грибушина, где сейчас располагается Пермский научный центр УрО РАН («дом с фигурами») и городская библиотека имени Пушкина («юрятинская городская читальня»). В целом Пермь-Юрятин представлен в романе как провинциальный, но вместе с тем интеллигентный и самобытный город.

Почти Твин Пикс

Еще один знаковый образ Перми как мистического, мрачноватого, загадочного и непознаваемого места формируется в пермской андеграундной поэзии 1980–1990-х годов. Виталий Кальпиди сравнивает город с царством мертвых («Приди мне в голову, что Пермь — сродни аиду, что я почти Орфей, спускающийся в ад»). Поэт подчеркивает абсурдные противоречия города, его странность и инаковость:

Город с военными кличками улиц
и улиц матросовых и кошевых,
город с собесом для мертвых
и зорко хранящий живых,
город энергии для попаданья под дых,
город-мужчина, двусмысленно
названный: «наша красавица Пермь».

Этот город населен техническими сооружениями — инфернальными чудовищами, противостоящими человеку («Мост — пружина гудрона, и хобот, и хвост, хоровая капелла чешуйчатых шин»). Единственный шанс не потерять себя здесь — бросить городу вызов, вступить с ним в поединок («Пермь, посмотри на меня! Кто из нас более зряч?»).

Владимир Абашев считает, что формирующийся новый, мистический образ Перми — попытка противостоять официозным, газетным штампам («красавица Кама», «Пермь — порт пяти морей»), переоткрыть город заново, сделать его особенным местом.

В 2000-х годах эта традиция продолжится в прозе. В романе историка Леонида Юзефовича «Казароза» (2002 год) герои ведут расследование загадочного убийства певицы Зинаиды Казарозы в пермском клубе любителей международного языка эсперанто.

А в романе Дмитрия Скирюка «Блюз черной собаки» Пермь, подобно Твин Пиксу из одноименного сериала, представляется городом, полным загадок и сверхъестественных событий. Расследуя гибель молодого музыканта, пермский фотограф Жан погружается в мир местного андеграунда, где рок-музыка перемешана с шаманизмом и городскими легендами, а маргинальные на первый взгляд личности оказываются стихийными философами и носителями эзотерических знаний.

Андеграунд присутствует в романе и буквально. В одной из глав Жан сбегает из отделения полиции по тайным подземным тоннелям. В поисках выхода из лабиринта он размышляет над одним из вечных пермских вопросов: почему в городе нет метро?

«Что примечательно — Пермь, наверное, единственный в России город с миллионным населением, где нет своего метро. И это при его огромной протяженности и колоссальной перегруженности транспортной сети! Каких только отговорок не слышали жители: и дорого, мол, и нерентабельно, и почвы под нами, видите ли, непригодные — водные пласты кругом… Причина, скорее, кроется в ином. Просто метро давно построено, вернее, прорыты ходы. По слухам, за Камой, в Кировском районе, есть своя подземная сеть и даже целый подземный завод, о котором диггеры говорят только шепотом, с оглядкой».

В еще одной знаковой для Перми книге 2000-х — романе Алексея Иванова «Географ глобус пропил» происходит возвращение к классическому образу Перми — провинциального, но самобытного города. Писатель описывает жизнь спивающегося молодого интеллигента, учителя географии в школе вымышленного пермского микрорайона Речники Виктора Служкина. Он равнодушен к успеху и заработку, желая просто оставаться человеком, не совершать подлости и «жить как святой». Стремление Служкина сохранить человечность и достоинство приводит к тому, что в постсоветской провинции он оказывается непонятым, «лишним человеком», но при этом остается счастливым.

Действие городской части романа происходит в декорациях района на правом берегу Камы, вблизи судоремонтного завода: «Темнели неподвижные краны. Заводские корпуса были по случаю воскресенья тихие и скучные. Вдали у пирса стояла обойма „Ракет“, издалека похожих на свирели. В черной неподвижной воде затона среди желтых листьев отражалась круча берега с фигурной шкатулкой заводоуправления наверху». В этом описании узнается реальный пермский микрорайон Водники.

По словам Владимира Абашева, фаза активного формирования «литературной ауры» Перми к концу 2000-х несколько затухает. «В 2010-е тема Перми, ее тайн и неповторимости, кажется, потеряла актуальность у местных литераторов. Сегодня новым открытием города занимаются журналисты. Посмотрите, какую популярность приобрел жанр прогулки. Взять хотя бы нескончаемый цикл прогулок по городу поэта Ивана Козлова, или прогулки-перформансы Location, которые проводит театр оперы и балета. Думаю, дело и в том, что пришло время, когда Перми стоит перестать жить прошлым, зацикливаться на своей специфике, искусственно конструируемой неповторимости, а стать по-настоящему комфортным городом. Городом, где есть перспективы для развития, где жить интересно. Пока в этом отношении, мы, к сожалению, уступаем не только Москве и Санкт-Петербургу, но и Екатеринбургу, Новосибирску, Нижнему Новгороду».

Между театром и заводом

Кандидат социологических наук, заместитель декана философско-социологического факультета ПГНИУ Олег Лысенко считает, что последние 15–20 лет Пермь балансирует между двумя основными образами «город-завод» и «центр как центр культуры». «Мы наблюдаем некие качели, где эти образы сменяют друг друга в зависимости от предпочтения того или иного губернатора. Фестивали и экономические форумы сменяются инженерными, и наоборот»,— иронизирует господин Лысенко.

По словам эксперта, современный образ Перми формируется Пермской оперой, Театром-Театром, Пермской художественной галереей, музеем PERMM, киноцентром «Премьер», краеведческим музеем, театром «У Моста», Заводом Шпагина, Пермским домом народного творчества, университетами, книжным магазином «Пиотровский» и Центром городской культуры. «Важны и университеты, это площадки, на которых генерируются идеи и новые проекты. Кроме того, это „магниты“, способные привлечь в Пермь молодежь, в том числе перспективных ребят из других регионов, которые могут создать в городе что-то новое, оставить след в его культурной жизни»,— добавляет Олег Лысенко.

Из чего состоит Пермь

Олег Лысенко, кандидат социологических наук, замдекана философско-социологического факультета ПГНИУ:

— Пермь, как любой большой город, имеет разные проекции в разных слоях населения. Условно в городе можно выделить три целевые аудитории. У традиционной интеллигенции (5–10%) Пермь ассоциируется с пермским балетом, деревянной скульптурой в Пермской художественной галерее. В восприятии жителей городских окраин (20–30%), так или иначе связанных с городскими заводами, образы Перми носят маскулинный и милитаристский характер. Многие из респондентов в этой группе называли символом Перми памятник Уральскому добровольческому корпусу — танк Т-34 на постаменте на Сибирской. Самый популярный в этих слоях городской музей — Музей военной техники «Мотовилихинских заводов». Третья аудитория — продвинутые, современные, образованные горожане, условные «хипстеры» (15–20%). Они отличаются некоей «культурной всеядностью»: могут и выставку в PERMM посетить, и модную постановку в оперном, и индустриальным туризмом интересуются. Но больше всего их привлекают интерактивные мероприятия, на которых можно стать соучастником события. Быть пассивными потребителями культуры этим людям не так интересно.

Константин Кадочников